Яромира. Украденная княжна

Минула седмица, как они вернулись в терем после веча. Чеслава не ожидала, но жизнь устаканилась быстро. Она забрала к себе Даринку. А куда еще было девать девчушку, к которой она успела прикипеть? Вячко по-прежнему ночевал на лавке. Если рассудить, она могла бы сказать ему, чтобы ушел в терем, в клети, где жили кмети и гридни, у которых на Ладоге не было родни. Да и сам он мог бы давно покинуть ее крохотную избушку.

Но Вячко о таком не заикался даже, а она и не гнала.

— А со мной позабавишься, воительница? — от низкого забора раздался густой, малость насмешливый голос воеводы Буривоя, и Чеслава сердито лязгнула зубами.

Неторопливо она вложила меч в ножны, раскатала рукава рубахи, поправила повязку на лице, надела теплую свиту и лишь затем повернулась и пошла к воротам.

Воевода терпеливо дожидался ее, словно так оно и нужно было. У него за спиной перебирал копытами гнедой жеребец.

Хмыкнув, Вячко поманил Даринку, взял ее за ладошку и увел в избу. Потом вышел на крыльцо и притворился, что чистит на свету меч.

— Устала я, воевода, — хмуро отозвалась Чеслава, избегая смотреть на мужчину.

Он был выше ее ростом, и потому она буравила взглядом его шею. Первым, что она приметила еще очень давно, была его темная, багряная рубаха одинца*.

— А мне помстилось, устал тот кметь, которого ты загоняла. Малец аж с ног свалился, — добродушно пробасил Буривой, ничуть не обидевшись на холодное, неласковое приветствие.

— Он княжий кметь, а не малец! — Чеслава вскинулась, неведомо почему чувствуя себя задетой.

Да как смеет чужой воевода называть кметя, которого князь Ярослав в дружину взял, мальцом?!

— Не серчай, воительница, — Буривой примирительно поднял раскрытые ладони. — Устала так устала. Только вот князь в терем тебя зовет.

— Ты откуда ведаешь? — она недоверчиво прищурилась.

— Вернулся ваш воевода. Будимиром кличут. Князь Ярослав хочет с гридью говорить.

Чеслава пристально посмотрела на Буривоя. Отчего же ей всякий раз казалось, что он насмешничал над нею? Отчего ей хотелось поскорее уйти от него? Внутри себя она ощущала лишь смятение и даже будто бы боязнь. Она, храбрая воительница, носившая воинский пояс уже столько зим! И какой-то чужой, незваный воевода заставлял ее щеки вспыхивать румянцем?!

— И что же, князь Ярослав тебя послал мне его слова передать? Воеводу в избу к простому кметю? — она фыркнула, подбоченившись, и подалась вперед.

Руки Чеслава уперла в бока, ноги расставила пошире, чтобы смотреться более грозно.

— А я сам вызвался. Хотел поглядеть, как ты живешь, — Буривой с бесхитростной прямотой развел руками, и вновь она лишилась речи.

— Поглядел? — только и смогла вытолкнуть кое-как из себя.

— Поглядел, — довольно кивнул он.

Чеслава хлестнула по нему сердитым взглядом и сжала зубы. Все, довольно с нее! Не станет она больше с ним лясы точить. Круто развернувшись на каблуках сапог, она в два шага добралась до избы и забрала из сеней висевший на гвозде плащ. Поймав вопросительный взгляд Вячко, замялась, не зная, следует ли ему рассказать.

Да и как?..

— Воевода Будимир воротился, — Чеслава все же решилась, с несвойственной ей тревогой наблюдая, как дернулся у Вячко кадык, когда он с трудом сглотнул.

Хорошо еще отцом не назвала…

— Князь в тереме старшую гридь собирает.

— Мой черед в дозоре стоять ночью. Тогда приду, — ровным голосом отозвался кметь, глядя мимо нее совершенно стеклянными, заиндевевшими глазами.

Чеслава сглотнула горькую усмешку, потрепала его по плечу и вновь приоткрыла дверь в сени.

— Даринка! — позвала она. — Не балуй здесь и слушай Вячко!

Когда Чеслава обернулась, то к досаде своей увидала, что воевода Буривой никуда не ушел! Стоял, придерживая поводья, и гладил жеребца по морде. Злость взыграла в ней, и воительница сердито зашагала к забору. Оказавшись снаружи, она помыслила уже повернуть к терему, когда мужчина окликнул ее.

— Куда же ты? Залезай, я подсоблю.

Чеслава не поверила своим ушам. Буривой подвел к ней коня и кивком головы указал на седло. Он хотел, чтобы она ехала верхом?! А сам бы вел жеребца под уздцы?.. Он — воевода? И она — простой кметь ладожской дружины?!..

Воительница свирепо мотнула головой и спросила прямо и жестко, заглянув Буривою в глаза.

— Чего ты хочешь от меня, воевода?

Он сперва опешил, а потом, кажется, смутился самую малость. Ладонью поворошил побитые первой сединой волосы и посмотрел на нее, легко прищурившись. Потом пожал плечами, будто сдавался, и сказал просто.

— Глянулась ты мне. Разве ж это беда?

Чеслава едва не пошатнулась, да вовремя взяла себя в руки. В ушах у нее шумело, словно в разгар битвы огрели ее чем-то тяжелым по голове. Перед глазами мелькнули старые, давно забытые и погребенные в глубинах памяти воспоминания.

— Ты на меня хорошо поглядел, воевода? — процедила ядовито. — Может, ослеп ненароком?

Когда-то очень давно она уже произносила похожие слова. Никогда прежде Чеслава и помыслить не могла, что подобное повторится в ее жизни.

— У меня тоже шрамы есть. Хочешь покажу? — Буривой небрежно пожал плечами и принялся медленно распускать завязки рубахи под горлом.

— Нет! — воительница отшатнулась от него, густо покраснев.

В ушах по-прежнему шумело, и она развернулась, зашагала к терему, разбивая сапогами легкую, хрустящую корочку первого морозца, который покрыл землю. Чеслава услышала за спиной шаги, но запретила себе смотреть. До ворот она добралась так быстро, как никогда прежде. Вся запыхалась, раскраснелась пуще прежнего. Ее подгоняли и злость, и смущение.

На княжеском подворье было непривычно многолюдно. Уже седмица минула, а Чеслава всякий раз, словно в первый, дивилась, заметив кого-то из тех, кто пришел на Ладогу из Велеградского княжества просить крова и защиты.

Она не ведала, заставили ли князя передумать слова собственного сына, али тот с самого начала намеревался дозволить им остаться, но так и вышло. Люди попросили у Ярослава Мстиславича крова и защиты, и он их дал. Велел каждого пристроить к делу, которое было по силам. Ладога готовилась к тяжелой зиме и непростой войне, и все должны были внести свою часть. И потому старики, женщины и дети разгребали пепелище от сожженных житниц, таскали из леса хворост и бревна, мастерили наконечники для стрел, плели веревки, штопали портки и рубахи кметям из дружины.

Чеславу о том, что она мыслит, никто не спрашивал, и потому она свое разумение держала при себе. Она не княжич, в конце концов. Хотя и ему отец не дал спуска за дерзкие речи, прозвучавшие в гриднице…

Заметив на крыльце княгиню Звениславу, воительница направилась туда. Лучше подле нее постоит, чем будет дожидаться князя среди кметей. И нет, вовсе она не струсила, и вовсе не намерена прятаться за юбкой Звениславы Вышатовны, не желая больше говорить с воеводой Буривоем.

Но, вестимо, такой уж выдался день. Потому что на половине пути ее, чуть придержав за локоть, остановил воевода Будимир.