Застава, к бою!

Но что будет тогда с заставой? Что будет с Шамабадом, который охраняет этот участок?

А я знаю, что будет: заставу разграбят, а может быть, и вовсе уничтожат. Тогда душманы добьются своего — покажут, что они в силах сражаться на равных с советскими пограничниками.

Покажут своим хозявам-американцам, что остаются в тени, что даже сейчас способны больно укусить большого красного медведя. Ну уж нет.

Я сделал все возможное для того, чтобы бойцы на Шамабаде сегодня не погибли под минами и внезапными атаками духов. Теперь пришло время им самим сделать все от себя зависшие, чтобы восстановить целостность и неприкосновенность Государственной Границы. Чтобы защитить место, что стало им самим домом.

А для этого Шамабад должен стоять.

— И потом, — продолжал Пуганьков, — почему вы говорите один, за всех остальных солдат, Селихов?

— Может, выйдем на улицу? — Спросил я, — может, прогуляемся до конюшни, где мои бойцы удерживают брешь в заборе? Или сходим к дувалу, где сидят первый и второй стрелковые отделения? Тогда вы, товарищ лейтенант, сможете спросить у бойцов сами, что они думают о вашей точке зрения. Но тогда не обижайтесь, если кто-нибудь из ребят, что только что вышел из боя, не посмотрит на погоны и пошлет вас по матушке.

— Что вы себе позволяете, Селихов?! — Повысил голос Пуганьков, и глаза его округлились от возмущения, — я офицер! Вы не должны так со мной разговаривать! Я сам сидел на тех же позициях, что и остальные! Сам принимал участие в обороне!

— Но у вас сложилось очень непопулярное мнение, товарищ лейтенант, — сказал я холодно. — И все потому, что вы боитесь. А парни — нет.

— Чего?! — Возмутился Пуганьков, — ты…

— Неужели вы не понимаете такого простого факта? Если мы сдадим заставу сейчас, то проявим слабость. И кто надо, эту слабость увидит. Представляете, что тогда может начаться на всей Афганской границе?

— Селихов…

— Отставить спор. Он и так у вас затянулся. — Строго сказал Таран и опустился к столу, оперся о него руками.

Когда начзаставы мельком посмотрел на меня, взгляд его стал решительным. Таран едва заметно улыбнулся, но тут же подавил улыбку.

Остальные сержанты стали переглядываться. Ара Авакян и комтех Бричкин прятали от меня глаза и молчали. Казалось, послушав мою с Пуганьковым перепалку, они окончательно устыдились своих слов.

— И все же, товарищ старший лейтенант, — держался за свое Пуганьков, — у нас трое против двоих за то, чтобы отступить. Один воздержался.

— Кто это воздержался? Я, что ли? — Удивился Мартынов, — Вы, товарищ лейтенант…

— Отставить, — уже в третий раз сказал Таран, — у нас тут не выборы народных депутатов. Не голосование колхозных пайщиков. У нас тут армия.

Таран выпрямился, обвел всех присутствующих взглядом. Отрезал:

И я тут — начальник заставы. Мне и решать. Значит так, товарищи. Слушай мою команду.

Все затаили дыхание, ожидая, что же скажет Таран.

Только я да Черепанов ухмыльнулись, понимая, какой приказ отдаст начзаставы.

— Мы станем оборонять заставу, — сказал он. — У нас есть шанс сохранить ее. А значит, будем за него держаться.

Глава 14

Когда Таран закончил, в канцелярии на несколько мгновений повисла неприятная тишина. Только сырой ветер, что пробивался сюда через пустые окна, монотонно подвывал, беспокоил старенькие занавески. Мерзкий сквозняк гулял по комнате.

— Есть держаться, товарищ старший лейтенант, — первым развеял я эту тишину.

Таран хмыкнул.

— Есть держаться, — присоединился ко мне Черепанов, стоящий за спиной у начальника заставы. Потом довольно сложил руки на груди.

— Есть держаться, — вытянулся Мартынов.

— Есть, — добавил комтех Бричник.

— Есть, товарищ лейтенант, — проговорил повеселевший почему-то Ара Авакян.

Остался молчать только Пуганьков. Я глянул на замполита, и тот не выдержал моего взгляда. Немного приглушенным, мычащим голосом сказал:

— Есть, товарищ Лейтинант.

— Очень хорошо.

Таран приосанился, но почти сразу сгорбился от боли, оперся о стол, обхватив рукой грудь.

Мартынов с комтехом Бричкиным кинулись к нему, чтобы поддержать, боясь, что старлей не удержится на ногах и упадет.

— Все хорошо, спасибо, — жестом показал им Таран остановиться, — не стоит.

Когда старшие сержанты вернулись на свои места, Таран все же встал ровно, сохраняя офицерскую выправку.

— Значит, приказ будет такой, — начал он ровным уверенным тоном, — держаться будем до прибытия подкрепления. Всеми силами оборонять Шамабад. Отход к опорнику только в крайнем случае. Позиции мы удержим. Вопросы?

Начзаставы прошелся по всем хмурым, очень жестким взглядом командира. Все молчали.

— Вопросов нет. Очень хорошо, — наконец заключил он.

* * *

— Они держаться крепко, — надул Ноздри Имран и глянул туда, где стоял Шамабад.

Взгляд его не смог пробиться сквозь темноту ночи. Застава шурави тонула в ней и отсюда, с берега Пянджа, была совершенно не видна.

Отступившие духи закрепились почти у реки, за системой. Они отдыхали, пополняли боезапас. Стягивали к берегу раненых и мертвых, кого в силах были забрать с поля боя. А еще готовились к новому штурму.

Пограничная река, напитанная обильными майскими дождями, поднялась, расширилась и ускорила свой бег.

Переходить Пяндж вброд в таких условиях было невозможно. Потому припасы духи переправляли на плотах, что отходили от того берега выше по течению.

Постоянства от такого способа ждать не приходилось. Из двух-трех плотов, что отчаливали разом, хорошо, если до места добирался один-два. Другие в темноте застревали на мели, некоторые даже переворачивались. Большинство — запаздывало.

— Думаю, нужно отводить силы, брат, — сказал Наби, кутаясь от дождя в плащ-палатку.

Сыны покойного Юсуфзы организовали свой «штаб» все там же, на берегу Пянджа. Сейчас засели они практически напротив, Шамабада, в низине, что медленно поднималась к заставе.

Наби окинул своего брата взглядом. Тот, мокрый и грязный выглядел уставшим. А еще злым, словно дикий волк.

Все потому, что он только что вернулся с правого, если смотреть от заставы, флага. Руководил там наступлением моджахеддин, пытавшихся войти шурави во фланг. Наби, при этом, остался с меньшей частью воинов по фронту и должен был отвлекать внимание советских пограничников на себя.