Золото Стеньки

* * *

— Господин капитан говорит, что запасы на судне позволяют хоть сейчас отправляться в путь, только с пороховым зельем сложности…

Бутлеру было на вид лет тридцать с небольшим, был он бородат, но без усов, округл и выглядел слегка чванливым. Именно он по договору набирал команду для корабля в Голландии, а в Россию попал где-то за пару месяцев до первого плавания «Орла», так что с русским у него был полных швах, он успел выучить только матерные слова, да и те произносил с неизбежным акцентом. Поэтому ему от щедрот Посольского приказа выдали персонального переводчика, который в целом обеспечивал коммуникации между голландской и русской частями команды фрегата.

Зато с Густавом Дорманном они быстро нашли общий язык и долго беседовали на своем голландском, пока я кашлем не привлек их внимание к царственной особе, которая дожидается в непосредственной близости. Они даже изобразили смущение и раскаяние, но не слишком ярко выраженное. Впрочем, я не стал как-то это отмечать, а предложил перейти к делу — тогда-то и прозвучал краткий отчет о состоянии «Орла» и его готовности к дальнейшему походу.

Мы беседовали на высокой корме, в стороне от толстого рычага руля, сейчас плотно привязанного к палубе. Кроме меня, Трубецкого, переводчика и собственно Бутлера компанию нам составил его первый помощник Ян Стрёйс, которого представили как специалиста по парусному хозяйству. Насколько я разобрался — этот Стрейс заодно был и кем-то вроде боцмана, да и вообще занимался обширным хозяйством «Орла». Он как раз русский знал относительно хорошо — жил в Дединово последний, самый сложный год строительства, и сумел как-то освоиться в сложных отношениях нищих подьячих и попавших в их руки казённых денег. Собственно, именно благодаря ему корабль не утонул сразу после выхода со стапелей, а своим ходом прошел по Оке, добрался до Нижнего Новгорода и был готов двигаться дальше. Меня даже его короткая биография заинтересовала — он бывал в таких местах, от одних названий которых у местных обывателей должно было сносить крышу. Но субординация есть субординация, поэтому сейчас говорил в основном капитан, а Стрейс отделывался небольшими уточняющими комментариями и поправлял переводчика в каких-то узкоспециальных терминах, которые мне важными не казались. [2]

Но порохового зелья это не касалось — я был уверен, что стрелять «Орлу» придется, так что запас у нас должен быть хороший. Для себя я выбил столько, сколько смог — а мог я много, поскольку имел за плечами поддержку царя и Ордын-Нащокина. Но если придётся делиться с фрегатом, то всем достанется понемногу, а меня это не устраивало.

— А что воевода? — уточнил я. — Неужели отказывает?

— О, Максим Иванович очень дружелюбный человек, он и сам приезжал на корабль, очень восхищался, меня принимал в своей крепости, — ответил через переводчика Бутлер. — Он даже кушанья и напитки присылает ежедневно и в изобилии, так что в еде мы не нуждаемся. Но как только речь заходит о порохе — он тут же уверяет, что у него лишнего нет, что он ничего нам выдать не может, хоть режь его.

Последние слова Бутлер от чувств даже произнес по-русски — видимо, это выражение он уже освоил и понял его значение.

— Резать? — задумчиво сказал Трубецкой. — Можем и порезать, государь нам такое разрешение выдал. А сколько нужно зелья?

— Пудов с тысячу ещё, сейчас на три залпа полных есть, а так и на более долгий бой хватит, — вмешался Стрейс. — Я же прав — мы собираемся воевать?

Я задумчиво кивнул.

— Так точно, господин Стрейс, мы собираемся воевать. Поэтому порох у вас будет, в потребном количестве. Думаю, потом мы что-то добудем и у воевод в Казани или Царицыне. Но на Царицын надежды мало — сама крепость невелика, так что запаса там большого может и не быть. Но у вас будет, чем стрелять. И я найду, по кому.

Моя речь их обоих впечатлила.

— Рад служить вашему высочеству, — сумел выговорить Бутлер и спросил почти по-русски: — Вы есть взять «Орл» как флагман?

Я не сразу понял, о чем речь и вопросительно посмотрел на остальных участников разговора.

— Капитан спрашивает, вы дальше поплывете на «Орле»? — уточнил Стрейс.

Думать мне не пришлось. Ещё при виде корабля, горделиво стоящего на рейде Нижнего, я решил обосноваться именно на нем. Ну а потом оказалось, что и каюты там имелись в нужном количестве, и каждая из них размерами превышала тот сарай, в котором я размещался на струге. А плыть нам оставалось почти месяц, причем в отрыве от цивилизации, так что я очень хотел, чтобы моё путешествие прошло в относительно комфортных условиях — кажется, я слишком избаловался за месяц проживания в настоящем дворце.

— Да, конечно, — ответил я. — Было бы логично сделать флагманом нашего флота самый крупный корабль.

Бутлер выслушал перевод, кивнул, а потом разразился длинной речью на голландском.

— Господин капитан спрашивает, какой флаг необходимо вывесить в знак пребывания на борту сына государя, — это переводчик.

Я когда-то знал, что на флоте было очень много традиций, как бы не больше, чем у стрельцов, причем некоторые из них логичным объяснениям не поддавались. Но про флаг полностью забыл, хотя читал в книжках о море. Это как раз была одна из традиций — например, если какой-нибудь адмирал выбирал корабль для своего пребывания, то на мачте поднимался соответствующий флаг. Правда, кажется, в этом случае обходились без персонализации — не всякий адмирал оказывался удостоен собственного герба и прочих подобных регалий. Но в случае представителя царской семьи… Черт, я понял, что понятия не имею, как поступали в этом случае. Вроде бы для императора поднимали императорский штандарт, а вот как было, если на борту находился член обширной императорской фамилии? Или наследник трона?

Правда, сейчас с флагами вообще было туго — для «Орла» Алексей Михайлович придумал вот этот триколор, который пережил своё время и стал в отдаленном будущем флагом всего государства. У царя были какие-то штандарты, но про царевича никто не подумал — да и то, этих царевичей сейчас четыре штуки, каждому свой флаг изобретать непродуктивно. Так что я решил импровизировать.

Я посмотрел на голландцев, которые с нетерпением ждали, что я отвечу.

— Господа, каких-то указов про такую ситуацию не существует, — сказал я. — У нас и флота достойного до настоящего времени не существовало, так что мы вольны поступать по нашему разумению. Посему пусть будет так: белое полотнище, на нем от угла до угла косой андреевский крест синего цвета. Поднимать на… — я вопросительно посмотрел на моряков.

— Фок-мачта? — первым догадался Стрейс.

— Да, именно, простите, господа, но я плохо разбираюсь в морских терминах, — чуть улыбнулся я. — Поднимать оный флаг на фок-мачте, ниже морского флага, когда на борту находится представитель царской династии, — я немного подумал и добавил: — Если государь почтит «Орел» или другие корабли своим присутствием, то он сам и распорядится, каким штандартом об этом сообщать. Понятно?

Разумеется, мне потребовалось нарисовать эскиз флага, чтобы не было разночтений, что такое «косой андреевский крест от угла до угла». Хлопчатобумажной материи — или киндяков на местном — «черчатых, белых и лазоревых» цветов на «Орле» имелось с запасом, ну а шить матросы умели хорошо. Раз с парусами управлялись, то с каким-то флагом точно управятся. Они, вон, даже двуглавого орла изобразить сумели, пусть и страшненького.

* * *

Сразу попасть в город не получилось — надо было отправить гонца к воеводе, дождаться, пока на берегу всё подготовят к моему прибытию, а потом трястись на неуклюжем возке наверх, к кремлю, причем не просто так, а в сопровождении городовых стрельцов, которые разгоняли торговые телеги и любопытных горожан. Так мы и оказались на главной площади местного Кремля — небольшом пятачке, зажатом между Архангельским собором и дворцом воеводы. Я выбрался из возка, поклонился в сторону собору, широко перекрестился — такие жесты в этом времени ценились, хотя всё моё естество от них переворачивалось. Всё же даже двух месяцев, проведенном в этом богомольном времени, оказалось мало, чтобы превратить меня в набожного человека. Но внешне я старался всё соблюдать, как полагается.

Воевода со своими сотрудниками встречал меня у крыльца собственного дворца. Это были относительно скромные по сравнению с московскими двухэтажные палаты из красного кирпича, которые по здешней моде выкрасили белой краской. Я собирался задержаться здесь на пару дней, не больше — переживал, что что-то нас остановит на непредсказуемой Волге, и мы упустим Разина. Конечно, потом его можно найти и на Дону — наверняка он снова встанет лагерем у Паншина городка, но этот вариант я даже всерьез не рассматривал. Поссориться с казачьей старшиной в случае открытых боевых действий на Дону было легче легкого, и никакой Ордин-Нащокин ситуацию исправить не сможет.