Жестокеры
Шрифт:
Не глядя на мать, как можно более спокойно я спросила:
– Твоя знакомая сама его видела?
– Видела или нет, не знаю, но говорит, что … женился…
Я быстро разоблачила ее.
– В каком городе он живет?
– Этого я тебе не скажу!
Я вскочила с кровати.
– Потому что сама не знаешь! И нет никакой знакомой! Зачем ты все это выдумываешь, мама? Ты ничего о нем не знаешь, так же, как и я! Зачем ты так со мной?
– Зачем ты приехала сюда? Ты живешь здесь уже полгода. И ничего не делаешь. Никого себе не ищешь. Не работаешь. Я не понимаю, что тебя тут держит. И о чем ты думаешь?
Я ничего ей не ответила. Взяв рюкзак, я хотела выйти из комнаты.
– Да найди ты себе уже кого-нибудь! Ведь ты же меня позоришь! –
Я смотрела на нее с грустной улыбкой. «Найди себе кого-нибудь». Вот странные люди! Да разве можно специально кого-нибудь найти? Его можно только случайно (или неслучайно?) встретить. Как я встретила Дима. Ведь я не искала его. Он просто стоял со своей гитарой, прислонившись к стене в школе искусств. Именно так происходят такие встречи. Только так.
– Ну была у тебя первая любовь! – отчаянно выкрикнула мать. – Ну была она неудачная, ну что теперь?
– Она была не только первая. Она была единственная – на всю мою жизнь! И ты меня ее лишила!
Мой голос дрожал от с трудом сдерживаемых слез.
– Любовь – это глупости! Пора взрослеть – как ты сама этого не понимаешь? Ты не становишься моложе и красивей. Дальше найти себе кого-то будет только сложней.
Я горько усмехнулась. Мать попыталась обнять меня, но я отвела от себя ее руки.
– Лучше не трогай меня сейчас!
Отстранив ее, я выбежала из комнаты.
– Я переживаю за тебя и твое будущее! – полным отчаяния голосом крикнула мать мне вслед.
Тогда я этого не понимала, но сейчас хорошо поняла, что гнало его вдаль – носиться в одиночку на своем «байке», в сумерках, вдоль полей. Те самые струны в груди, такие тонкие… За которые кто-то слишком ощутимо дернул. Те же струны были и во мне. Нас было двое таких – во всем этот огромном и бездушном мире. Так мы и прибились друг к другу. Я шла по улице, не в силах унять сильнейшее раздражение. Мне самой не верилось, что со мной вот так поступают. Вдобавок к невыносимой внутренней боли и переживаниям о какой-то своей тотальной неудачливости в личных делах ты еще получаешь и все эти «добрые» советы. Да какие там советы! Категоричные требования!
«Она думает, что все так просто, как у роботов: стоит лишь мысленно себя запрограммировать!»
Мать непрозрачно намекала мне на то, что я засиделась, что мне снова пора куда-то ехать – на очередные поиски лучшей жизни. Когда-то я и сама хотела совершить «побег от пошлости»: уехать, вырваться из этого тесного городка. Но сейчас мне совсем не хотелось этого делать. Ведь здесь, в Городе Высоких Деревьев, каждая улица, каждый дом напоминали мне о Нем. Весь этот город был как одна большая «коробка памяти». Я часто ходила по «нашим местам». Вот и в тот день, сама того не заметив, вышла к старому парку – тому самому, в котором мы гуляли с отцом, и где потом состоялось наше первое свидание с Димом. Заброшенный парк нашего детства за эти годы изменился до неузнаваемости и теперь представлял собой до боли удручающее зрелище. Я шла по асфальтовым дорожкам, сквозь трещины в которых проросла трава, смотрела на запущенные деревья, на сломанные, давно не запускаемые карусели, на выцветших лошадок с облупившейся краской. Все вокруг заросло бурьяном. В пруду плавали не утки, а мусор.
«А где же избушка на курьих ножках! Она точно тут была – я помню! Не могла же я ее придумать!»
Избушки не было. Я долго кружила по парку, но так и не нашла ее. Усталая, я присела на низкий бетонный забор, тянувшийся вдоль бывшей спортивной площадки. Прогулка не успокоила меня. Я все еще была на взводе. Сидела и прокручивала в голове все, что мне наговорила мать. «Ты не становишься моложе и красивей». Нельзя сказать, что в ее словах не было здравого смысла. Годы шли, а я оставалась одна, и не было у меня ничего дороже открытки и записки от Дима. Мой шрам на бедре после той аварии – даже он был мне дорог, как память о нем. Я и сама понимала, как это убого и ненормально. Я понимала, что
мать права: дальше будет только труднее найти того, кто меня поймет и примет – вот такой, какая я есть, со всем моим грузом пережитого. Мужчины не любят женщин со шрамами, телесными или душевными.Я долго сидела одна на заброшенной спортивной площадке. Меня вдруг охватило странное ощущение уходящей, ускользающей от меня жизни. Я ничего не могу сделать, чтобы ее ухватить. Я лишь сижу и считаю свои потери, которых с каждым годом становится только больше. Я думала обо все своих болезненных «уже никогда». И вот теперь еще одно «уже никогда» поселилось в моей душе. И переполнило ее. Столько бесплодных попыток, столько вечеров жадного всматривания в экран… Я бы уже давно нашла Его, если бы это было возможно… Мне трудно было это принять… Но я поняла, что, наверно, никогда не найду Дима, никогда Его больше не увижу. Я горько вздохнула. Прошлое от себя отрывать тяжело, но это необходимо сделать. Я приняла решение Его забыть.
***
О принятом решении забыть Дима, хоть вслух и не высказанном, каким-то мистическим образом стало известно матери. С азартом и воодушевлением она предприняла попытку самостоятельно устроить личную жизнь своей непутевой безынициативной дочери.
– Доченька, я нашла тебе жениха!
Я восприняла эту «радостную» новость без энтузиазма. Но мать светилась от счастья: по меркам нашего городка это была завидная партия.
– Ты бы видела, какая у него машина! Самая крутая в городе! Соседки умрут от зависти!
Моя мать всегда мыслила совершенно чуждыми мне категориями. Ее глаза горели так, как будто мы сорвали джекпот.
– Он точно тебе понравится! – уверила она.
Только чтобы она от меня отвязалась, я согласилась на это «свидание» – с человеком, которого совсем не знала, с которым даже не была знакома.
Когда я впервые увидела «жениха» через лобовое стекло его машины, больше похожей на дом на колесах, у меня сердце в пятки ушло: в своем внедорожнике он напоминал огромный шар, застрявший в огромном параллелепипеде. На вид ему было лет на двадцать больше, чем мне. «Жених» с трудом вылез из салона, чтобы открыть мне дверцу, а потом с трудом упаковался обратно. Видно было, что от этих небольших усилий у него началась одышка.
«Он точно тебе понравится!»
Стараясь не глядеть на него, я кратко и сухо отвечала на его вопросы, понимая, что это первое свидание я сделаю последним, а дома выскажу матери все, что думаю об этом. «Жених» тем временем, украдкой меня рассматривал, словно прицениваясь. Нельзя было все время отворачиваться, поэтому из вежливости я взглянула на него. Он перехватил мой быстрый взгляд, и мне стало физически неприятно от того, как загорелись его маленькие заплывшие глазки. Чтобы как-то отвлечь его и тем самым избавить себя от этого разглядывания, я спросила «жениха», чем он занимается, на что тот подробно, в деталях, принялся излагать мне все тонкости своего дела. Его рассказ, длинный, скучный, похожий на презентацию бизнес-плана, ужасно меня утомил. «Жених» говорил о том, сколько денег он загребает и как легко ему это дается. Казалось, что с каждым произнесенным им словом монетка падает с его губ и звонко стукается об пол.
«Типичный делец! – вынесла я вердикт. – Скучный до тошноты!»
Но как хорошая воспитанная девочка я продолжала слушать, вежливо улыбаясь. Надо было придумать, как смыться, не обидев его.
– Ты извини, мне пора. Дела еще кое-какие вечером…
«Жених» выглядел разочарованным.
– А я думал, мы покатаемся…
Он обиженно выпятил толстую нижнюю губу. Я попыталась улыбнуться.
– Как-нибудь в другой раз.
«О боже, заберите меня отсюда!»
Я лихорадочно нащупывала рычажок, чтобы открыть дверцу. Вдруг с неожиданным для человека его комплекции проворством «жених» нагнулся в мою сторону и, схватив мою свободную руку, оставил на ней свой влажный поцелуй. Он не отпускал мою руку и настойчиво заглядывал мне в глаза.