Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

эпоху могутъ складываться заговоры, очень похожіе на древнія языческія заклятія, „не потому, что повторяютъ ихъ въ новой форм, а вслдствіе самостоятельнаго воспроизведенія миическаго процесса на христіанской почв“¹). „Основная форма заговора была такая же двучленная, стихотворная или смшанная съ прозаическими партіями… призывалось божество, демоническая сила, на помощь человку; когда то это божество или демонъ совершили чудесное исцленіе, спасли или оградили; какое-нибудь ихъ дйствіе напоминалось типически… — а во второмъ член параллели являлся человкъ, жаждущій такого же чуда“²). Въ связи съ теоріей, которой держался Веселовскій при объясненіи произведеній народного творчества, онъ даетъ объясненіе нкоторымъ образамъ, встрчающимся и въ заговорахъ. Таковы „чудесное древо“ и „латырь-камень“. Ученый ихъ возводитъ къ христіанскимъ символамъ. Чудесное древо — крестъ Господень; латырь-олтарь. Въ „Разысканіяхъ въ области русскаго духовнаго стиха“ онъ касается „молитвы Сисинія“ и возводитъ заговоры отъ трясавицъ къ греческому первоисточнику, къ сказанію о демоническомъ существ Гилло³).

Продолжилъ изслдованіе Сисиніевыхъ молитвъ М. Соколовъ⁴). Въ первой своей стать о змевикахъ⁵) онъ соглашается съ мнніемъ Мансветова, возводящимъ заклинанія противъ демоновъ болзней къ халдейскимъ источникамъ и ставящимъ ихъ въ связь съ астральнымъ культомъ⁶). Во второй стать о тхъ же амулетахъ⁷), особенно интересной для изучающихъ заговоры, онъ снова повторяетъ то же мнніе и приводитъ рядъ цнныхъ параллелей между заговорами русскими и греческими заклинаніями,

33

устанавливая между ними связь¹). Выводъ, къ какому приходитъ изслдователь, слдующій. „Славянскіе тексты заклинаній и молитвъ восходятъ къ греческимъ оригиналамъ; такіе народные молитвенники и требники, въ которыхъ встрчаются интересующія насъ заклинанія, существуютъ какъ у славянъ, такъ и у грековъ, и отъ послднихъ черезъ переводы перешли къ первымъ. Въ свою очередь для самыхъ греческихъ текстовъ заклинаній въ молитвенникахъ и требникахъ находятся прототипы или параллели въ египетскихъ магическихъ папирусахъ эпохи синкретизма, когда не только въ религіозныхъ и философскихъ системахъ, но и въ суевріяхъ происходило соединеніе языческихъ — греко-римскихъ, египетскихъ и восточныхъ съ іудейскими и христіанскими“²).

Новый вкладъ въ изученіе заклинаній по пути, намченному Мансветовымъ, Веселовскимъ и Соколовымъ, длаетъ Алмазовъ своимъ изслдованіемъ о врачебныхъ молитвахъ³). Онъ также разыскиваетъ греческіе источники для русскихъ заклинаній и молитвъ-заговоровъ, помещавшихся въ требникахъ. Такимъ образомъ опредленно намчается новый путь изслдованія заговоровъ — изслдованіе ихъ въ связи съ церковной книжностью, а вмст съ этимъ явилась и потребность искать ихъ родины на юг. Въ послднее время появилась работа Мансикка того же направленія. Серіозное сравнительное изслдованіе памятниковъ начинаетъ разрушать воздушные замки „археологическихъ романтиковъ“ и въ этой области, какъ уже разрушило въ другихъ. Послднимъ отголоскомъ миологизма является статья Барсова.

Барсовъ, считая заклинанія вышедшими „изъ самаго, такъ сказать, нутра русскаго духа“, продуктомъ вполн самобытнымъ, ищетъ въ нихъ отраженія народнаго міросозерцанія⁴). Съ одной стороны, онъ, какъ миологъ, находитъ въ заговорахъ миологическія существа („царь Осинило“,

34

„Сини“, сынъ бабы-Яги), съ другой — отраженіе взглядовъ русскаго человка на западную культуру¹). Въ связи любовныхъ заговоровъ съ „синимъ моремъ“ и островомъ „Буяномъ“ онъ видитъ указаніе на то, что русскіе въ любовныхъ своихъ идеалахъ тяготли къ Западу, прочь отъ Домостроя къ Боккачіо²). Самый островъ „Буянъ“ — островъ свободныхъ любовныхъ похожденій. Названіе его стоитъ въ связи съ выраженіемъ „страсть обуяла“, „обуяла похоть“³).

Вскор посл статьи Барсова появилась работа Вс. Миллера⁴). Авторъ снова подымаетъ вопросъ о связи современныхъ заговоровъ съ древними ассирійскими. Онъ проводитъ рядъ параллелей между ними. Указываетъ ихъ въ магическихъ пріемахъ, въ магическихъ числахъ, времени совершенія заклятій, въ самыхъ формулахъ заклинаній. Но ршительнаго мннія о сродств не высказываетъ. Можетъ быть, говоритъ онъ, все это сходство объясняется одинаковыми для всхъ психологическими законами. Однако въ нкоторыхъ случаяхъ наличность такого сродства, по его мннію, несомннна⁵).

Самымъ крупнымъ изъ русскихъ изслдованій заговоровъ является трудъ Ветухова⁶). Но онъ не вноситъ ничего новаго въ освщеніе и разъясненіе интересующаго насъ вопроса и въ значительной степени представляетъ компиляцію. Авторъ самъ заявляетъ, что цль его работы — „лишь попытка добытые… предшественниками результаты изслдованій перевести на языкъ современной научной мысли“⁷), и общаетъ при этомъ держаться главнымъ образомъ направленія, представленнаго Потебней⁸). По его мннію,

35

при изслдованіи заговоровъ, „надо искать не эпоху, когда они народились, а опредлить т условія, при которыхъ они вообще легко создаются и живутъ привольно“¹). Корень происхожденія заговора изслдователь видитъ въ анимизм²). Все одушевлено. Каждая вещь и даже отдльная часть человка ведутъ свою особую жизнь³). Отсюда — вра въ двойниковъ и такія сопоставленія: я и моя голова; я и моя слюна; я и моя доля; и поздне, я и мое слово⁴). Болзнь понимается, какъ вселившійся злой духъ⁵). Вотъ почва для пользованія заговоромъ⁶). „Стоя твердо на изложенной выше теоріи, по которой все въ мір иметъ своего духа, своего двойника, что болзнь есть слдствіе воздйствій злого духа, — естественне всего было ршить, что голосъ, рчь, эхо — это все проявленія того же духа… Отсюда становится понятнымъ, въ какую могучую силу должно было разростись слово, какъ орудіе вліянія злыхъ духовъ на людей: если уже слово человка оказывало удивительное вліяніе на окружающихъ, какая же мощь предполагалась въ звукахъ, въ голос духа!“⁷). Слово матеріально. „Этотъ предметъ, эта вещь — слово — получило въ ряду… наблюденій, разсказовъ и преданій значеніе чего-то отдльно существующаго“⁸). Дале Ветуховъ обращаетъ вниманіе на значеніе гипнотизма, внушенія, при заговорахъ. Мысль, также высказанная за нсколько десятилтій до него. „Самые пріемы для достиженія гипноза“, говоритъ онъ, „очень близки, въ основ почти тождественны съ тми, что употребляются при заговорахъ“⁹). Таковы „т благопріятныя условія, та почва уготованная, на которой ему (заговору) расти привольно“¹⁰). Переходя къ формальной

36

сторон заговора, авторъ признаетъ установившееся мнніе о томъ, что главная и первоначальная формула — двучленное сравненіе. Эта часть труда уже сплошная компиляція и состоитъ изъ длиннаго ряда выписокъ изъ статьи Веселовскаго „Психологическій параллелизмъ“, которыя онъ заканчиваетъ слдующими словами: „Этой стороной жизни параллелизма въ значительной мр раскрывается и жизнь, хронологическій, послдовательный ростъ заговора, во многихъ случаяхъ — разновидности параллелизма“¹). Главную заслугу изслдователя приходится видть въ объединеніи въ одномъ сборник громаднаго матеріала текстовъ, разсянныхъ въ русской литератур. Но и здсь возникаетъ вопросъ: зачмъ перепечатывались заговоры изъ такихъ крупныхъ и общеизвстныхъ сборниковъ, какъ, напр. — Майкова, Романова и Ефименко? Если авторъ хотлъ создать что-то въ род всеобъемлющей энциклопедіи заговоровъ, то онъ этого не достигъ. Если же у него не было этой цли, то не было и надобности длать безконечныя перепечатки изъ сборниковъ, по богатству и расположенію матеріала стоящихъ вовсе не ниже новаго сборника. Такой пріемъ только замедляетъ работу изслдователя, которому приходится просматривать по нскольку разъ одно и то же. Кром того, такое ограниченіе матеріала сборника, на которое указываетъ самое его названіе „Заговоры… основанные на вр въ силу слова“, длаетъ пользованіе имъ до нкоторой степени неудобнымъ. При заговорахъ должны приводиться и сопровождающіе ихъ обряды. Еще Крушевскій отмтилъ, что „въ большей части случаевъ дйствія вмст съ нкоторыми словами заговора составляютъ сущность послдняго и потому не могутъ быть разсматриваемы отдльно отъ заговора“²). А, слдовательно, и обратно. Какъ важно знаніе этихъ пріемовъ для правильнаго пониманія заговоровъ, мы еще увидимъ. Разсянныя тутъ и тамъ по сборнику замчанія автора показываютъ, что онъ искалъ въ современныхъ заговорахъ боле древней, дохристіанской

37

основы. По его мннію, ране должна была существовать форма, которая потомъ восприняла христіанское содержаніе. Такъ, напр., онъ смотритъ на заговоры отъ лихорадки, отъ шалу.

Въ послдніе годы появились статьи о заговорахъ Е. Елеонской. Одна статья посвящена заговорамъ и колдовству на Руси въ XVII и XVIII столтіяхъ и написана на основаніи данныхъ Московскаго Архива М. Юстиціи¹). Сообщаются интересныя историческія данныя, но, къ сожалніе, довольно скудныя. „Судить о точномъ содержаніи заговоровъ по судебнымъ бумагамъ трудно, такъ какъ подлинники въ большинств случаевъ сжигались, и сохранялось лишь ихъ краткое изложеніе или обозначеніе, сдланное дьяками“²).

Все-таки авторъ находитъ, что сохранившіеся въ судебныхъ бумагахъ письменные заговоры, по сравненію съ устными заговорами, отличаются сложностью и носятъ явные слды обработки и книжнаго вліянія³).

Другая статья касается конструкціи заговоровъ⁴). Основною заговорной формулой Е. Елеонская считаетъ приказаніе, которое „осложняется съ вншней, такъ сказать, стилистической стороны, сравнительными реченіями, посторонними картинами, указаніями на существа сильнйшія. Появленіе такихъ осложненій можно объяснить желаніемъ усилить даваемое приказаніе“⁵). Авторъ находитъ сходство въ типичныхъ комбинаціяхъ плана сказокъ и плана заговоровъ. По его мннію, напримръ, заговоры блорусскіе „представляютъ собою не что иное, какъ вынутые изъ сказки эпизоды, къ послднимъ и прикрпленъ тотъ или другой заговоръ“⁶). Причины подобнаго совпаденія