Яромира. Украденная княжна

Напрасно племянник не убил его. Побоялся, струсил. Ведь Боги проклинают тех, кто проливает родную кровь. Вот и Ивар не пролил. Выбросил в море, на потеху Ньёрду. Лишь о двух вещах не помыслил гаденыш: что обезумевшая девка рванет за конунгом следом. Да что Харальд сам правил драккаром, пока верный Вигг валялся после шторма, не в силах ходить. И правил конунг к берегу, намереваясь избавиться от племянника как можно скорее.

Вот так все и сложилось.

Харальд и Яромира выгребли к берегу, потому как оставалось до него совсем немного. А Ивар был слишком ослеплен своей лютой ненавистью и злобой, чтобы сесть да поразмыслить хорошенько. Да хоть на знаки поглядеть, указывающие, что земля близко. Но нет. Было некогда. Исходил желчной ревностью. Зарвавшийся щенок.

Очнувшись от тяжелых воспоминаний, что засасывали подобно трясине, Харальд взял бурдюк, который положил поближе к костру, чтобы согреть воду, и протянул его Яромире.

— Попей, — сказал он, и княжна жадно схватила его обеими ладонями, но вовремя смирила себя и сделала лишь один небольшой глоток.

Воду им следовало беречь.

Ивар велел скинуть конунга в море прямо, как был: одетого, в сапогах, с воинским поясом. Лишь забрал ножны с мечом. Себе вздумал оставить, щенок.

Потому и был у Харальда с собой и острый кинжал, и бурдюк с пресной водой, и кожаные мешочки с полезными вещицами.

— Ты тут посиди. Пригляди за костром, — мотнув головой, он повернулся к Яромире, у которой в глазах тотчас мелькнул ужас. — Я поищу, чем нам укрыться. Не на голых камнях же спать.

— Не ходи, — и сама не хотела говорить, а вырвалось. И прозвучало так тоскливо и жалостливо, что сжалось сердце.

— Не бойся, — мягко заговорил Харальд. — Нож твой, поди, при тебе?

Яромира быстро-быстро закивала и, повозившись, вытащила из-за пазухи ножны.

— Вот и славно, — он даже чуть улыбнулся. Склонился к ней и накрыл ладонями ее пальцы, впившиеся в рукоять. — Вот так держи и не уходи никуда, будь тут. Я скоро.

— Но там же ничего нет… — всхлипнула, закусив губу так, что та побелела. — Один голый берег.

— Там лес, дроттнинг, — конунг повел головой, принюхиваясь. — Чуешь? Пахнет лесом.

Княжна не чувствовала ничего. Но, вздохнув, смирилась и отодвинулась от Харальда к костру. Она долго смотрела ему в спину, пока он совсем не пропал из вида. Затем повернулась и стала глядеть на огонь. Вскоре вновь начала дрожать. От холода и от страха зуб на зуб не попадал. А вокруг огня все сильнее и сильнее сгущались тени.

Она не знала, сколько времени просидела на берегу в одиночестве, безучастно смотря сквозь языки пламени, пока ей не послышались знакомые шаги. Яромира вскочила мгновенно и бросилась к Харальду, который тащил за собой по камням охапку пушистых еловых веток. В нос и впрямь ударил запах хвои.

— Куда ты? — заворчал на нее конунг, когда она попыталась взять у него несколько веток. — Руки исколешь.

Так и не дал ей подсобить. Сам разбросал часть по мерзлой земле, приладив одну пушистую ветку поверх другой, чтобы не тянуло холодом, а часть оставил в сторону — ими станут укрываться. Мелкие палочки подкинул в костер, и пламя с жадным шипением поглотило иголки, выбросив в темное небо столп искр.

— Там пролесок вдалеке, — рассказал Харальд, отряхнув покрасневшие руки от иголок и с удовольствием протянув их поближе к огню. — Поутру туда пойдем.

Яромира подняла на него вопросительный взгляд. Она даже не знала, о чем спросить первым. В голове роилось множество вопросов, но каждый причинил бы конунгу боль. И потому она вновь опустила голову и принялась смотреть на костер.

— Ты что, оробела никак? — снасмешничал Харальд.

— Ты ведаешь, где мы? — выдохнула едва слышно.

— Ведаю, — он пожал плечами. — Я сам правил к берегу. Хотел выкинуть Ивара у ближайшего поселения… Но не поспел.

Яромира проследила взглядом за тем, как он стиснул тяжелые кулаки и опустил их на свои колени.

— Он обезумел, — прошептала она, с трудом сглотнув. — Повязал твоих людей, пока те не могли ходить; сговорился против тебя с такими же безумцами… И ради чего? Неужто он так сильно желал власти? Желал стать конунгом подобно тебе?

Харальд окинул ее долгим, задумчивым взглядом.

— Да, — отозвался он после долгого молчания. — Ивара погубило его вожделение.

Ночью Яромире приснился сон.

Она оказалась в неведомом месте, но было ей там тепло и спокойно. Она не мерзла и не голодала, и не болела ушибленная голова, и сорванная спина, и натруженные руки. И она ничего и никого не боялась, потому что чувствовала рядом с собой его. Он дарил ей ощущение покоя, и она тянулась к нему, словно глупый мотылек на пламя свечи, но совсем не страшилась обжечься, потому что знала, что он никогда ее не обидит. Во сне кто-то гладил ее по щеке. И сперва она мыслила, что ей показалось: настолько невесомым, осторожным и мягким было прикосновение.

Так не могут касаться загрубевшие руки воина, привыкшего держать меч и разить врагов.

Но кто-то все же погладил ее по щеке. Затем на мгновение, лишь на краткое мгновение, мимолетно провел ладонью по растрепанным волосам, заправил за ухо выбившиеся из косы пряди. Чужая рука на затылке ощущалась привычной, родной тяжестью. Не хотелось, чтобы она исчезала. Хотелось, чтобы гладила да гладила по макушке, бесконечно трепетно лаская.

Душа Яромиры пронзительно сжималась во сне от щемящей горечи и нежности, которыми было пронизано каждое прикосновение. Больше всего на свете ей хотелось схватить большую, широкую ладонь и, закрыв глаза, прижаться к ней щекой. Вжаться изо всех сил, чтобы обогреть, чтобы отогнать лютую тоску.

И чтобы эта ладонь уже никогда больше ее не отпустила.

Наутро Яромира проснулась с влажными ресницами и мокрыми щеками. Память вернулась к ней не сразу, и несколько кратких мгновений она еще нежилась в сладком воспоминании о том, что ей приснилось.

И тем больнее было окончательно проснуться.

Она резко вскинулась на нехитрой постели и вскочила, отбросив в сторону еловые ветви, которыми она укрывалась ночью.

Харальда нигде не было, но рядом по-прежнему тихонько потрескивал костер, и она увидела в нем новые, еще не прогоревшие до конца палки. Значит, конунг ушел совсем недавно.

Княжне вдруг сделалось стыдно. Харальд выполнял всю работу и за себя, и за нее. Он развел костер, он нарубил веток для их ночлега, он поддерживал огонь всю ночь и даже нынче нарочно подбросил побольше веток, чтобы пламя не погасло, пока она проснется…

А накануне он на собственном хребте вытащил ее из моря и доволок до берега, когда силы оставили ее в воде.

И после, уже на берегу, когда на нее вновь накатила липкая хмарь, Харальд вернул ей сознание.

Вылезать из теплого, уютного лежбища, которое она нагрела своим телом за ночь, не хотелось страшно. Но охватившая ее вина подстегнула Яромиру, и она резко взвилась на ноги. Голова тотчас закружилась, а желудок болезненно сжался от голода. Она не помнила, когда ела последний раз.