Поэзия

О троллях И вновь могучий провокатор, Вопрос нам острый подберёт. Вновь вброс говна на вентилятор, И понесётся срач вперёд! Кого угодно он протроллит, Заставив кирпичами срать. Знакомо это всё до боли, И уж успело заебать! Для срача тема есть? Отлично! А то что это просто вброс, Бывает многим безразлично, У них строительный понос! На фоне массовых волнений Имеет слово вид ножа. Подъёбок от, до оскорблений, От фактов и до пездежа. Один орёт,…

Я сам * Тема Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном — только если это отстоялось словом. Память Бурлюк говорил: у Маяковского память, что дорога в Полтаве, — каждый галошу оставит. Но лица и даты не запоминаю. Помню только, что в 1100 году куда-то переселялись какие-то «доряне». Подробностей этого дела не помню, но, должно быть, дело серьезное. Запоминать же — «Сие написано 2 мая. Павловск. Фонтаны» — дело вовсе мелкое. Поэтому свободно плаваю по своей хронологии. …

Я. Лютикова Из сборника «ЖЕРТВЫ ЛАРАМ» I. В СТАРОМ ДОМЕ Я в старом доме; за окном лежит кольцом широким Прага; и сумерки походкой мага обходят улицы кругом. Темней. Но там, из-за угла зеленой плесенью сверкая, собор святого Николая возносит к небу купола. Дрожат огни. Туманна синь. Все смолкло в городской истоме.- Мне кажется, что в старом доме незримый шепчет мне: «аминь». Перевод А. Биска II. НА МАЛОЙ СТРАНЕ Гребни зданий…

В отражённый от леса ветер, Который обретает зримые очертанья, Только опрокидываясь в паруса! 18 ноября 2009 * * * А когда пятипалый разлапистый лист платана За берёзу не смог уцепиться, ему Только и оставалось, наподобие параплана, Над газоном долго бесцельно кружиться, и тьму Желтизной безнадёжно расталкивать – Этот солнечный осколок лета Прошуршал по крыше тёмно-синей машины, Несколько раз то вниз, то вверх по бортам, – И под колесо – И остался там……

И тропка к колодцу давно заросла. Так странно - сердце болит всё сильней В исчезнувшем доме вдали от людей, На этой забытой ненужной дороге, Где нет даже пыли, а ночью в тревоге Взлетает рой летучих мышей. Пронзительно козодой закричит, Захлопает крыльями где-то в ночи, Издалека начинает он снова, Пока, наконец найдёт своё слово. И проскрипит, и опять замолчит... Я не знаю, кто они, но они тут кругом, Те немые, что делят со мной этот дом, Живём мы под тусклой…

Расскажут больше чьих-то уст. Во мне – их сны, их боль, их смех. Поблекли платья женщин тех, Что где-то танцевали с нами... Но в ложе вдруг бинокля блик... Плащ на углу... О, я привык Под зноем ждать и под дождями 7. Под зноем ждать и под дождями, Что Прага вынырнет из тьмы, А ветер кружево зимы Иными сменит кружевами. Апрель. И солнце льёт опять Молочный отсвет из кувшина. Возьми же ветку розмарина, Скажи мне, где свиданья ждать? Когда на Старой…

Осыпаются звезды при каждом слове, Обернувшись жухлой листвой. Пора прекратить бесконечное бегство От наизнанку надетого детства, Жевавшего черный подсолнечный жмых, Считавшего палку за главное средство; И не ломать больше мельниц чужих. Пора забыть вавилонскую башню, И в прежние русла течения рек Вернуть – и увидеть, что вовсе не страшно Кончается варфоломеевский век. Почему ж у Старухи не прялка в руках, А краплёная – в звёздах – колода И на всех королях – двухсотлетний…

На три или четыре века Нас — только трое: я, да ночь, Да ветер, падающий в реку, Чтобы смолчать и не помочь. А за рекой Козьма с Демьяном Грозят бунтарским куполком, И звонниц чёрные прораны Бредут по снегу босиком. От них до той кинорекламы Пятьсот шагов да триста лет, Ворот вневременная рама, Глубокий снег, глубокий след 6. В небе летнем, старинном И почти что пустом Резко вздыблены спины Разведённых мостов, И нежданный, как лебедь Над Невой не согретой,…

Фораминиферы Ну вот, к примеру, скажем, эти ракушки. Жили здесь, поскольку были, а были, поскольку жили. Как смогли, поскольку смогли, и как умудрились. Во множественном числе, ибо во множестве, хотя каждая по отдельности, в собственной, поскольку в собственной, известняковой скорлупе. Слоями, поскольку слоями время их потом изобразило, не вдаваясь в подробности, ибо в подробностях состраданье. И вот передо мной два образа в одном: убогое кладбище вечных отдохновений…

Погинет разом человеков стая Коль стыдно будет друга съесть Какой бывает дружба я не знаю Что от неё где польза или вред Друзья возможно и бывают Но среди них моих то нет Какой бывает лень да я не знаю Покою ни секунды нет Не ем не пью не строю не ломаю А всё ползу из тьмы на свет ----------------------------------------------------- Арбуз который день хожу я мимо Тебя но встречу нашу клинит Не знаю что но не цена же Цена не скажет слова даже Она же в курсе…

В собачей конуре где вырос и умру Меж старых брусьев что душа вросла Я вновь верчу загадки колеса Мне кажется я ось а обегаю круг В погоне с тенью своего хвоста ----------------------------------------- Вот пролетели Леониды А я не выглянул в окно На небе облака иль видно Как из созвездья моего Летит сгорающий песок Не только украшая свод Веля загадывать желанья На следующие тридцать лет Но для меня то поздно или рано То мало то желанья нет -------------------------------------------…

С 1959 года Набоков жил в Швейцарии, в курортном городке Монтрё, близ Женевы. Там он умер 2 июля 1977 года. В Россию Набоков при жизни так и не вернулся. Детские и юношеские впечатления сделались единственной нитью, связывавшей его с утраченной родиной. С годами они не тускнеют, а, напротив, обретают яркость, становятся животворными корнями удивительного таланта писателя. В поэме «Детство» он признается, что вся его последующая жизнь — это сон, сон ребенка. Ожидание проснуться у себя дома, вообще,…

4. Вернулся граф. Но из какой страны Не знал никто, и все удивлены Не тем, что Лара вдруг явился, нет, А тем, что не являлся столько лет. С ним не было ни воинов, ни слуг, Лишь юный паж, его скитаний друг, Чей странный облик выдавал, что он Из чуждых стран был графом привезён. Пусть время одинаково идёт Для тех, кто странствует, для тех, кто ждёт. Но если нет издалека вестей, То взмахи крыльев времени слабей. Все видят Лару. Что же было сном? Его отъезд, иль возвращенье…

III. Луч солнца в кронах засиял, Зажегся светом лат металл: То, крепостной минуя вал, По сжатым нивам проезжал Отважный Ланцелот. Герб на щите: пред госпожой Колена преклонил герой; Лучился отблеск золотой Близ острова Шалотт. Поводья украшал агат, Как звезд кристаллы, что горят В короне золотых плеяд; Звенели колокольцы в лад Дорогой к замку Камелот. Сверкала перевязь с гербом, И рог лучился серебром; Звон лат будил поля, как гром, Близ острова Шалотт. Погожие…

New England Иные сны ко мне приходят ныне: передо мною кровель строй багряный, и медь листвы тончайшего чекана, и ясность зорь, и добрый жар в камине. Как в день седьмой, земля по завершеньи прекрасна. Только мнится в полумраке чуть слышный призвук боли и отваги — старинный гул Писанья и сраженья. Вот-вот (пророчат) нас засыплет снегом, и Север здесь на всем лежит печатью, но снова забываюсь на закате своим бескрайним днем и кратким веком. Бог весть, Буэнос-Айрес,…

I Великий спор, затеянный веками, Взывает к справедливому суду. Но только суд безмолвствует, как камень, Что был протянут некогда Христу. Кто различит, где истина нагая?.. Где ложь в парче и царских соболях?.. Кто фолианты дел перелистает И сделает пометки на полях? И кто отыщет судей благородных, Презревших сети взяток и наград, Посмевших сильным мира не в угоду Решить, как есть — кто прав, кто виноват? Заполнен зал огромный до отказа… И затаит дыхание…

VII Но если на небе возмездие есть, Гаджи, как должно быть на свете, Скажи, кто посмел, не взирая на честь, Взорвать ту машину в мечети, Где бедный наш муфтий Саид-Магомед Был вместе с родным своим братом?.. Одно утешенье, другого ведь нет, Что всех их настигнет расплата. Глядит на планету вселенское зло Своим немигающим оком. И, может быть, больше тому повезло, Кто раньше предстал перед Богом? Откуда в стране нашей этот разбой, Всеобщее это распутство? Пусть черное…

Жил мальчик не с пальчик у белых вершин, А просто в ауле жил мальчик один. Салимом он звался, Грустил и смеялся Тот маленький мальчик у белых вершин. Не худеньким был он, а круглым, как блин, И руки держал, словно ручки кувшин, И бегать вприпрыжку, Похожий на пышку, Ленился тот мальчик у белых вершин. Давно он открытие сделал одно, Что сны поутру заменяют кино. — Глянь, солнце высоко, Вставай, лежебока! — Кричала сорока, влетая в окно. Порою он солнышко путал…

В целом Маршак точно воссоздает метафоры шекспировских сонетов. Эти метафоры очень разнообразны — от пышных сравнений в духе нарядного, «высокого» Ренессанса, до пестрых картин самой обыденной действительности, например, хозяйка, тщетно гоняющаяся за петухом, — из уже упомянутого нами сонета 143. Иногда метафора перерастает свои границы и как бы приобретает самостоятельное значение. Так, например, в сонете 75 из сравнения родится трагический образ скупца — образ, который так и просится на полотно…

В горах мое сердце (Из Роберта Бернса) В горах мое сердце… Доныне я там. По следу оленя лечу по скалам. Гоню я оленя, пугаю козу. В горах мое сердце, а сам я внизу. Прощай, моя родина! Север, прощай, Отечество славы и доблести край. По белому свету судьбою гоним, Навеки останусь я сыном твоим! Прощайте, вершины под кровлей снегов, Прощайте, долины и скаты лугов, Прощайте, поникшие в бездну леса, Прощайте, потоков лесных голоса. В горах мое сердце… Доныне…