Золото Стеньки

Моя армия при этом выглядела гораздо скромнее. Четыре с половиной сотни стрельцов — плюс ещё полсотни на «Орле» и сопровождающих его шлюпах. Не все были строевыми, примерно сотня относилась к обслуге пушек, поэтому принимать пеший бой в чистом поле для меня было откровенным безумием. Да и в целом не стоило давать Разину и его людям высадиться на берег — это могло плохо кончиться для нас всех.

Я предлагал устроить что-то вроде засады рядом с Царицыным — пушки простреливали Царицу насквозь, а если грамотно расположиться и добавить фальконетов на стругах, то любая попытка высадиться и выбить нас с позиций должна закончится для казаков кровавой баней. При этом им нельзя стоять на месте, а нужно двигаться к переволоке, чтобы попасть на Дон — а мы можем стрелять по ним, пока у нас не закончится пороховое зелье и ядра. Ну и нельзя забывать фактор «Орла» — он легко мог перекрыть весь фарватер, повернувшись бортом, и раз в три минуты посылать по одиннадцать снарядов в нужную сторону. Эдакая плавучая батарея, в условиях Волги — ультимативное оружие, которому казаки ничего не смогут противопоставить, особенно если прикрыть эту батарею стругами и стрельцами.

Двух сотников я знал ещё плохо — Кузьма Петрович Козлов присоединился к нам в Нижнем с полусотней своих стрельцов, а Фёдор Иванович Ермолаев был из Казани — именно он позже и должен был остаться на поселение в Камышине. Вели они себя не слишком шумно, в основном занимались своими подчиненными, но раз им тоже придется участвовать в нашем общем деле, то в состав военного совета мы их с Трубецким включили. Также в кают-компанию «Орла» позвали обоих голландцев, управлявшихся с фрегатом, и пушечного дьяка Елагина.

Козлов чуть помялся, но потом встал, привычно стянул шапку и чуть склонился.

— Царевич, план твой выглядит разумным, — помявшись, сказал он. — Только когда этого разбойника на Царице-то ждать? И не пойдет ли он через Камышинку, прознав про то, что его на Царице ждут? О том, что вниз по Волге идет могучий флот, все караванщики волжские знают, наверное, уже и до Астрахани весть донесли.

Он снова помялся, натянул шапку и сел. Видно, что ему было непривычно в такой компании и по такому поводу — воеводы обычно приказы отдавали, а не мнения спрашивали. Но опасения он высказал верные.

* * *

У «Орла» имелась одна неприятная особенность, которую я осознал не сразу. Чисто парусные суда, которым и был голландский пинас, очень плохо ходили против течения — особенно когда речь шла о такой могучей реке, какой была Волга. В теории «Орел» мог подняться вверх, но только при попутном и сильном ветре, ждать который можно неделями, но так и не дождаться. Поэтому у меня брезжила мысль оставить его у Камышинской крепости, чтобы в случае нужды, обнаружив вход казаков в Царицу, послать берегом гонца — и уже через сутки корабль снова будет в строю, причем в неплохой диспозиции, предупредив выход в Волгу и возможный побег казацких стругов. Но это означало, что нам придется выдержать первый удар без поддержки его пушек — что тоже было плохо, с какой стороны на это ни посмотри.

Решить этот ребус на пару с Трубецким у нас не получилось, именно поэтому вопрос выбора места битвы и тактику и был вынесен на общее обсуждение. Но что-то отвечать Козлову было нужно, и я ушел в начальственный стиль, которым в совершенстве владел мой завкафедрой.

— Всё верно говоришь, Кузьма Петрович, надеюсь, мы сможем разрешить и это затруднение, — сказал я и оглядел остальных: — А вы тоже подумайте, когда ваша очередь речь держать будет. Фёдор Иванович, продолжай.

Тот примерно повторил все движения своего коллеги, только шапку сразу вернул на голову.

— Царевич, боярин, — короткий поклон в нашу с Трубецким сторону. — Мыслю я так — если уж решили брать этого разбойника, то нужно это делать под Астраханей. Они после перехода будут, устамшие, а это в нашу пользу сыграет. И кораблю этому простор будет, ему ветер нужен, а здесь на мель сесть — плевое дело.

— Благодарю, Фёдор Иванович, — кивнул я вернувшемуся на место сотнику.

Его предложение тоже было очевидным — но у меня были сомнения, что нам стоит ввязываться в полноценный морской бой с казаками. И дело даже не в том, что мы серьезно проигрывали в численности войска — по стругам у нас имелся некий паритет, хотя наши суденышки были речными, а, значит, поменьше. Но «Орёл» и в самом деле мог просто передавить вражеский флот, если ветер будет нам благоприятствовать.

Вот только в этом случае получится Пиррова победа — победить-то мы победим, но все награбленные Разиным персидские ценности окажутся вместе с его стругами на дне Каспийского моря. И если со дна Царицы утонувшее добро ещё можно было поднять — немного напрягшись, но без особых проблем, — то на Каспии я даже браться за это не буду. Конечно, мне было жалко, что часть добычи разинцы распродадут в Астрахани, но, во-первых, далеко не всю, а во-вторых — у них вместо не слишком интересных мне тканей появится компактное серебро.

Елагин высказался кратко и в тактику со стратегией не лез — мол, скажите, где будет ворог, а уж мы не подведем, и батарею артиллерийскую сообразим, и ударим из всех стволов. Голландцы оба заявили, что как мы решим, так они и будут действовать. Коптев тоже удивил — но уже в хорошем смысле.

— Царевич, боярин, — шапку он не ломал, цену себе знал и опыта у него имелось — на зависть всяким голландским игроманам. — Слышал я про такую военную хитрость — надо оповестить неприятеля о своих замыслах, и пусть он думает, что обманул нас. Сейчас мы почти ничего не знаем — когда казаки выйдут в Волгу, каким путем пойдут обратно на Дон. Но что если мы сообщим в Астрахань, что наше войско идет к городу, чтобы перехватить там ватагу? Воеводы не удержат такое в остроге, особенно если им помочь. И как только ворог приплывет, он тут же узнает, что к Астрахани подплывает большой флот, на котором и пушки есть, и опытные пушкари, и стрельцы повоевавшие. И все они плывут по душу Разина. Повод найти нетрудно — отомстить за разорение Яицкого городка. После такого предупреждения казаки сами своих старшин пинками дальше погонят, чтобы успеть проскочить мимо нас и юркнуть в Царицу. До Камышинки они уже не пойдут — далеко, тяжко… особенно если в тех наветах будет разговор, что мы как раз у того переволока ждем подмоги из Пензы и Тамбова.

— Из Тамбова и Пензы? — с легким недоверием переспросил Трубецкой. Поверят ли они в такое?

— Оттуда наезженные дороги до Вороны и Хопра, Юрий Петрович, — с достоинством ответил Коптев. — А там уже и Дон под рукой, и переволок в Камышинку. Поверят, куда они денутся.

Он усмехнулся, огладил бороду и уселся на скамью.

Мы с Трубецким обменялись взглядами, и он кивнул — мол, я готов. Я благодарно улыбнулся. Обсуждение зашло в такие дебри, что я не стал рисковать выносить хоть какое-то суждение, хотя мысль Коптева показалась мне очень здравой. Наверное, что-то такое можно было найти в китайском трактате «Искусство войны», но я читал его давно и уже не помнил все приведенные там максимы.

Князь поднялся, оглядел собравшихся.

— По старшине мне выпало подводить итог, — веско сказал он. — Фёдор Иванович, в море мы воевать пока не готовы, хотя, мыслю, господин Бутлер был бы рад опробовать корабль в настоящем сражении. Кузьма Петрович, на твой справедливый вопрос дал ответ Андрей Семенович — нужно заставить ворога делать, что нам нужно. Для этого будем действовать так…

* * *

Потом мы уже вдвоем с Трубецким и Поповым уточнили детали этого плана, который полностью зависел от того, поверит Разин в наши слухи или же проявит осторожность. Трубецкой был убежден, что казакам некуда будет деваться — богатая добыча затмевает разум, они желают как можно быстрее оказаться в безопасном месте, а в Астрахани у них, выражаясь фигурально, начнут подгорать задницы. Попов тоже не сомневался, что его люди смогут сработать правильно.

В принципе, я тоже склонялся к этому — это перед астраханскими воеводами Разин мог гнуть пальцы, а вот в условиях, когда по его душу плывет целый царевич с войском и большим кораблем с пушками, подобное поведение становилось форменным самоубийством. Ватага его поедом съест, если он не снимется с места как можно скорее, чтобы проскочить на Дон до прихода страшного «Орла». Но полной уверенности у меня не было.

Разин сейчас — успешный атаман, сумевший разгромить грозных персов и разграбить с десяток прибрежных городов и сел. За ним немалая сила — даже тысяча с лишним казаков при стругах и с пушками могут навести хорошего шороху по всей Волге вплоть до Казани. На следующий год разросшуюся ватагу смогли остановить только под Синбирском, до которого царское войско успело добраться раньше. Но кураж Разин уже поймал и мог решить, что ему и черт не брат, а царевич — не противник. К тому же на караванах, которые потом поплывут мимо нас, могли находиться его тайные поклонники, ведь взбунтовавшись, он смог многих привлечь на свою сторону одними посулами богатой добычи…