Застава, к бою!

Тем не менее службу мы сегодня несли особенно внимательно и чутко.

Таран выставил несколько секретов на вероятном пути следования противника. Остальные наряды должны были, при выходе на Границу, двигаться только с применением мер маскировки. При малейшем намеке не пересечения Пянджа, предполагалось подать сигнал на заставу и организованно отходить к Шамабаду, чтобы присоединиться к обороняющимся.

Танкисты, сидевшие на заставе, сегодня дежурили у своих танков. Таран с Жуковым рассудили, что если атака случится, бронемашины должны быть уже наготове и прикрыть занимающих укреп пограничников.

А вот задача нашего наряда была иной. Мы должны были уйти в засаду.

Клим поведал, что Мухтаар говорил ему — девчонка будет ждать Вавилова у Волчьего камня.

Именно там, у Волчьего камня я участвовал в «операции» капитана Сорокина и «познакомился» с сыном Юсуфзы Аллах-Дадом.

Наша задача была проста: устроить засаду и посмотреть, приведут ли духи девчонку. А дальше действовать согласно обстоятельствам.

А вот чтобы у душманья был повод и правда ее привести, Таран придумал хитрый план с имитацией пожара на Шамабаде.

Несколько бочек, наполненных мазутом, должны были поджечь ночью, чтобы над заставой взвился столб дыма. Это должно было создать видимость того, что Клим Вавилов выполнил свою часть договора.

А вот, выполнят ли душманы свою — это уже предстояло выяснить нашему наряду.

Таран отправлял в засаду отделение пограничников. Пятеро из них были с Шамабада, остальные — стрелки с резервной заставы отряда. Вести нас должен был Черепанов.

— Здорова, Саша. Ты же, Саша, да?

Подошел ко мне старший сержант Вова, фамилии которого я не знал. У Вовы были острые скулы и узковатая челюсть. Такой же острый нос и тонкие губы. Глаза тоже были узковатыми. А еще маленькими. Белые его волосы светлым ежиком топорщились на голове, и от этого он казался каким-то лысым.

Вова перехватил меня, когда я шел с питомника после чистки Булата.

— Здорова, — ответил я суховато. — Саша, да. А ты?

— Владимир. Владимир Паулускус, — сказал Вова таким тоном, будто хвастался именем, — командир стрелкового отделения.

Ребята из резервной роты были у нас совсем недавно, и почти ни с кем из них я не общался. Времени не было. Служба. Потому я искренне не понимал, чего от меня хотел Паулускус.

Старший сержант говорил приветливо. Тон его был вполне беззлобным. Однако взгляд… Взгляд оставался несколько неприязненным. Вова смотрел на меня как-то свысока. Я сразу понял это, стоило только посмотреть ему в маленькие глазки.

— Ты ведь солдат первого года службы, так? — Спросил он.

— А что, в этом есть проблема? — Приподнял я бровь вопросительно.

Паулускус помолчал немного, потом, наконец, заговорил:

— По правде сказать — да. В засаду обычно старики ходят. Молодым там не место. Потому мне и интересно стало, зачем это старший лейтенант Таран тебя к нам засунул. Мне кажется, это не дело.

— Когда, кажется, креститься надо, — пожал я плечами и пошел было по своим делам.

— Стой. Старший по званию с тобой еще недоговорил! — Бросил мне вслед Паулускус.

— Сержантам вредно выделываться при младших по званию, — я даже не оглянулся на него, — особенно званием «козырять».

— Ты молодой солдат, — сказал Паулускус, — еще и года не отслужил. Уж не знаю, как ты умудрился дослужиться до младшего сержанта, но такое бывает, только когда боец — карьерист. А я карьеристов на дух не переношу и ни капли им не доверяю!

Я, наконец, обернулся к Вове Паулускусу. Наградил его суровым взглядом.

— Карьерист, не карьерист, — начал я. — можешь считать, как тебе нравится. Но моя служба тебя не касается. Точка. Твоего мнения, сержантик, тут никто не спрашивает.

— Сержантик? Да ты, боец, обурел! — Зло выдал Паулускус.

Однако видя, что его «наезд» меня ни капли не впечатлил, торопливо добавил:

— Да как ты не поймешь? Там, может, случится бой, — выступил на шаг вперед Паулускус, — вполне себе настоящий бой, Селихов. И в таком бою, в условиях, когда мы будим сами за себя, молодому места нету.

— Можешь изложить свои претензии товарищу старшему лейтенанту Тарану, — сказал я холодновато, — поспрашивать его обо мне поподробнее. Тогда и посмотрим, куда он тебя пошлет. Скорее всего, туда же, куда и я.

— Чего? — Удивился Паулускус.

— Того. Нечего по незнанию лезть в чужой монастырь со своими правилами. Потому, Вова, иди-ка ты в баню со своими претензиями.

* * *

— Тоже мне, умник… — Ругаясь себе под нос, Паулускус пошел прочь от питомника.

Отделение его должно было сидеть на заставе всего несколько суток, а потому ночевали они кто в БТР, кто в палатках, а кто прямо в укрепрайоне. Только принимать пищу ходили на заставу.

Паулускус подошел к своим, плюнул себе под сапоги и сел прямо на мешки капонира, в котором покоилась его бронемашина.

— Ты че, Вовка, горюешь сидишь? — Высунулся из люка мехвод Владик Хворостинин. — Че тебе опять не так?

— А че мне не так? — Мрачно глянул на него Паулускус. — Да все так.

— Врешь, сержант. Чего я, не знаю, что ль тебя? Рассказывай уж, чего ходил к ним на заставу?

Паулускус осмотрелся, нет ли кого еще из его парней поблизости. Потом вздохнул.

— Да душа у меня не на месте. А вдруг правда бой нынче будет?

— А может, и будет, — пожал узковатыми плечами Хворостинин. — Ну и что с того? Мало ли боев нынче бывает?

— Да предчувствие у меня дурное, — признался старший сержант. — Будто кошки на душе скребут. Будто сегодня в наряде у нас случится беда.

Хворостинин задумался. Потом поднапрягся и выкарабкался из люка, перешагнул с брони на землю.

— Ну, тут, я б сказал, — продолжил улыбчивый мехвод, — это нормальная ситуация. Бог знает, придут сегодня эти духи, или нет. Вот все и ходят нервные, как черти. Вон, Мишка Северин уже трижды с Мухиным ругались. Вот и немудрено, что и ты сам не свой ходишь.