Застава, к бою!

Только офицерский танк, убранный с поля вблизи заставы, был скрыт где-то в темноте, над Шамабадом и укрепом. Он отвечал редкими залпами на минометный огонь противника.

Пока мы добирались до заставы, по нам попытались открыть огонь из пулемета. Должно быть, то работал ПКМ. Кое-что из оружия «потяжелее» духи все же умудрились переправить через реку. Наверное, несли с собой.

Раздался треск очереди. Трассеры замерцали над головой. Стрелок бил, наводясь по нашим едва видимым теням.

Мы вшестером, во главе с Черепановым, залегли на полпути к заставе. Нарыв с частью отделения собачников следовал немного позади, и они тоже, все как один, припали к земле.

К счастью, один из танков быстро подавил пулеметную точку противника, расположенную слишком низко, чтобы обстреливать всю заставу с господствующей высоты.

Таран озаботился тем, чтобы на высотах, с которых Шамабад обстреляли в прошлый раз из пулеметов и минометов, невозможно было устроиться вражеским пулеметчикам и артиллеристам.

Еще позавчера, на тропах к обоим возвышенностям установили МЗП, а подходы к таким удачным стрелковым позициям заминировали.

Конечно, расположение заставы сейчас играло против нее самой. Все потому, что Шамабад стоял в низине, почти у самого берега Пянджа. С одной стороны, так застава являлась непосредственным опорным пунктом при обороне Государственной границы, а с другой, противник мог занять господствующую высоту и атаковать ее. Потому приходилось за такими вещами следить.

В прошлый раз внезапность врага не позволила Тарану предусмотреть такую необходимость. А вот в этот… В этот он озаботился.

Первым, что нам бросилось в глаза, когда мы вошли во двор Шамабада, была большая воронка от мины, раскинувшаяся прямо посреди двора.

Осколками посекло близлежащие постройки, а курилку-беседку и вовсе будто ветром сдуло.

Однако грустить о всеми любимой курилке, где вечерами велись задушевные разговоры, было некогда.

Черепанов повел нас дальше, к широкому дувалу, что ограждало заставу спереди. Там собрались бойцы.

Несколько групп стрелков заняли позиции за не очень высокой, но широкой и толстой стеной дувала, в которой, тут и там, зияли отверстия бойниц.

Другие погранцы сидели за зданием самой заставы, прятались за складом и конюшней, прикрывая фланги. С конюшни, к слову, всех лошадей увели в ближайший кишлак еще вчера. Оставили на доверенных людей.

Черепанов повел нас к Тарану, что сидел вместе с Пуганьковым у стены дувала, и опасливо вглядывался в темноту сквозь узкое и грубо сделанное окошко бойницы.

— Товарищ старший лейтенант! — Подскочил к нему Черепанов и присел рядом, у стены.

Мы все рассредоточились вокруг старшины и двух офицеров.

— Девчонку забрали офицеры особого отдела!

— Значит, пришла? — Отвлекаясь от наблюдения за врагом, сказал Таран.

— Так точно. Пришла. Вернее, привели.

— Кто? — Удивился Таран, но тут же махнул рукой. — Ладно. Не до того сейчас.

Таран повел по нам суровым взглядом, остановился на мне и продолжил:

— А у нас тут не очень. Бармалеи попытались провести артподготовку. Неудачно. Мы им ответили из танка. Потом пошла первая волна врага, за ней вторая. Вместе — человек сорок. Обе атаки захлебнулись. Теперь они притихли.

— Скоро пойдут, — сказал я.

— Ага, — Таран кивнул, — ждем вот. Нужно постараться удержаться прямо на Шамабаде. Отступать только в крайнем случае. Оставим Шамабад — духи его сожгут.

— Есть раненные? Погибшие? — Я перебрался поближе к начзаставы, мельком глянул в темноту сквозь бойницу, чтобы убедиться, что их наступление еще не идет.

— Пару бойцов. Легкие осколочные. Все пока в строю, — сказал Таран.

После, начзаставы приказал всем рассредоточится по позициям. Меня, Стаса и Мартынова послали прикрывать левую сторону. Потому, перебравшись туда, мы засели у левого края дувала.

— Что-то они медлят, — сказал Мартынов, аккуратно всматриваясь в узенькую бойницу, почти у самой земли, выглядящую так, будто ее проковыряли ломом. Возможно, так и было. Потом стал устраивать возле нее свой пулемет. Таран не зря прислал нас сюда. Это была неплохая пулеметная точка для Вити, которого мы должны были защищать, если духи подойдут слишком близко.

— А по мне, пускай сидят хоть до усрачки, — утирая капли дождя с подбородка, сказал Стас, — хай сидят до самого утра, пока наши не подойдут. Я б был не против.

Сильный ливень, казалось, пошел еще сильнее. Мы все сидели, промокшие до нитки.

— Зараза… У меня в сапогах уже воды по колено… — Сетовал Стас.

— Кончай жаловаться уже. Заколебал… — Зло бросил Стасу Витя Мартынов и лег прямо на сырую землю. — Терпи давай.

— Тоже мне, терпи, — надул Алейников ноздри от недовольства и прислонился спиной к дувалу, — если уж воевать, то хотелось бы хотя б в сухости…

— Не нуди… — Бросил Мартынов, прижавшись к прикладу пулемета щекой.

— Тихо… — Сказал я, и оба бойца замолчали.

Тоже прислушались. Из гула дождя мой слух выцепил один неестественный, неприродный звук.

— Миномет!— Крикнул я и залег.

Мартынов приподнялся на локтях и вовсе горло заорал назад, остальным нашим:

— Миномет!

Мы со Стасом разом упали под дувало.

В следующее мгновение, свист мины стал отчетливее. А потом бабахнуло так, что я всем телом почувствовал дрожь взрыва, предавшуюся мне сквозь землю.

— Сука! — Заорал Стас и грязно выматерился.

— Еще летит! — Закричал я.

Я не видел, куда пришлось попадание первой мины. Знал только, что упала она где-то в стенах Шамабада. А потом прилетела вторая. Бабахнуло так, что заложило уши.

Я закрыл голову руками. Почувствовал, как мелкие шматки грязи сырой земли сыплятся на спину.

— Где рвануло?! — Поднял голову Стас, — где-то рядом!

Я обернулся. Нахмурившись, стиснул зубы так, что скрипнуло. Проговорил:

— Где-то справа, прямо у дувала.

— Мля… Там же сидел Таран… — тоже обернувшись, сквозь сжатые зубы протянул Витя Мартынов.