Детская проза

– Я ел мармелад, – объяснил он. – Медведи очень любят мармелад. Миссис Браун пригляделась к бирке, которая висела у медвежонка на шее. Там было написано просто и ясно: – Генри! – воскликнула она. – Мы не можем оставить его тут одного! Кто знает, что может случиться? Давай он немножко поживёт у нас! – Поживёт у нас? – неуверенно переспросил мистер Браун. Он нагнулся к медвежонку. – А ты не против? Ну то есть, – добавил он поспешно, – если у тебя нет других планов.…

И вот уже можно выглянуть из «колодца», чуть-чуть. И вот уже нет никаких стен, а есть берега и на каждом берегу белая башенка, а между ними… Впереди между ними теперь тоже нет никакой стены: она ушла, опустилась под воду. И можно плыть дальше. А это был шлюз — речная ступенька. По таким ступенькам суда взбираются вверх и спускаются вниз, из одной реки перебираются в другую. Из Москвы в Волгу. ВОЛГА ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ. По ней плавает много всего: самоходки, пароходы, баржи. И самые быстрые…

не мог понять. Перед ним стояли ряды домиков, да таких миленьких, чистеньких, с красными крышами. Шура прошел по широким улицам, через пустынные большие площади. Странно! Ведь только что был как будто вечер, и няня укладывала его спать, а в этом чудесном городке ярко светит солнце. Почему-то только нет ни души на улицах, да и домики стоят пустые. Куда же девались все жители этого странного городка? За пустынной площадью — стена. Подходит к ней Шура и видит, что она состоит из его любимых…

- Понятно, - сказал Богдан. - Кстати, я знаю праздник, который есть только в русском православии, а в других православных церквах – нет! - Какой это праздник? – изумился Богдан. - Праздник Покрова Пресвятой Богородицы, - ответил папа. – Празднуется 11 октября – мы недавно в Храм именно на этот праздник ходили! - А-а! – протянул Богдан. - То, с чего начался этот праздник, случилось очень давно, когда еще существовала православная Византийская империя, - сказал папа. – Столицей империи был…

Долго рассматривал человек книжку и догадался наконец, что надо делать. Поставил перед собой раскрытую книжку, будто ноты, поднял руки, откинул голову и ударил по клавишам... И тут случилось чудо. Он заиграл как настоящий музыкант! Человек удивился, конечно, даже остановился на миг, а потом продолжал играть, глядя на картинки в книжке. Он играл, а вокруг запорхали белые бабочки. Заулыбался человек — откуда взялись бабочки! Покачал изумлённо головой, но играть не перестал. Он играл,…

— Откуда у тебя отцовский ножик? — Папа дал. — Выпросил-таки, на моё несчастье!.. Ну, что теперь будет? Я говорю: — Мама, ну, почему несчастье? Почему несчастье? Ну, почему? — Повернулся и ушёл из кухни. Думаю: «Возьму быстро линейку и сделаю из неё две узенькие, — даже ещё удобнее будет». Открываю ящик стола — нет линейки. В портфеле тоже нет. На подоконнике тоже… И тут, смотрю, — пианино. До того дерево блестящее, гладкое, видно, что твёрдое, как лёд. Интересно, возьмёт мой ножик такое…

image l:href="#i_002.jpg" > Гриша ничего не боялся. В своём вагоне он любил подскакивать на мягких пружинных сиденьях или уходил в другой поезд, стоявший через платформу, играть с чужими мальчишками в лото. Аня, крепко обняв маму, почему-то всё время плакала. Её успокаивали, рассказывали сказки. Гриша, подходя, говорил: — Эх ты, бояка! Самолётов забоялась! А на улице их уже десять штук сбили — мальчишки говорят. И ни одной фугаски не упало. Но Аня продолжала плакать. Однажды ночью,…

- А вам не приходит в голову, что Речные кошки больше всего на свете хотят служить своему племени? - резко прошипела она. - Думаете, им легко пусть даже на время сложить с себя воинские обязанности? - Да нет, ничего мы такого не думаем, - пробормотал Желудь. - Я, например, просто счастлив, что не родился кошкой и мне никогда не придется спать в детской! - Он весело повел усами. - Вчера ночью мне даже в воинской палатке пришлось уши лапами закрывать. Солнышко и Лягушонок пищали, как ненормальные!…

Шторм будет потом! Между тучами и морем В Баренцевом море сопровождало нас не только волнение. Почти до самого вечера по левому борту метрах в пятидесяти постоянно летела стайка из 6–8 чаек. Чайки летели параллельно нашему курсу. По их полёту совершенно нельзя было сказать, что дул сильный встречный ветер. Они летели, как в безвоздушном пространстве и, казалось, крыльями взмахивали лишь для того, чтоб подчеркнуть своё изящество. Может им было одиноко в море и они прибились к нам?…

— Север, фас! И тот, поджав уши, стремглав мчится к фанерному щитку, хватает его в зубы и бежит обратно. Ну и в награду за это, конечно, получал ломтик хлеба, а повезёт — так и кусочек сахара. — Дай срок, наш Север будет нам в бою ещё и фрицев таскать! — шутили моряки. Но самое суровое испытание ждало его потом, в дни нашего наступления. Рота автоматчиков, которой командовал Василий Кисляков — теперь уже офицер, — штурмовала высокие гранитные скалы, где прочно засели и укрепились…

— Ужь и изъ Москвы, сказалъ полковникъ съ досадой, — тотчасъ пугаешься! Успокойся, не изъ Москвы, а съ сосдней улицы — случилось несчастіе, которое впрочемъ до насъ лично не касается, а жаль, по человчеству жаль. Извстіе о Богуславовой. — О Богуславовой? Что съ ней случилось? Я вчера сама заходила къ ней, ей было гораздо лучше и она мн говорила, что узжаетъ дня черезъ три во внутреннія губерніи, въ К* къ сестр своей. — Ну, она и ухала, только не въ К*, а на тотъ свтъ, сказалъ полковникъ рзко…

Человек заулыбался, закивал головой и о чём-то быстро заговорил, разглядывая Гогины снежинки. — Ты что хочешь узнать, мальчик? — вдруг тронул Гогу какой-то подошедший человек в чёрном широком пальто и в меховой шапке. — Ты меня спроси. Этот товарищ только по-английски… — А-а… — понял Гога. — Вы переводчик. А у нас в классе Федя Поляков тоже по-английски умеет. — Да, мальчик, я переводчик. А этот товарищ был на Варшавском конгрессе сторонников мира. Теперь он путешествует по Советскому Союзу.…

И, как все франты, Попо слегка гордился собой в этот день. Он был горд ещё и оттого, что теперь будет жить в городе на берегу океана и, уж конечно, увидит разные чудеса. Поэтому совсем неудивительно, что иногда он нарушал размеренный ритм движения их маленького каравана и принимался скакать, как жеребёнок, подпрыгивать и притопывать пятками по пыли. К исходу дня, когда путешествие подходило к концу, им снова пришлось подыматься в гору среди густых цветущих зарослей — то красных, как огонь, то белых,…

Летом полярники ездили на рыбную ловлю. Забросят один раз сеть в лагуну — морской залив, и готово: на целую неделю обед. Когда первый раз Васька увидел кузов тракторной тележки, полной рыбы, с ним произошёл конфуз. Сытый вроде медведь, от масла и сахара отворачивается, а тут заревел, зарычал, полез в тележку, лёг на рыбу, гребёт её под себя лапами и никого к ней не подпускает. Прибежал дядя Фомич. Кричит: — Васька, домой! Куда там. Васька и ухом коротким не ведёт. Рычит, норовит лапой стукнуть,…

Підійшли. Прислухалися. За дверима тихо. Жодного звуку. Як то кажуть,— анічичирк!.. Може, там нікого нема? Може, клас порожній? Прочиняємо нищечком двері. Зазираємо одним оком... Є!.. Всі на місці! Сидять гарненько. Обличчя зосереджені, серйозні. Ні тобі усмішки, ні тобі витівки якоїсь. Не діти, а янголи. Що таке?.. Може, ми не туди потрапили?.. Хіба про таких напишеш повість? Може, ходімте до іншого класу?.. Пошукаємо справжніх живих учнів?.. Та ні, стривайте!.. · От…

II Ця велика трикімнатна квартира з високими ліпними стелями і різьбленими дверима, де мешкає Вітя, належала колись Вітиному прапрадіду, відомому київському професорові Федору Антоновичу Коротницькому. Про це нагадувала потемніла від часу мідна табличка, що висіла на їхніх дверях. Тепер вона лежить в одній із шухляд великого, схожого на старовинний замок буфета: «Професор Ф. А. Коротницький». Потім у цій квартирі жила дочка професора Антоніна Федорівна, бабусина мама, яка вийшла заміж за робітника…

Гордій стояв поруч друга і всім своїм виглядом підкреслював готовність стати будьоннівцем. Червоноармієць уважно глянув на хлопців. Холоші вони уже відкотили по самі кісточки. Босі ноги чорніли від засохлої грязюки, наче в брудних черевиках були. Торбини хлопці позасували аж за лопатки. В такому молодцюватому вигляді й застав їх викликаний вартовим командир. Це був плечистий, стрункий, з коротко підстриженими вусами кавалерист. Оглянувши хлопців з голови до ніг, командир ледь помітно усміхнувся…

Юні світлячки-дівчатка мали аж два основні заняття: одні перебирали найкращі дзвіночки для ліхтариків, інші майстрували поясочки із цупких квіткових стебел, до яких прикріплялися ліхтарики. А от наймолодші світлячки-малючки, як і всі діти на світі, жили у своє задоволення: їли, спали, гралися, скільки забажали, і, так само, як людські дітки, не цінували цей золотий період життя і якнайшвидше прагнули вирости. До цього золотого покоління належав і світлячок Маячок, про якого піде мова далі… …

— Ну, в Тома цей товар що най справжніший, можете не сумніватися, — відказав містер Шелбі. — Ось, приміром, минулої осені послав я його самого до Цінціннаті в одній справі, і він мав привезти мені п’ятсот доларів. «Томе, — сказав я йому, — я тобі вірю, бо певен, що ти чоловік чесний і не підведеш мене». І звісно, він повернувся. Я ж таки знав, що він повернеться. А кажуть, деякі лихі люди намовляли його: «Томе, чого б тобі не дременути до Канади?» — «Ні, хазяїн мені довіряє, то я не можу». — Так…

Я вирячився на нього — чи, бува, не захворів. А він… — Кукурудза, — каже, — дуже важливий сільськогосподарський продукт, і виведення нових її сортів — справа великої державної ваги. І взагалі селекціонери-симиренки дуже поважані люди — не менше космонавтів. Он-до моя мати, дивись, і депутат, і в Київ на наради їздить, і в президії завжди сидить. Слухав я, слухав, а тоді не вдержався. — Тю, — кажу, — на тебе! Таке говориш — як на зборах. Теж іще знайшов веселу справу — кукурудзу вирощувати.…