Золото Стеньки

— Не только, царевич, — Дорманн почтительно склонился. — Хотел просить твоего разрешения, чтобы вместе с господином Поповым отплыть в Астрахань. Думаю, я смогу там пригодиться.

Я внимательно посмотрел на голландского вояку и понимал, что, в принципе, он действительно мог там пригодиться.

[1] Вообще пишут, что струг легко тащил пятьдесят человек. Но, насколько я разобрался, струг — это очень широкое понятие, от небольшой струганной лодочки, в которой разместится лишь один человек, до чего-то действительно большого. Впрочем, почти везде струги XVII века изображены с восемью или десятью веслами (по четыре-пять на борт), а народу там — ну человек пятнадцать, если не обращать внимания на частности. В фильме 1908 года «Понизовая вольница» путешествие Разина вообще показано очень забавно — там он вместе с княжной сидит на палубе большой шлюпки, которую удерживают на месте два гребца с шестами (явно снимали на мелководье), а вокруг них вьются прогулочные лодки с одним гребцом. На большой шлюпке, кстати, всего человек 10–12, причем стоят они плечо к плечу, и мест для поспать там точно нет. Поэтому я волевым решением посчитал: один струг это человек 15 экипажа, больше никак.

Вот, например, поход товарища Хабарова за 20 лет до описываемых событий (рисунок современный).

[2] Верста — 1068 метров, это 500 саженей или 1500 аршин. Если что — аршин это шаг.

Глава 16

Древнерусская тоска

Так бывает, что человек раскрывается с совершенно неожиданной стороны. Когда я нанимал Густава Дорманна, то исходил из его военного опыта, да и помочь человеку, оказавшемуся в неприятной ситуации, хотелось. Но он вполне неплохо — так оценил его способности Трубецкой — справился с подготовкой нашего похода, во всяком случае, каких-либо проблем из-за недостатка чего-то очень нужного у нас не было. Но настоящий талант Дорманна обнаружился уже в Нижнем Новгороде.

Оказалось, что этот человек умеет очень быстро узнавать цены буквально на что угодно. Я ещё спорил с воеводой Нащокиным — а этот пронырливый голландец успел выяснить, кто из купцов поставляет плохой товар, да ещё и задорого, а кто, наоборот — и цену не ломит, и товар качественный привозит. Закупки мы производили по спискам, составленным Дорманном — и сэкономили никак не меньше четверти выделенных на эту простую операцию денег. При этом у нас в трюме «Орла» хрюкали поросята и мычали овцы, стояли бочки с солониной и прочими припасами, которые необходимы в дороге. Потом то же самое повторилось у Макарьева монастыря — мы прибыли туда незадолго до начала большого торга, но даже в таких непростых условиях Дорманн сумел провернуть пару сделок, которые уже в Казани обернулись приличной прибылью. Как он сказал — нет смысла просто плыть из одной точки до другой, нужно делать это со смыслом.

Ну и в Казани он тоже проявил себя — а там к нашим заботам добавился фураж для татарских лошадей на весь остаток пути и всякие запасные части для лошадиной сбруи. Дорманн даже сумел договориться с кузнецом, который согласился сплавать с нами туда и обратно — и доказал мне, что одного специалиста, который находился при сотне Коптева, нам точно не хватит на все дела. В принципе, так и получилось — оба кузнеца на каждой стоянке разворачивали своё хозяйство и беспрерывно стучали молотками до самой темноты.

В общем, полезным человеком оказался этот Дорманн. Ему не мешал даже язык — видимо, торговые люди общаются как-то по-своему, хотя переводчик с ним таскался всё время, отрабатывая жалование в пятьдесят рублей, которое я ему назначил на время похода. Впрочем, этот переводчик уже к Камышину больше подвизался среди команды «Орла», помогая штатному толмачу, что существенно повысило скорость освоения русского пришлыми голландцами. Но мне вообще казалось, что моряки по роду своей профессии должны были быть полиглотами — тот же Бутлер неплохо знал английский, как язык наиболее вероятного противника, а также лопотал на немецком, поскольку сложно обойтись без этого языка, заходя в ганзейские порты.

Так что разрешение Дорманну на поездку в Астрахань я дал. Не просто так — перед ним ставилась задача скупить как можно больше персидских товаров, что привезут разинцы, за как можно меньшую цену. Кажется, астраханские купцы и сами справились с обманом казаков, но я не видел ничего плохого, если и мы на этом заработаем. К тому же у голландца имелся и свой собственный интерес — в Казани он накупил каких-то громоздких тюков, которыми надеялся расторговаться как раз в Астрахани. Ну а зачем мне чинить ему препятствия? Может, у него получится и самому целиком закрыть свой долг даже без учета возможной доли с добычи.

Смутил меня только Попов.

* * *

Командир стремянного десятка отозвал меня в сторону вечером, накануне их отбытия в Астрахань. Говорил он обычно мало, слова «государь» и «царевич» употреблять не любил, да и вообще — больше пользовался жестами. Я это списывал на его военный опыт — в тылу врага особо не покричишь. Вот и сейчас он жестом предложил мне отойти в сторону от нашего лагеря, место выбрал на виду у всех, но далеко, уши не погреть, а нам любого, кто решит составить нам компанию, будет видно издалека.

— Что-то случилось, Григорий Иванович?

— Пока нет, царевич, но может.

И замолчал.

— Вовсе незачем нагонять такой таинственности, — попенял я.

— Этот немец Дорманн не тот, за кого себя выдает, — всё-таки выдавил Попов.

Я обдумал эту мысль.

— А кто?

— Это не знаю, а потому не скажу, — чуть развел руками десятник. — Где ты с ним познакомился?

Я кратко пересказал историю встречи с Дорманном и его приключений в России.

— Выглядит так, словно он ждал чего-то подобного, — после недолго молчания сказал Попов. — Может, не тебя, царевич, а князя Трубецкого? Никто же не мог знать, что ты отправишься к тому купцу Мейерсу?

— Я и сам не знал за день до того, — признался я. — Но Юрий Петрович у купца бывал. Только я уверен, что он бы на ту девку и не обратил внимания.

Ну да, не у всех в прошлом была некая Ленка, которая пока не родилась.

Попов снова задумался.

— Выглядит сложно, но иногда такое случается, — как-то неохотно признал он. — Случай — да и всё. Но он явно не воин, хотя с воинским делом знаком не понаслышке. Скорее — послух, или на иностранный манер — агент.

Мне всё стало ясно — один разведчик признал в ком-то своего коллегу.

— Почему так думаешь, Григорий Иванович?

— Да посмотрел, как он с народом общается — с моряками этими, с купцами на торгах, со стрельцами. Так и должно себя послуху вести, больше знакомых — лучше для дела. Только я его дела понять не могу.

— Ну да, с Голландией мы вроде не воюем…

— А речь и не о войне вовсе, царевич. Голландцам тоже важно знать, как мы тут живем, чем можно на государя надавить, чтобы себе побольше получить, а нам — поменьше дать.

— Думаешь, они и так не знают того? — усмехнулся я.

Понятие «государственной тайны» сейчас если и существовало, то очень условно. Я, правда, мог оперировать только памятью настоящего царевича, но даже он понимал — лучшей защитой секретов России является то, что никто — и царь в том числе — не знает всего. Нельзя выдать то, что тебе неизвестно.