Железный лев

Не отдал вовремя?

Лопатой по лицу перед началом переговоров можешь и не отделаться. Просто для профилактики, чтобы речь чище лилась. Так что с ними Лев связываться не имел никакого желания. Пока, во всяком случае. Опасно, да и мутно. Он подозревал, что эти ребята связаны отнюдь не с местными бандитами, а имеют куда более респектабельную «крышу» сильно выше.

Имелись еще товарищеские кассы купцов, где они друг друга кредитовали под поручительство. Сюда Лев думал было залезть. Но не решился — в обычаях этих касс была выдача денег без процентов, да и не пустили бы его — он же сам не купец.

Так что деньги ДОСААФ у него тупо лежали в банке. Точнее, в кастрюле. Прикрытые крышечкой. В кабинете дядюшки под его гарантии. Сам же Лев ждал, пока Крупеников «разродится» и предоставит ему сведения о специалистах, способных изготовить хороший замок для сейфа.

Прям очень.

Чтобы просто так вскрыть не получилось.

А он все тянул, раз за разом рассказывая какой-то вздор о том, что искомых замков просто не делают. Лев же у Карла Генриховича сумел раздобыть брошюру, в которой описывались и барабанные кодовые замки, и кнопочные…

— Вы такой грустный, — покачал головой Владимир Иванович, заходя в комнату.

— Думы, дядюшка, думы. Вы понимаете, как начинаю думать, так и улыбаться не могу. Отчего становиться совсем не по себе. Пугаюсь.

— Чего же?

— Мне иногда кажется, что счастливым в нашей жизни может быть только идиот.

— Кто?

— В своем трактате от 1801 году Филипп Пинель назвал врожденное слабоумие идиотией. Во всяком случае, я встречал упоминание этого в журналах, что штудировал по медицине.

— А почему ты так считаешь? Почему счастье видишь лишь для слабоумных?

— Потому что они не замечают своих бед, трудностей и прочих волнительных вещей. Не все из них смогут быть счастливы, но если кто и сможет, то кто-то из них. Хорошо быть кошечкой, хорошо собачкой: где хочу — пописаю, где хочу — покакаю. Они ведь могут себе позволить подобный уровень деградации. А мы — нет.

— Я знавал немало вполне разумных дворян, что вели себя подобным образом.

— Общественная идиотия дворянства? — усмехнулся Лев Николаевич.

— Можно и так сказать, — хохотнул дядюшка.

— Пожалуй, если я напишу такую статью, то…

— Не стоит. — покачал головой Владимир Иванович. — Людям очень не нравится, когда им указывают на их же ошибки.

— А что будет, если на них не указывать?

Дядюшка лишь пожал плечами. И по лицу было видно — обсуждать это не желает. Рассчитывая на то, что при его жизни ничего дурного точно не случится. А что будет потом ему и неважно…

* * *

Мария Николаевна красовалась перед огромным зеркалом. То так повернется, то этак, осматривая свой пеньюар.

Тот самый, кружевной, красный.

— И кто же вас до такого надоумил? — тихо спросила великая княжна и, по совместительству, герцогиня Лейхтенбергская.

— Вам все нравится? — постаралась уклониться от ответа Анна Евграфовна.

— Вы не ответили на мой вопрос, — мягко возразила Мария Николаевна.

Владелица модного, хоть и скандального столичного салона, замерла в нерешительности.

Репутация у дочери Николая Павловича была… прямо скажем — сложная, как и ее характер.

Властная и решительная, она привыкла добиваться того, чего желала. Привлекая ради этого любых людей и средства. Чему сильно способствовало положение любимой дочери императора.

В отношениях с мужем…

Здесь скорее ее муж был замужем за ней, ибо она доминировала в отношениях всецело. И если бы не эпоха с ее манерой общения, то Мария Николаевна вполне бы смогла выдать своему супругу «не нервируй меня Муля», ну или как его там звали? Мася? Сейчас же приходилось смягчаться. Люди бы такого отношения не поняли.

Впрочем, она не всегда и не со всеми была такой.

Порой Мария Николаевна блистала и как дама, имея немалый успех среди мужчин. И, по слухам, активно этим пользовалась, рожая своему супругу детей от… хм… помощников. Злые языки так и вообще утверждали, будто бы своему мужу Максимилиану она родила в лучшем случае первое дитя, которое преставилось в детстве.

Было ли это все на самом деле или нет, Анна Евграфовна не знала.

И, что примечательно, знать не хотела…

— Что же вы молчите? — спустя некоторое время произнесла Мария Николаевна, огладив кружевные колготки на бедре. — Вы ведь сами такого не носите. Назовите имя. Кто это придумал?

— Мария Николаевна, а разве это так важно?

— Вы действительно хотите, чтобы я расстроилась? — холодно усмехнулась герцогиня, а потом рявкнула: — Имя!

Анна Евграфовна вздрогнула, побледнела, осознавая последствия своего упрямства, и выпалила:

— Лев Николаевич Толстой.

— Это не тот ли, что мелькал в историях с булавками, какой-то новой краской и в том скандале с Остроградским?

— Он самый, Мария Николаевна.

— А то, чем вы занимаетесь, это чья выдумка?

— Его же. Он старается хранить в этом деле инкогнито. Все ж вы понимаете — репутация.

— Что-то еще?

— Новомодные кондомы «Парламент» — это тоже его рук дело, если так можно выразиться.

— Сколько же ему лет?

— Он довольно юн, Мария Николаевна. Хотя рослый, зрелый видом, а умом так и вообще — намного старше своих лет. Рядом с ним можно легко обмануться. Я, порой, когда мы общались, видела в нем зрелого мужа немалых лет. Только слегка озорного. Лев Николаевич любит пошутить и порой так, что хоть стой, хоть падай.

— Например? Расскажите что-нибудь.

— Мне, признаться, трудно вспомнить приличную его шутку. Он, порой, бывает очень… пошлый.

— Ну так пошлую и расскажите. Ну же, смелее. Здесь нет мужчин, перед которыми мы могли бы стесняться.

— Хм… ну-с извольте. Зашла как-то девица в церковь. Подошла исповедоваться и говорит: «Отче, я согрешила мужчиной, я такое творила, что стыдно и рассказать.» На что священник ей отвечает: «Не можете рассказать? Так показывайте, показывайте…»

[1] При Николае I выпускалась 5-рублевая золотая монета, имеющая примерно 6 грамм чистого золота, то есть, 1.2 грамма на рубль. В первой половине июня 2025 года грамм золота стоил округлено 8400 рублей. Разница составила 7000 раз. То есть, 1500 рублей в 1843 году примерно равны 10,5 миллионам в 2025 году по золотому эквиваленту.