Железная Империя

Инквизитор неторопливо накинул его на себя и так же неторопливо застегнул на шее застежку, с какой-то высокомерной жестокостью разглядывая лицо Лоры, склоняющееся все ниже и ниже, и ее глаза под припухшими, налившимися слезами веками.

— Давайте не станем выносить наши разногласия на всеобщее обозрение, — очень тихо произнес Лорд Фрес, когда предательские слезы защекотали нос Лоры, и она громко шмыгнула, быстро отерев лицо ладонью. — Мне казалось, я разъяснил вам степень нашего родства, и так же доступно дал понять, что этого не изменит ничто. Ничто. Я воспитал вас; долгое время вы считали меня едва ли не отцом. Что же случилось теперь?

— Я выросла! — громко выкрикнула Лора, ничуть не смущаясь присутствующих рядом штурмовиков, яростно сжимая кулаки и поднимая на ситха упрямые гневные глаза, утопающие в слезах. — Я выросла настолько, чтобы разучиться верить в вашу ложь о нашем родстве! Я знаю… знаю, что сенатор Джейкоб не был мне отцом, и вы… вы взяли на себя заботу обо мне потому, что убили его! Какая трогательная милость! Или это раскаяние?! Сострадание? Угрызения совести?! Так вот, они мне не нужны! Я не нуждаюсь в жалости. Я живой человек, у меня есть чувства, и жалость — это последнее, что мне нужно!

Ситх молча выслушал эту гневную тираду, поблескивая внимательными серыми холодными глазами, и ни один мускул не шевелился на его лице.

— Я дал вам все, — отчеканил он и его голос зазвенел, как накаленная на морозе сталь. — Образование. Обучение военному делу. Должность при дворе Императора. Положение в обществе. Власть. Деньги. Но я не могу дать вам то, о чем вы просите. Не просите невозможного; и разочарований в жизни будет меньше. Лучше жить без надежд; когда надеешься, а твои мечты день за днем не исполняются, накапливается озлобленность, и наступает боль. Вам она на пользу не пойдет.

Раздраженно запахнувшись в свой плащ, он поспешно обогнул взъерошенную Лору и зашагал к выходу по хрустящему под ногами песку.

Глава 23. Ситхи

Несмотря на то, что Инквизитор оказал весьма своеобразную медицинскую помощь, София чувствовала себя разбитой и опустошенной.

Заживленные рассечения и порезы нудно ныли, слишком тонкая кожа, казалось, тянула и готова была лопнуть от любого, самого легкого движения, к плечам было больно прикоснуться, и лихорадочный жар разливался по груди, словно ее телом овладевала болезнь…

Больше всего хотелось погрузиться в бакту и пролежать там без сознания лет сто, но, шагая к своим лабораториям, София ощущала, как Император требовательно и беспощадно внедряется в ее разум, вороша ее мысли, знания, и от этих неласковых бесцеремонных прикосновений к ее разуму хотелось выть.

Шагая по коридора вдоль шеренги встречающих ее гвардейцев Люка, ситх-леди морщилась и опускала лицо, скрывая гримасы боли и пряча страх, накатывающий на нее волнами, когда ярость Вейдера касалась ее души, и София слышала отзвук разъяренного полукрика, полурычания, с которыми Император Силой разрушал, крушил все кругом.

С трудом добралась она до своих лабораторий и поспешно закрыла за собой двери, навалившись на них всем телом, уже не скрывая рвущегося из груди жуткого воя. Голова разламывалась, словно Владыка сжал на ее висках свои металлические пальцы и выдавливал то, что ему нужно, по капле, с хрустом раздавливая, дробя кости, выжимая досуха мозг.

— Подожди, подожди, — словно в беспамятстве шептала София, пробираясь наощупь в свое тайное убежище, в затемненный угол, где она обычно медитировала, но Вейдер словно не желал ждать — или же нарочно причинял ей боль, в ярости круша и ломая любые запреты и барьеры.

Упав в кресло, выгибаясь дугой от ломающей боли, София кое-как устроилась удобнее и, глубоко вдохнув, зажмурив глаза, склонила голову, раскрывая разум как можно шире перед рыщущим в ярости Императором, ожидая, что станет легче, но облегчения не наступило.

Вейдер был груб и жесток, и от его нещадных прикосновений по бледному лицу ситх-леди градом катился пот, а обезумевшие слепые глаза загорались алым кровавым блеском.

Он полосовал сознание Софии как книгу, с треском вырывая нужные ему страницы, и руки женщины, судорожно вцепившиеся в обивку кресла, тряслись, как в лихорадке, а ногти проделывали дыры в плотном материале, разрывая в муке плотную обивку, когда из ее напряженного горла рвался хриплый страшный крик.

— Бери, что тебе нужно, и катись к джедаям! — взвыла София, когда он в очередной раз рванул ее сознание, едва не сведя ее с ума, но Император словно не слышал ее. Не желал слышать. Не желал щадить.

Вейдер слой за слоем снимал с ее кровоточащего мозга оболочки, и скальпель его внимания был острым и безжалостным, проникая в самые беззащитные и чувствительные глубины, впуская свет туда, где таились самые жуткие страхи.

— Да бери же что тебе нужно, и уходи!

Весь его интерес сводился к клонированию и Силе, вселенной в тела искусственно, и София слышала яростное желание Императора наделать множество клонов, сильных и послушных, беспощадных и безмолвных, несущих его волю на кончиках оружия, чтобы они были в состоянии потопить всю Галактику в крови и ужасе.

Но она не знала, как это можно было сделать; невзирая на то, какие муки приносили ей его поиски, она не могла дать ответа на интересующий его вопрос, и Вейдер проникал в ее разум все полнее, перерывая в поисках ответа самые потаенные уголки, он словно нарочно пытал ее, принуждая выдать секрет, и она, дрожа всем телом, наверняка выдала бы его, чтобы избавиться от ужасного тяжелого чужого присутствия в своей голове.

Но она не знала ответа; и Дарт Вейдер впадал в еще большую ярость, а его поиски становились больше похожи на мучительную пытку, на месть, на наказание. Выпотрошив ее память, разорвав, распустив ее сознание на долгие трепещущие ленты, он отступил, отбросив прочь истерзанный разум, оставив ее, измученную, затихать после его страшного присутствия, бросив злой приказ — узнать и изготовить.

Не то его следующий визит в ее разум будет последним.

Когда все стихло и погас сжирающий разум грохочущий черный огонь, София, медленно приходя в себя, изломанной игрушкой лежала в кресле, тяжело дыша.

Разговор с ней был окончен; Император честно разделил с ней свою ярость и свою досаду, но все самое темное, страшное и тяжелое, рвущее живое мясо и нервы, он оставил для того, кто неторопливым уверенным твердым шагом сейчас только приближался к тренировочному залу, слегка поигрывая рукоятью двустороннего инквизиторского сайбера…

Лорд Фрес неторопливо закрыл за собой двери, и тяжелая рукоять сайбера в очередной раз звонко шлепнула о его раскрытую ладонь, словно отсчитывая тяжелые секунды.

Спокойные серые глаза оглядели темные стены зала, расписанные оплавленными черными полосами, изгрызенные и разбитые бешеным неистовством Вейдера и выплескивающейся, ничем не сдерживаемой темной Силой Императора. Инквизитор чуть ухмыльнулся, ощущая ранящую ауру бессильной злобы, витающую в воздухе, и ступил вперед, погружаясь в кипящую ярость, обнимающую все кругом.