Жемчужница

— Ну что, будешь разговаривать с Маной про ритуал? — тихо поинтересовался мужчина, обдавая ее ухо горячим дыханием и заставляя облизнуться.

— Д-да, наверное… Просто Мана же… там с Лави, — едва дыша выдавила она. После всех этих признаний, обещаний и прикосновений смущение сковывало ее практически до безъязычья. И — как будто окрыляло вместе с тем.

И это было странно, приятно, потрясающе. Настолько, что заставляло думать: а будет ли также потом? Будет ли также, когда она вновь станет пленницей, но уже ледяных крепостей, а не своей ставшей за эти четыре века даже родной бухты? Будет ли её сердце трепетать, как и сейчас, когда она станет женой Говарда?

Алана длинно выдохнула, заставляя себя избавиться от таких мыслей, потому что это все будет потом — и печаль, и тоска. Потому что сейчас Тики был рядом с ней, и ей было необходимо впитать как можно больше его тепла.

— Между вами что-то случилось? — вдруг тихо спросил Микк, встревоженно заглядывая ей в лицо и кива в сторону Лави. — Просто это странно, что он так…

Алана хмыкнула.

— Он считает меня безумной ведьмой не просто так, Тики, так что я не в обиде, — спокойно проговорила девушка с лёгкой улыбкой, потому что она и правда не была в обиде. Только если чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Из-за того, что он пропал на десять лет, и Алана боялась, что его убили. — Но мне все же неловко подходить к Мане, потому что Лави не сильно дружелюбен ко мне, — она передёрнула плечами. — Я прямо чувствую, как он готов во мне дырку прожечь, — хохотнула девушка, пожав плечами.

— И что же так могло его испугать? — Тики шутливо качнулся, прижимаясь к ней боком, и девушка тихо засмеялась, вскидывая на него глаза. Вспоминать об этом было вообще-то грустно, но что она могла с собой поделать? Эти воспоминания все равно были с ней, и наверное… наверное, ей станет легче, если она с кем-то ими поделится?

— Я корабли топила, — вздохнула она. — У моей бухты лежат на дне двести семьдесят четыре корабля, представляешь? Целое кладбище, которое во многом пополнила я сама. Когда в такие моменты я немного приходила в себя, мне казалось… казалось, вода пропитана трупным ядом.

Тики гладил ее по боку не переставая — и слушал, молчаливо и спокойно, как будто она говорила не о себе, а о какой-то другой русалке. Ласково скользил пальцами по тонкой ткани платья, рождая легкую щекотку, и ни на мгновенье не прервался.

— Мы же с Маной были первыми белодухими, которых ты увидела за много лет, разве не так? — только и поинтересовался он и в ответ на недоуменный взгляд пояснил: — Никто не пришел, чтобы утешить тебя, успокоить. Потому что все боялись за свои жизни, потому что было много дел, и надо было следить за государством… Разве я не прав предполагая это? — Алана качнула головой.

— Все верно. Тогда у меня был только Мари — с Мирандой и другими смельчаками, приплывавшими ко мне, я познакомилась позже. Но Мари ко мне не пустил отец. Боялся, что я могу навредить. Боялся, что я…

— Заклянешь кровь, — мужчина оборвал ее и ласково прижался губами к ее виску, слегка наклонив голову. — Но ведь ты не сделала этого. И потом ты просто расправлялась с потенциальными охотниками, — он ободряюще улыбнулся. — Не знаю, в каком свете это предстает для Лави, если он боится, что ты можешь кого-то съесть, но я определённо не могу винить тебя в твоих поступках. У всего есть корень. Причина. Так меня всегда учили.

Ну почему Тики был таким потрясающим, в очередной раз подумала Алана, закрасневшись и уткнувшись мужчине в плечо, чтобы спрятать смущённый и счастливый взгляд. Изу поднял на неё глаза, лукаво-радостно заулыбавшись, и девушка легко дунула ему в лицо, заставляя мальчика смешно наморщиться и зафыркаться.

Было стыдно признаваться, что отец запрятал Алану в бухте не только потому, что боялся похищения и её смерти, а потому, что был уверен, что она способна будет кого-то убить. И ей было так обидно, так грустно от осознания этого, что большую часть времени девушка просто валялась на камнях, желая иссохнуть и наконец-то сдохнуть. А ещё она пела песни, слушала ветер, который, сжалившись, разговаривал с ней, учил её языкам и чужим обычаям, и болтала с океаном, радостная, что хотя бы кто-то не бросил её.

— Так что не вини себя, хорошо? Лави просто дурак, который слишком много болтает, а очевидного видеть не хочет, — закончил Тики, мягко касаясь губами мочки её уха и рождая в теле трепетную дрожь, истомой ложившуюся в животе и согревающую внутренности.

Алана лишь кивнула, не в силах что-либо ответить и чувствуя себя безмолвной выброшенной на берег рыбой, как вдруг к ним подошёл Мана с неловкой улыбкой на устах.

— Не помешаю? — смущённо притронулся он пальцем к носу и хохотнул, присаживаясь рядом.

Алана дёрнулась, боясь пошевелиться и посмотреть мужчине глаза; что скажет Тики? Они же ведь не…

— Нет, раз уж ты вспомнил о своем предложении помочь, — отозвался тот тут же — и ни на секунду не отпустил девушку от себя, напротив только прижимая плотнее. Зажатый между ними Изу устроился у него на коленях и теперь наблюдал за ними всеми с живым интересом в светлых глазах.

Мана рассмеялся уже в открытую.

— Помню, конечно, — ответил он, — потому и пришел.

Алана тут же ощутила себя еще лучше прежнего. Вызывающий доверие Тики, надежный и ласковый, был рядом с ней, теплый и спокойный Изу копался подле, и Мана пришел, добрый и понимающий, пусть и понимал всех, кроме самого себя.

Девушка с легким сожалением отстранилась от Микка, тут же чувствуя, как стало прохладнее — потому что до этого успела пригреться, — и полезла в сумку, где лежал свиток Книгочея с картой.

Мана заинтересованно наклонился, всматриваясь в чёрточки и штришки с непониманием в глазах, и Алана со смешком хмыкнула.

— Не похоже ни на иероглифы, ни на алфавит, не так ли? — весело спросила она, и мужчина, нахмурившись, кивнул. — Но здесь ничего про молитву не написано, — со вздохом призналась девушка, и Тики удивлённо приподнял брови, отчего она поспешила тут же ответить: — Лишь только сказано, что необходимо следовать этим инструкциям, — Алана указала на рисунки с движениями и пожала плечами. — Свиток, видимо, писали те, кто был уверен, что он обязательно попадёт лишь в руки Верховных жриц. Или же они специально так сделали, чтобы больше никто не был способен разбудить храм, — проворчала девушка, скривив губы, и обратилась к задумавшемуся Мане: — Так что учи меня вот по этим картинкам.

— Это нечто вроде танца, да? — парень задумчиво помотал головой и издал длинное «хмм». Алана заметила, что по ту сторону костра так и не двинувшийся со своего места ни на миллиметр Неа приподнял веки и теперь наблюдает за братом из-под ресниц. Щелочки его прикрытых золотых глаз загадочно поблескивали в бликах огня, и от этого старший Уолкер казался опасным хищником, выжидающим, когда его жертва даст слабину.

О, он явно не перестал замечать Ману — намеренно или нет, — он продолжал наблюдать за ним почти неотрывно, но теперь делал это так незаметно, как только мог.

Впрочем, не одна Алана увидела хитрость потомка Элайзы. Тики, метнув быстрый взгляд в сторону друга, насмешливо хмыкнул, как бы показывая, что ему все известно и как он к этому относится, и снова сосредоточился на Мане.

На поляну окончательно опустилась ночь, тихая и ясная, полная стрекота насекомых, шуршания травы за границей лагеря и потрескивая жира на огне — жарили где-то уже добытую и просто одуряюще пахнущую зайчатину, на которую недавно так облизывался Неа.

И в этой ясной душистой ночи Мана учил Алану танцевать.