Золотое дно (сборник)
Шрифт:
релая шинель, твердая и кусачая, она больно терла
глаза и лицо. Был накрыт Кроня Солдатов чужою ши
нелью, как покрывают мертвых. Кроня прислушался к
себе и не уловил никакой боли, словно земля зарубце
вала, затуш ила прострельную рану. Осторожно отки
нул полу шинели и взглянул в небо. Оно очистилось от
гари и было невыносимо глубоким и ярким, будто бы
изнутри полыхало желтым прозрачным пламенем. У
203
как у жестких пустырей, где растет лишь надменный
чертополох. Еще наносило запахи пороха, горелого ме
талла и сладковатого тошнотного тлена.
Кроня вдруг испугался, что останется здесь и умрет.
Он уже забыл, что просил пристрелить его, тягучий з а
пах тлена будоражил и волновал, но Кроня еще не со
всем пришел в себя, и ж аж д а жить тоже едва просыпа
лась в нем. Солдатов ворохнул спиной, отыскал более
мягкую землю, но она была везде неровной и жесткой,
и это раздраж ало Кроню. Он невольно прислушался к
тишине и уловил в ней недалекие голоса, вскрик запо-
лошного петуха, промчался и затих мотоцикл, где-то
скрипнула дверь и вырвался испуганный женский воз
глас.
Кроня перевернулся на живот и увидел те самые
Бороухи, за которые умирал. Черепичные крыши за го
лыми деревьями были совсем рядом и казались черны
ми, хотя Кроня помнил, что они бруснично-красные, —
он ходил в это село за молоком... И вдруг он словно
бы ощутил жаркими губами холодную струйку моло
ка, которая густо и неторопливо цедится сквозь м ар
лю из деревянного подойника в глазуревую кружку.
Кроня пошевелил языком, он был распухший и едва
влезал в рот. Совсем рядом, перед глазами, была ры
ж ая, наверное, от его крови, земля, она казалась р ж а
вой и будто состояла из одного старого бросового
ж елеза. Кроня лизнул землю — она оказалась холодной
и кислой на вкус, и тут Солдатов понял, что уже конец
октября и земля завязла, полная сырости. Он прижал
язык к зубам и почувствовал, как этот холод стал отхо
дить и превращ аться в кислую влагу. И Кроня лизал
землю, продвигаясь выше по воронке, пока не наткнул
ся на что-то холодное и неживое. Он поднял глаза и уви
дел застывшее лицо старшины Кармелюка, оно л еж а
ло как бы отдельно от тела. Кроню всего затрясло и
вывернуло наизнанку, он тихонечко попробовал встать,
чтобы не видеть лица старшины Кармелю ка, но встать
не удалось, вернее, Кроня побоялся подняться и пополз
на коленях в сторону села.
У крайней избы его увидела старушка, она робко
подошла к Солдатову, и он рассмотрел только высох
шие ноги в толстых солдатских ботинках.
204
и старушка, хрипя плохой грудью, наклонилась к не
му. У нее были узкие веснушчатые кисти с круглыми
шишкастыми козанками на пальцах, и почему-то эти ру
ки напомнили мать, и Кроня, слабея, повторил: — Не
оставь, мама.
— Осподи, каких молоденьких калечат, — прошеп
тала старушка. — Куда я тебя дену? Ну ты, вставай,
экий ты неподъемный. — Она потянула парня за рукав,
подставляя сутулую спину, и Солдатов, опираясь на ее
плечо, как на костыль, поднялся; его била дрожь, ноги
подгибались и слушались плохо, под мокрой ладонью
он слышал бесплотное старое тело и все боялся, что
тонкие кости хрупнут и тогда он тоже упадет и больше
не встанет. Старуш ка повела парня к погребу, посто
янно оглядываясь и пугливо перебирая выцветшими
губами, на маленьком лице выступил крупный пот,
кофтенка распахнулась, и Кроне было видно, что ста
рушка будто бы высечена из куска желтого мореного
дерева, и только глаза ее жили отдельно, большие и
смуглые, как перезревшие сливы. Они были плутоваты
и чем-то озабочены, видно, старушка даж е удивлялась
своей отчаянной смелости. И Кроня вдруг почувство
вал, что все будет хорошо, он проживет очень долго и
умрет своей смертью.
Но тут раздался холодный окрик «хальт», словно по
спине стегнули ременной плетью, Кроня вздрогнул и
сразу устало поник, а старухино плечо подалось под его
рукой и нерешительно замялось, но старая все еще пы
талась идти, и глаза ее упорно смотрели на огородную
тропку, где впереди, ш агах в двадцати, был спаситель
ный погреб.
Очередь раздалась гулко, и пули стонуще прошли
над головами, возвещ ая о смерти. Кроня обернулся:
сзади стояли немцы, и один из них подманивал его сог
нутым пальцем, как зовут маленьких детишек, которым
обещают конфетку, а второй уже оказался рядом и не
ловко отдернул старушку за рукав кофтенки прочь, и
она с полуоткрытым ртом так и осталась сидеть на ме
же, и, когда Кроня прощально и тоскливо оглянулся,
глаза у нее были слепые от слез.
Кроне что-то сказали по-немецки, и по взмаху ру
ки он понял, что приказывают идти. Удивляясь самому
205
казалось вдруг, что он плывет в густой воде, редко
взмахивая руками и ногами, а река сама несет его на
себе. Немцы остались сзади, а потом и вовсе исчезли за
поворотом, наверное, отыскивая прячущихся, а Кроня
шел серединой улицы, и все было перед ним в тусклом
призрачном тумане, сквозь который просачивались то