Проза прочее

1 Не придумывай себе ад Досту, тут круглый год зима. Колкий северный ветер – он часто ворчит низким голосом, но, бывает, переходит на крик – не выпускает из плена белесую землю и ее жителей. Многие из них с рождения не покидали этих краев, гордясь своей преданностью. Есть и те, кто из года в год убегает отсюда на другой берег океана. В основном шатенки с яркими ногтями. В последние пять дней ноября, когда океан смиренно отступает, склоняя голову, они – с чемоданчиком в одной руке, с…

…Все засыпано снегом. Снег шёл, наверное, всю ночь. Снег скрипит под мамиными ногами, под полозьями санок. Из-за шапки и платка, которым я обвязан и привязан к санкам и к брату, плохо видно вокруг. Голову тоже не повернуть, да и не хочется. Снег. Всё засыпано снегом. По белым его буграм на углу Моховой и Белинского неторопливо двигаются тёмные фигуры. Вчера здесь был дом, мы с мамой и братом ходили сюда в булочную… …Санки падают на бок… Мы с Володей и узелок за его спиной лежим одним увязанным…

Женщина вздохнула так, словно это был вздох из могилы. Показалось, что у нее было так же мало желания говорить о ней, как и у меня, но она была слишком вежливой, чтобы оборвать разговор, а я на какой-то момент стал слишком фаталистичным. Женщина сказала, что она одинока. И еще что-то, о чем я позже забыл, потому что это не имело никакого значения. Женщину, казалось, это задело, она вдруг стала очень печальной, хотя знала ее всего лишь поверхностно. – Как жаль, – все время повторяла…

Однако она ни разу даже не падала… в отличие от меня, которая ходит исключительно в тяжеленных говнодавах и все равно умудряется цепляться локтями, биться коленями… а каблуки мне вообще противопоказаны, хотя даже у меня имеются шузы на высоченных стилетах. Для «представительства и обольщения». Это не я так выражаюсь. Это классика. По-моему, Ильф и Петров. Однако когда я выходила последний раз в этих пыточных штуках, то умудрилась застрять в решетке метро. Ощущение было такое, как будто меня резко…

Сперва они увидели кости, человеческие кости, усыпавшие банку и доски настила, будто вельбот служил логовом свирепому чудовищу, пожирающему людей. Потом они заметили двух человек, скорчившихся в противоположных концах лодки. Их кожа была покрыта язвами, глаза выпирали из глазных впадин, бороды затвердели от соли и крови. Они высасывали мозг из костей своих мертвых товарищей. Вместо того чтобы приветствовать своих спасителей улыбкой облегчения, выжившие – обезумевшие и не способные говорить от жажды…

Никто не застрахован от глупой смерти. Когда в последний раз меняли аккумуляторы на спутнике «Метеостат»? В любой день он может свалиться нам на голову. Вот уж не повезет, так не повезет! И если погибнуть от упавшего спутника реально, то при продолжении такой пенсионной политики очень скоро можно будет погибнуть даже разорванным толпой оголодавших пенсионеров. Также никто не застрахован от того, что может по ошибке пописать на розетку. И в этом случае, думаю, самое ужасное – это не смерть сама по…

Вот те и береги себя, вот те и претензий никаких! и сразу на рамке запищал. А куда, дёргается Бармалей как обычно, а сколько времени-то займёт, скажите хоть, чтобы я планировал. Не знаем, как обычно отвечают ему, это не мы придумали, это инструкция, – и добавляют: не волнуйтесь. А чтобы планировать, так это лучше не стоит, ничего на ближайшее время не планируйте. Бармалей вплывает на берег, серые по бокам. Необычное ощущение. Бармалея много раз так вот водили: и по тридцать первым числам, и просто…

Теперь я пью вино один. Прошел день после разбитого термоса и задыхающегося вопля. Пил не для того, чтобы нырнуть в колодец. Пил для того, чтобы опьянеть. За три месяца я привык к тому, что еда появляется не на кухне, а на пороге квартиры. Я ел то, что было приготовлено чужими руками, но куплено ею. То, что было роскошью когда-то (будь то гречневая лапша или какие-то блюда с невообразимыми японскими названиями) и вызывало бурную реакцию у меня и А., сейчас превратилось в глухую обыденность. С…

* * * «Лучше житьё в смирении с бедняками, чем с гордецами делить награбленное» Прит., 16:18 Люди с жизненным опытом знают, что длительность пребывания на земле измеряется не количеством лет, а обилием пережитых ярких событий, участником или свидетелем которых пришлось быть. Я родился в Москве на Арбате за два года до начала Великой Отечественной войны. Из детских воспоминаний остались пронзительно звучащая в ушах сирена воздушной тревоги, поспешное бегство в бомбоубежище, расположенное…

Баринов подошел поближе, улыбнулся: – Озяб, хочу согреться. – По-твоему, тут приют бездомных? – Рассчитываю на добрых людей. – Нашел на кого рассчитывать! – Хотя бы чайку. – Не уверена, но попробуем. – Марина поднялась, отряхнула промокшее платье. – Двигай за мной. Они поднялись по дощатым ступенькам, прошли по веранде, Марина ударила кулаком по крепкой двери. – Марина, ты, что ли? – послышался густой мужской голос. – Ну я… Причем не одна. – С кем? – Не знаю. Дверь открылась,…

– Давай сейчас, – сказал он. – Прируливай в квартиру, я потом тебя подвезу. У них репетиция в шесть, поэтому сперва подъедешь и со всеми познакомишься. Они все хотят с тобой встретиться. – Сегодня вечером у них репетиция? Ты что – хочешь, чтоб я там сидел? – Посмотришь, как пойдет. Каково тебе будет. Перед тем как зайти в подземку, чтоб ехать к Честеру, я сколько-то постоял на Кембридж-Сёркус и посмотрел на людей. Смотрел, пока небо из синего чернело, и, по-моему, никогда не было мне так хорошо…

Обычно Друг все это рассказывал, постанывая и причитая возле запертой двери их старого дома. Осыпаемый капельками дождя, он пугливо прижимал уши от раскатов грома. Несколько раз Нина тайком запускала его в тесную терраску-прихожую. Кот благодарно терся об ноги, бормотал что-то жалобное и нежное и умиротворенно затихал под стулом. Обнаружив его, бабушка всегда ворчала: «Не люблю я этого кота, морда его мне не нравится. Непорядочный он». И тут же сурово теснила негодующего Друга ногой к двери. Выпроводив…

Но дальше было решение, вбитое клином в нашу прежнюю жизнь. И пришлось собирать документы, гроши, три чемодана вещей и мой рюкзак. «Ненадолго», – звучало обнадёживающее слово, но ему не верили, его отталкивали, в нём сквозила заскорузлая фальшь. На жёлтом «Богдане», ещё с десятком людей, нас отвезли в пустующее здание школы, где разбили лагерь для таких, как мы. Там уже жили, и когда я подошёл к свободной кровати, выскочил рослый мальчик, постарше и покрепче меня, и, не дожидаясь, сунул мне костлявым…

Очнувшись от забытья, пленник обнаружил себя в огромном роскошном зале. Он попытался выпрямиться, но стоявшие по бокам стражники выкрутили ему руки и вновь заставили принять приниженную позу. – Снимите с него оковы, – повелел им восседавший на троне мужчина с умным, властным и горделивым выражением красивого лица и, обращаясь к пленнику, спросил. – Кто ты, безумец? И зачем ты здесь? – И ты еще спрашиваешь, убийца?! – дрожащим от ненависти голосом воскликнул юноша. – Мой город был предательски…

Кроме необычного и красивого имени, у Инги были распущенные светлые волосы, перехваченные эластичной фиолетовой лентой, лаковые туфельки с пряжкой. И еще – полное презрение к одноклассникам мужского пола. Посадили новенькую с Ниной. Та была счастлива, но тщательно это скрывала. На большой перемене все сорвались в столовую. Все, кроме Инги. Из класса выходить она, похоже, не собиралась. Инга вытащила из портфеля румяное яблоко и зашелестела фольгой от шоколадки. – А обедать, – робея, спросила…

Но, тем не менее, он собрался с мыслями, и начал готовиться к аду в виде проверки и Абаддону в лице главного проверяющего. Свой день он решил начать как обычно: балкон – кофе – сигарета – душ. Где-то к восьми часам он был готов. Ровно в восемь двадцать он вышел, все по расписанию. Прошел, как обычно, мимо невзрачных бетонных стен, какой-то иностранной лавки, надписи на гараже (надпись сильно выцвела, что указывало на ее ценность, и было видно лишь конец выражения «… с нами Бог») до трамвайной остановки…

Наконец, Вадим, после долгих препирательств, сдался: – Да черт с тобой, езжай. Только предупреждаю, делай что хочешь, но нам не мешай … Татьяну посадили на заднее сиденье их «Лады», придерживать сумки с продуктами. Даже сын в дороге выполнял более важную миссию, сидел на переднем сиденье и держал удочки. Этим как бы подчеркивалось ее в этой поездке второстепенное значение. От дачного поселка до озера ехать где-то пять-шесть километров грунтовой проселочной дорогой, проложенной в густом березово-осиновом…

– Сдурел?! При чем тут поцеловать? Ты должен мне о себе что-нибудь рассказать в ответ на мою откровенность. – А-а. Ну что рассказывать? Все обычно – мать отец. Я, кот. Дед с бабушкой, два комплекта. – Понятно. – Видишь, ничего интересного. – Ну, все-таки что-то. А кот какой? Серый? – Можно сказать, серый. – Смешно! Что значит «можно сказать»? А на самом деле? – На самом деле серый. С белым. – Васька? Барсик? Тимофей? Мурзик? – Стасик. – Шутишь? – Да нет, правда. Стасик.…

– Ну, тогда поехали! – подытожил я. – Сейчас я ему позвоню, он сказал, что через час примерно будут в городе уже. Через полтора часа произошла встреча. Мы подъехали с Сергеем на «мазде» в ус-ловленное место на въезде в город и с полчаса общались с менеджером и владельцем фир-мы. Разговор вышел банальный. Первое время гости жались и пытались выторговать себе лучшие условия сотрудничества. Минут за десять я понял, что владелец фирмы в бизнесе ноль, и все усилия направил на менеджера. Тот мялся недолго,…

В магазин вошел пожилой мужчина в ветровке с надписью «Ветеринарная клиника». – Эндрю, собака готова? – спросил он. – Стойте! – закричала Реутова. – Я ее забираю! Сколько денег надо? Выписывайте счет. И Эндрю, и Майкл повеселели. – Замечательный пес, – зачастил ветеринар, – умный, добрый, будет вам лучшим другом. – Сделаю вам хорошую скидку, – засуетился Эндрю. – Когда вы уезжаете? – Через две недели, – начала Валя и призадумалась, – в гостиницу меня с ним не пустят. – Подержу его…