Яромира. Украденная княжна

Князь Ладожский VI

— Господин! — к нему на всем скаку приближался дозорный. — Господин, едут посланники от конунга Рюрика!

Ярослав, стиснув поводья, чуть натянул их, заставив жеребца замедлиться. Вокруг него и пытавшегося отдышаться кметя кругами по воде разошлись удивленные, пока еще сдержанные шепотки.

— Очухался, наконец, — пробормотал сквозь зубы Будимир, ехавший чуть позади князя.

Сразу после раздался довольный смешок Стемида. И даже черноводский воевода Буривой сдержанно ухмыльнулся.

— Ну, коли едут, потолкую с ними, — сказал Ярослав, всматриваясь в простиравшуюся перед ним бескрайнюю равнину.

— А кто едет-то? — спросил у принесшего весть кметя Стемид.

Тот замялся и покаянно развел руками.

— Да я как-то не углядел… Только знамя ихнее признал. С трезубцем которое.

Воевода закатил глаза и несильно треснул дозорного по шее.

— Не позорься в другой раз, сперва разберись во всем, а уж после рот раскрывай! — сказал ему наставительно и махнул рукой, велев скрыться прочь с глаз.

Ярослав усмехнулся, поглядев в спину раскрасневшемуся, раздосадованному кметю.

— Что, Мстиславич, как мыслишь, отчего Рюрик поговорить с тобой возжелал? — Стемид тронул пятками коня, чтобы поравняться с князем.

Начавшиеся было вокруг них разговоры стихли. Все прислушивались к тому, что намеревался сказать Ярослав.

Тот пожал плечами.

— Вестимо, отчего. Донесли ему, наконец, добрые люди про Харальда Сурового.

— Не поверю, что от такой малости Рюрик переменился, — буркнул Будимир.

— Харальд Суровый убил его брата с частью дружины. Сжег его драккар. Ко мне примкнул, чтобы против Рюрика пойти. И перекроет ему уход из Нового Града в море. Есть, от чего перемениться, — князь усмехнулся.

И оказался прав.

В тот день Ярослав велел остановить войско и разбить лагерь раньше, чем обычно, задолго до темноты. Он не хотел встречаться с посланниками конунга Рюрика, кем бы они ни были, в дороге. Он хотел, чтобы те сами притекли к нему, пока он будет наслаждаться костром и горячим питьем.

Так и случилось.

Также вопреки обыкновению, к своему костру Ярослав созвал всех воевод: Будимира, Стемида и Буривоя. Пригласил родича Желана Некрасовича и Чеславу, которую ценил и ставил выше многих сотников, пусть никогда и не сможет назвать ее в их числе. Там же подле отца крутился и княжич. Крутояр следил за огнем, подбрасывал в костер поленья, подливал всем питье, приносил чарки и плошки, коли была нужда.

Когда звонкий рог возвестил о том, что к лагерю приближались чужаки, Ярослав и старшая гридь как раз закончили трапезничать. Сидели сытые и разморенные. Не самое доброе время, чтобы лаяться с посланниками Рюрика, но князь потому и звался князем, что делал многие вещи, которые никто не хотел али не смог бы.

К костру люди конунга Рюрика прошли сквозь плотную толпу из воев, которых возглавлял князь Ярослав. Это он сделал также нарочно, желая показать, что за ним стоит немалая сила. И что одолеть их будет ой как непросто.

Желая уважить даже своего врага, Ярослав поднялся на ноги, чтобы их встретить, и вся его гридь встала следом.

Рюрик отправил две дюжины людей: немного, но и немало.

В мужчине, который возглавлял отряд из Нового Града, князь сразу же признал второго брата конунга. Его настоящего имени он не знал, но в их краях его прозвали Синеусом, и даже в опустившихся на землю вечерних сумерках и при неярких отблесках костра Ярослав уверился, что люди не врали. Брат Рюрика и впрямь синил концы длинных, полностью седых усов*.

Вид Синеуса был грозен и внушителен: крепкое телосложение, широкие плечи и массивные руки, привычные к тяжелому молоту. Носил он длинный кафтан из шерсти, подбитый мехом, с металлическими бляшками в области плеч и груди. На поясе висели длинный нож и огромный, тяжелый даже по виду молот.

Князь и Синеус долгое время молчали, разглядывая друг друга без стеснения и утайки. Оба были добрыми воинами и понимали, когда встречали на своем пути противника, равного по силе.

Ярослав заговорил первым. Усмехнулся уголками рта, посмотрел Синеусу за спину, прошелся взглядом по молчаливым воинам, застывшим позади него, и сказал на его языке.

— Я бы пригласил тебя разделить трапезу, да только у нас не едят с теми, кого намереваются убить.

Что-то промелькнуло в светлых, ледяных, словно море, глазах Синеуса, и он громко рассмеялся, не чураясь никого и ничего.

— А правду про тебя говорят, конунг Ярислейв! — пробасил тот едва ли не весело, словно говорил с добрым приятелем после долгой разлуки. — Да я и сам бы не отведал твоего пива, — добавил он традиционные, обрядовые слова своего народа.

Ярослав хмыкнул. Вот и славно.

Он чувствовал спиной любопытные взгляды своих людей. Не все они разумели на языке Синеуса, не все понимали, о чем говорил князь с чужаком. Он потом им растолкует.

— И зачем же конунг Рюрик отправил ко мне своего брата? — спросил ровным голосом.

Так сходу и не заметить в вопросе издевку.

Чужой воевода заметил. И грозно свел на переносице брови, побитые сединой.

— Мой брат хочет предложить тебе разойтись миром, — сказал он гораздо жестче, чем пару мгновений назад. — Земли тут достаточно, мы сможем ее поделить.

— Нашей земли, — шелковым голосом заметил Ярослав и скрестил на груди руки, заставив рубаху туго натянуться на плечах. — Нашей.

— Мой народ говорит: земля та, кто первый ее займет. И сможет потом удержать. Люди в Хольмграде* не смогли, когда мы пришли.

Впервые за все время Ярослав почувствовал, как в груди заклокотал гнев. Он не позволил себе осердиться, не позволил нахмуриться. До него донеслась тихая, сдержанная ругань тех, кто понимал, о чем говорил Синеус. Он чуть повернул голову, поглядев себе за спину, и с удивлением приметил, что даже его сын стискивал кулаки и стоял, вытянувшись тугой тетивой.

— Довольно нам попусту чесать языками, — сказал князь. — Говори, что хочет Рюрик. И что он возьмет взамен.

Синеус сверкнул взглядом и довольно усмехнулся.

— Для начала мой брат хочет голову недоноска Харальда, по чьему-то скудоумию прозванного Суровым. Да и я, признаться, не откажусь свернуть шею тому, кто убил нашего брата, — проревел он хлеще раненого медведя.

Его слова сочились темной, лютой ненавистью.

Ярослав вспомнил, что говорили про трех вождей, захвативших Новый Град: родные братья, они всегда были неразлучны и воевали вместе с малых лет. Вестимо, когда одного из них убили, двое других почувствовали себя так, словно и сами лишились части тела. Словно отрубили обоим правую руку.