Жестокое наследие

Дверь открылась, и вошел Томмазо, захлопнув ее за собой.

— Вот, я принес тебе это. — Он достал из пакета бутылку красного вина и потряс ею. — В такие моменты, как сейчас, просто необходимо напиться.

Я сглотнула — в горле пересохло и саднило — и потянулась за стаканом с водой.

Томмазо сел рядом.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто я только что потеряла все, что имело значение, — пробормотала я. — Как будто я больше не хочу находиться здесь.

— В больнице?

— В этом мире, — призналась я со вздохом.

Томмазо крепко сжал мою руку.

— Не смей, блядь, так говорить. Ты моя лучшая подруга. Да, это дерьмово и ужасно, но у тебя впереди целая жизнь. Это не должно стать тем, что сломает тебя.

— Я не смогу оправиться после этого. Я знаю, что не смогу. Прости.

— К черту твои извинения! Просто соберись. Да, поплачь, переживи это, но потом двигайся дальше.

— Я не знаю, где Элио... — начала я.

Томмазо фыркнул, его терпение иссякло.

— Мне все равно! Его здесь нет... его нет, когда он тебе нужен. Думаешь, он умер? Твой отец приказал от него избавиться? — спросил он с резкостью в голосе.

Я покачала головой.

— Нет, я так не думаю. Может, мой отец и не самый лучший человек на свете, но он все же прокурор…

— Хорошо, тогда где он? Ты обзвонила все тюрьмы и колонии, каждую больницу, которая находится поблизости. Где он?

У меня не было ответа.

Томмазо открутил пробку с дешевого вина и сделал большой глоток, выглядя разъяренным и несчастным.

— Он должен быть здесь. Даже если бы это стоило ему всего, он обязан был найти способ. Он сбежал, Джорджия. Взял деньги и сбежал. К черту его.

Я сердито посмотрела на Томмазо.

— Прекрати.

— Нет, не собираюсь. К черту этого парня. Неважно, случилось что-то или нет… но он должен быть здесь. Прошел уже месяц.

— Замолчи. Просто замолчи. Не заставляй меня ненавидеть его.

— Ты должна ненавидеть его. Он испортил тебе жизнь и разбил сердце. Возненавидь его, Джорджия, и двигайся дальше. Ты должна жить… ты должна жить. — Он притянул меня к себе. — Моя дорогая, милая подруга… ты должна жить. И если для этого нужно его возненавидеть — тогда ненавидь.

— Как я могу продолжать жить? В доме, где мы были вместе? — Рыдание застряло у меня в горле. Значит, во мне все же остались слезы?

— Нет, не здесь. К черту дом. К черту твоего отца и Кастель-Амаро. — Томмазо устремил на меня решительный взгляд. — Я знаю, что это не Нью-Йорк и не Парсонс, но в Калифорнии тоже отличная школа дизайна.

— И?

— И… моя стажировка начинается через несколько недель. Поехали со мной. Будешь жить на родине своей матери... забудь все, что было здесь. Поехали со мной в Америку. Родители хотят свести меня с какой-то девушкой — дочерью их друзей, хотят, чтобы я женился. Но я не могу, Джорджия, просто не могу. Поехали со мной вместо нее.

— Что? Я не могу уехать с тобой. Мой отец никогда не позволит мне и...

— Он позволит, если мы поженимся. Выходи за меня замуж, Джорджия. Согласись стать моей законной подружкой, фальшивой женой, сделай моих родителей счастливыми, и давай уедем отсюда нахрен, вместе.

22.Элио

Сейчас

Персонал приехал пораньше, чтобы подготовить Джорджию к свадьбе. Я так и не сомкнул глаз. Не мог просто лежать рядом с ней часами, зная, что этот момент приближается. Искушение было слишком сильным.

Моя личность была выкована на поле боя — из боли, утрат и конца моей юности, и причиной всего этого была спящая женщина с заплаканным красным лицом и привязанными к кровати руками. Моей кровати. Если я не буду осторожен, то захочу оставить ее прямо там, и к черту свадьбу. Если я не буду осторожен...

Как только рассвело, я отправился на пробежку, а затем перешел вброд небольшое озеро к западу от комплекса. Холодная вода сбила дыхание, но уняла жгучее, пылающее чувство в животе. Внутри все кипело. Сердце бешено колотилось. Еще месяц назад я бы поклялся, что давно не чувствовал этого жалкого, слабого органа у себя в груди — четырнадцать лет, если быть точным.

А теперь, спустя всего неделю после того, как я снова оказался рядом с Джорджией, я разваливаюсь. Вся моя стальная выдержка, вся с трудом выстроенная ментальная крепость — сметена, словно горсть никчемного песка.

Я вернулся в дом и направился на кухню. Я не собирался торчать рядом и смотреть, как Джорджия наряжается, чтобы выйти за другого.

Вместо этого я пил кофе и наблюдал за тем, как Кармелла готовит обед, управляя своим персоналом, словно сержант. Кармелла была неотъемлемой частью Каса Нера.

— Ebbene¹⁷, — сказала она, тяжело опускаясь на стул напротив. — Ты какой-то мрачный сегодня.

— Это всего лишь мое лицо, — напомнил я ей.

Она фыркнула и нахмурилась.

— Ты что, мокрый? Только попробуй намочить стул.

— Я не могу вернуться к себе в комнату. Она занята, — сказал я.

— Ах, да. Там наша краснеющая невеста. Клянусь, ты, Джада и Ренато — в какой-то момент я думала, что вы трое умрете в одиночестве, и все же... ты последний, кто остался. Неужели тебе не хочется тоже остепениться?

Я вздохнул.

— Я не создан для брака. Я никого не ненавижу настолько, чтобы жениться. — Я одарил ее редкой кривой ухмылкой.

Она рассмеялась и покачала головой.

— Мне нужно пойти разделать ягненка. Увидимся на церемонии. Я надену новую шляпку, — сказала она с легкой улыбкой, встала и поспешила прочь.

Я наблюдал за суетой на кухне, мысленно находясь за миллион миль отсюда.

Я не лгал. Я никого не ненавидел настолько, чтобы привязывать к себе. Я не был цельной личностью. Для меня не осталось надежды. Меня было уже не спасти.

Я никого не ненавидел настолько, чтобы жениться...

Правда?

Внутри часовни на территории Каса Нера стоял такой густой запах благовоний, что было трудно дышать. Я чувствовал, что задыхаюсь, пока смотрел, как Джимми шутит со своим шафером, делая непристойные жесты прямо перед алтарем.

Костюм был невыносимо тесным, а рубашка и галстук словно пытались меня задушить. Я дернул за воротник и посмотрел на часы.

Она опаздывала.