Железный лев

Болезнь отступила. Митя постарался…

— Мой мальчик! — воскликнула тетушка тогда. — Что вы такое принесли? И отчего тайком к своему больному братцу пробираетесь?

— Это отвар ивовой коры, — тихо произнес он.

— И что?

— Помните, он рассказывал про салицин намедни? Вот. Это он и есть.

— Ну мало ли, что он сказал! Митя! Вы в своем ли уме? Брат ваш тяжело болеет, а вы ему бог знает что несете?

— Успокойся, милая, — приобнял ее Владимир Иванович. — Митя, почему вы вообще решили, что этот отвар поможет? Его же проверить надобно. В науке ведь так?

— Его дала мне тетка Амина, — серьезно произнес Митя, не уступая. — Вы же дяденька про нее говорили, что заговоры всякие знает и может разное снадобье дать.

— Амина! — воскликнула Пелагея Ильинична. — Мой мальчик, как вы могли с ней связаться?!

— Так, дядюшка…

— А вы! — выкрикнула тетушка, сверкнув глазами.

Впрочем, обычно мягкий с супругой Владимир Иванович, ее перебил жестом и спросил у племянника:

— И что же тетка Амина?

— Она сказала, что отвар из ивовой коры еще старики пользовали при дурных простудах. И сделала. Сказав, что стула недержание с ним приключится от отвара. Но того боятся не стоит.

— Значит, это ее отвар?

— Так и есть, дядюшка. Ее. Я еще очень удивился, что она про салицин знала. Спросил ее, но она о нем и не слышала. Все про кору лишь твердила, ивовую.

— Митя, братец, давайте сюда пузырек. — произнес Лев, которому день ото дня становилось хуже.

— Нет! — взвилась тетушка.

— Не вмешивайтесь! — рявкнул дядя. — Или Амина хоть раз обманула?

— Как вы смеете мне о ней говорить! — выкрикнула тетя и быстрым шагом удалилась.

Лев же, приняв пузырек, отхлебнул прямо из него. Щедро. Ничего для себя не жалея.

— Отмерять же порцию надо! — удивленно воскликнул Митя.

Но спорить не стал.

Просто удалился, взяв денег у дядюшки, чтобы еще заказать отвар.

Пронесло Лёву.

Натурально так. От души.

А потом еще.

И еще.

Впрочем, молодой Толстой продолжал употреблять эту «микстуру» и уже на третий день был почти здоров. Ну, по своим меркам.

Жар ушел.

Кашель почти отступил.

А он сам выглядел таким бледно-зелененьким и сильно потел при попытке прогуляться по комнате.

Врач, что «пользовал», как в эти годы говорили, Льва Николаевича, немало удивился резкой перемене динамики. Однако сильно не вникал, тем более что ему по общей договоренности решили не говорить о чудодейственной микстуре.

Ну а что?

Гипотеза, высказанная Львом, подтвердилась. Так что Митя имел все шансы открыть новое лекарство и озолотится на нем. Его деньги, правда, не интересовали. Совсем. Но вот сама идея помочь людям — весьма…

Так или иначе — молодому графу полегчало.

Поэтому он соблюдал неукоснительный постельный режим уже больше для перестраховки. Врач рекомендовал. А опекуны ему в этом вопросе доверяли.

Вот и отсыпался Лёва.

И иногда просил в постель блокнот с карандашом, чтобы почеркать чего-нибудь и посчитать…

Пять тысяч рублей Виссарион Прокофьевич незадолго до болезни привез.

Ассигнациями.

За что Лев его хотел даже покалечить. Ведь они шли по курсу три с половиной к одному по отношению к нормальному серебряному рублю. То есть, он ему привез не пять тысяч, а чуть меньше полутора тысяч. Притом, что ранее ни разу не сказал ничего про ассигнации и глазками так хлопал. Дескать, а что такого?

Обманул.

Совершенно точно. Но вручал он эти деньги прилюдно, поэтому в моменте свернуть морду набок было несподручно. А потом Лев заболел. К тому же полторы тысячи рублей — это все же деньги, особенно по меркам Казани 1843 года.

Прямую аналогии с XXI веком провести трудно. Все же структура ценности товаров очень изменилась. Если же оценивать по традиционно главному критерию — золоту, то получается разница в семь тысяч раз. Приблизительно[1]. Хотя, конечно, это не вполне корректно. Ведь многие товары народного потребления стали более доступны из-за массового производства. Поэтому, полторы тысячи рублей в 1843 году примерно соответствовали пятнадцати миллионам в 2025.

Прилично.

Солидно.

Приятно… и очень обидно.

Ведь изначально шла речь о восьмидесяти — ста миллионах. А в итоге получил пятнадцать… Точнее, даже поменьше. Четырнадцать с чем-то.

Ну да ладно.

Лев с этим разберется позже. Сейчас и такие запасы были жизненно важны.

От Анны Евграфовны, разумеется, не поступило ни копейки.

А от Александра Леонтьевича же…

К октябрю 1843 года маленькое кустарное производство Льва Николаевича, размещавшееся в сарае на окраине Казани, сумело уже отгрузить восемь бочек нитрокраски. То есть, почти четыре тысячи литров, продавая ее по средней цене в два рубля за литр.

Хорошо?

Да, отлично! Неполные восемь тысяч рублей выручки[2]! Только большую часть этих средств Крупеников пустил на закупку азотной и серной кислот, а также иные реагенты.

На круг осталось чистыми около тысячи рублей.

И тут купец поступил так, как купцу и полагалось. Лев хотел получить возможности для проведения опытов? Пожалуйста. Никаких вопросов.

Пополам.

Поэтому после дооснащения физического и химического кабинетов в Казанском университете у Льва на руках осталось… ничего. Он еще и должен оказался купцу, так как его доли полноценно не хватило для покрытия расходов. Причем ощутимо — все оборудование обошлось в три с небольшим тысячи рублей. Ибо оказалось иноземным…

Кое-что удалось скопить из карманных денег, которые опекуны выделяли юноше на всякое. И именно из этих денег он купил пятидесятифунтовый брикет каучука за четыреста рублей[3]. И потихоньку делал из него презервативы, отдачи финансовой с которых пока не поступило. Только обещания.

В остальном же там, в копилке, оставалось еще где-то рублей триста. Остальное «карманные деньги» приходилось тратить на всякое.

И это он еще не играл. Так — для приличия несколько партий по маленькой проигрывал, чтобы от коллектива не отрываться.

Еще аж семь тысяч рублей находились в фонде ДОСААФ, но он его пока не трогал и о них пока даже и не помышлял. Чтобы не портить себе репутацию. Эти деньги ведь находились под личным надзором Сергея Павловича Шипова. А он не простил бы малодушия.

Банков в Казани не имелось.

Никаких.

«Микрофинансовые организации», как их называл Лев Николаевич, присутствовали, имея свои точки на Сенной площади и у Гостиного двора. Выполняя функцию менял, а также выдавая краткосрочные кредиты под приличные проценты. И работали они намного суровее своих коллег из XXI века.