Проза

            Перспектива посетить в такой душный день «Дом матери и ребенка» совсем не радовала. И Мих быстро решил, что не поедет туда – сделает на трамвае круг до кинотеатра «Победа», вернется в центр, сойдет на Пушкинской, выпьет кофе, побродит по парку, а к брошенкам съездит завтра утром. Марии Гордеевне можно будет сказать, что не успел поговорить со всеми желающими или что-то в таком роде. Мих не раз проворачивал подобные комбинации, когда…

— Бедняжка. Хоть бы Господь прибрал его поскорее и тогда он будет петь вместе с ангелами, — вздыхала Клариса без тени иронии. Однако Провидение не послало ей такую благодать, как скорая смерть супруга, потому что он пережил ее и жив до сих пор, хоть он уж, наверное, перевалил за сто лет. Не исключено, конечно, что судья уже умер, а кашель и проклятия гуляют по комнатам, как эхо прошлых дней. Кларису выдали за судью, потому что он был первый, кто посватался, а родители решили, что это самая удачная…

Старый верстак, не меньше трех разных тачек, деревянная моторная лодка, которая не бывала в Экольнском заливе, почитай, с пятидесятых годов, когда его жена Бритта приказала долго жить. Лодка прямо-таки закаменела, стала неотъемлемой частью сада. С тех самых пор она была накрыта брезентом и фактически давно уже являла собой всего-навсего пристанище для крыс, а значит, и излюбленное местечко сборищ для множества толстых и отменно ловких окрестных кошек. Что еще? Целая куча труб, когда-то на что-то…

— В холодильнике, — добавил Оскар. — Фу, какие же вы оба гадкие! — Блондинка покачала головой и будто в знак протеста отпила из своего бокала. — Все равно самые лучшие животные — кошки, — проронила брюнетка. — Лучшие животные — это люди, — сказал Оскар. — Животные, наделенные нравственным чувством , — подчеркнул издатель. — Скорее обделенные , — печально сказала блондинка и снова покачала головой. — Слушайте, а знаете, что написано на стене вокзала в Вршовицах? — вдруг вспомнил Оскар.…

Мальчуган хмыкнул. Белокурая девушка слушала затаив дыхание. - Ты должна заставить его заново поверить в любовь, иначе он обречен на вечное одиночество. Его сердце окончательно ожесточится и уже больше никогда не сможет полюбить и познать всех тех радостей, которых он намеренно себя лишил. - Не беспокойтесь, Серафима, я не буду терять ни минуты, - взметнув облаком белокурых волос, девушка развернулась с намерением тут же исчезнуть. - Погоди, Ангелина. Ты же знаешь, мир людей далеко не так красочен…

Связи там устанавливаются раз и навсегда и только особенно сообразительные изловчаются иметь жизнь на стороне не по правилам круга, а по душе. У каждого принятого в это общество год был расписан по дням рождения, присутствие на которых обязательно, куда ходят как на работу и могут когда-то лишиться премии из-за отсутствия там, где иногда появляется начальник, который и на отдыхе зорко наблюдает за подчиненными и заинтересованными в нем людьми, оценивая у кого с кем какие отношения, узнавая то,…

Сидя на кухне, Маша и Александр молча пили чай. – Что будем делать с Семеном? – спросил Александр. – Как что? – Маша боялась произносить это страшное слово Армия. Последнее время она ночью просыпалась от страшных снов и не могла до утра заснуть, представляя, как все плохо будет у ее Семена в этой Армии. – Ну, ты понимаешь, что не сегодня-завтра Семен загремит в Армию, – Александр сам не понимал, откуда у него этот страх и ненависть к Армии, но он в нем жил как-то автономно, не от ума, не от…

— Это по какому-такому пра-ву? — Всемога-то ему. — Я все права-законы понимаю, до самой точки! и в арихметику понимаю, и витерапасы умею… — Потому ты — Все-мо-га! — бес-то ему натачивает. — Весь свет можешь перетрясти — ба-аль-шие капиталы приобрести! А тебя в банк, в швицары! Да в швицары-то кажный швицарец может! Обрадовался Всемога — повеселел. И спрашивает: — Ужли могу и такое — весь свет перетрясти, все ихние капиталы приобрести?! За-нятно бы… Ну, а в дело-то как произвести? Тут…

И опять, какъ уже не разъ въ пути, думалъ, что за поганая его жизнь. Десять лтъ одно и одно. Если бы перебраться въ губернскiй городъ, тамъ все-таки… Не думалось дальше. А тутъ… Поднялъ голову, увидалъ, что опять стоитъ передъ бочками, и опять читалъ: патока, патока, патока… Какъ игрушечныя, вырисовывались на маслянистой дорог подводы. Маленькiя-маленькiя лошаденки пропадали въ ухабахъ, встряхивали головами и опять выныривали. Везли бочки. II. Высокiй, тощiй мужикъ - бурый азямъ…

Досталъ изъ-за голенища блыя перчатки, встряхнулъ, лвую натянулъ, а правую, щелкнувъ о ляжку, влпилъ въ лвую. Поглядлъ на взметнувшихся къ куполамъ блыхъ голубей, вытянулъ изъ-за борта бумажку, почиталъ — и задумчиво потеръ переносье. — Мм-да… Ну, такъ-съ. Подошелъ съ паперти костлявый, высокiй старикъ, въ синей поддевк, съ просвирками въ платочк. Поприглядлся и сказалъ пытая: — Здравствуй, Матвй Данилычъ… господинъ урядникъ. Новостёвъ, что-ль, какихъ привезъ? — Здравствуй,…

Само собою разумеется, что нет возможности справиться со всем этим сонмом невидимых сил простыми общедоступными средствами и способами. В самом деле, перед первобытным человеком встает грозный вопрос: как одолеть злобу, коварство и капризные страсти всех этих невидимых существ, как заставить их служить себе, вместо того, чтобы вредить? Из этой потребности поладить с невидимым миром и возникло колдовство, чародейство, волхвование. Несомненно, что во всех первобытных религиях первыми жрецами были простые…

Вот и аккуратный, обшитый тесом зеленый дом штаба. Его окна украшают кружевные, богатой резьбы наличники, а верх венчает легкая шатровая башенка с флюгером. Буйная, густая трава скрывает обитый досками фундамент. Знакомый часовой у калитки с подчеркнутой молодцеватостью приветствовал меня и пропустил во двор. Я вбежал на крашеные деревянные ступеньки крылечка, прошел застекленную веранду по дорожке из небеленого холста и, перешагнув порог комнаты, увидел подполковника Фирсанова. Подполковник…

Император Николай II, упрямый, но безвольный, нервный, но притупившийся ко всему, изверившийся в людях, задёрганный и осторожный на словах, был уже «сам себе не хозяин». Он перестал понимать положение и не делал отчётливо ни одного шага, совершенно отдаваясь в руки тех, кого сам поставил у власти. Распутин говорил, что у него «внутри недостаёт». Имея наклонность к общественности, Николай II боялся её, тая давнюю обиду на Думу. Став верховным главнокомандующим, император тем самым утратил своё центральное…

- Да, мы начнем с самого начала, за все классы, и ты увидишь! А это твое маранье… - и она показала мне тетрадку с моим романом, - помни: я изорву в клочки, если ты не поправишься. Я поклялся, что буду даже 8-м, - «только, ради Бога, не разорви!..» Зять, межевой, привез инженера Евтюхова, прямо от Никиты Мученика, велел сводить в баню, поприодеть, - «и за четвертной этот гений сделает из него самого Лобачевского!». Смущенный я смотрел на смущенного тоже Евтюхова: этот, низенький и широкий, в опорках,…

Мне дают поесть. Судя по вкусу, это старый заплесневелый сухарь и разбавленное вино. Я с отвращением ем и с нарастающей злобой слушаю невидимого мне негодяя, извращающего мои мысли, переводчика, превращающего живые и понятные слова в мертвый и путаный язык терминов. Пламя дрожит, вот-вот погаснет. Я нисколько не сомневаюсь в том, что собеседники только этого и ждут, вот только корысть мне их непонятна. Ждали они, но не дождались. Я отложил сухарь с вином в сторону, взял свечу и жидкий воск, скопившийся…

Кто он? Что поставил? Откуда? Никто ничего не знал. А сам он об этом предусмотрительно помалкивал, сохраняя интерес к своей персоне и загадочность. Зато сразу же сообщил о том, что намерен ставить произведение Франца Кафки «Превращение». И на главную роль назначил Глеба Хлебова, который «засиделся на скамейке запасных», «изнывает на вторых ролях» и прочее, прочее. Все это походило на кошмарный сон. Утром, только проснулся, на кухне встретил его таракан. Пришел в театр, тут другой таракан, в человеческом…

- Он женат? - взволнованно спросила Татьяна Александровна. - О, нет. Успокойтесь. В этом смысле всё хорошо. То есть, с вашей точки зрения. Холост и был холост всегда. По мне, будь я женщина, предпочтительнее было бы, что бы хоть раз был женатым. За полвека-то прожитых. Меньше было бы кривотолков, и подозрений. - О чём это вы? - спросила, задетая намёками, Татьяна Александровна. - Да, как вам.. Если уж рассказывать, то с самого детства. Смотрите, не пожалейте. Не пожалеете? - Надеюсь,…

- Если бы, Кузьма Иванович, Вы не состояли с отцом в крепчайшей дружбе... - Ну, не сердись. Я об этом, то есть о том, что раскусил тебя, ни единой душе не скажу. Ты, вот послушай-ка, мои собственные наблюдения. Они тебе в твоей работе огромную службу сослужат. Как, это по-городскому? Помощь, значит, великую окажут. Я, например, сделал такое наблюдение. Если, баба курит, то значит она и сосит. Твоя жена как? Курит? - Так... Ведь... Это... Как Вам сказать? - Ну, что ты всё «Вы» да «Вы». Давай-ка,…

Тянулись к ней многие, единицы дотягивались. Еще меньше было тех, кто дотянувшись, мог удержаться на той высоте, которую Нора им задавала. Падали, и разбивались. Миллиардеров превращала сначала в миллионеров, а затем в людей без определенного места жительства. И это в лучшем случае. Случались и трагедии. Собственно, Нора не ставила перед собой задачу пустить кого-то по миру. Несчастные сами кидали к её ногам миллионы, пытаясь привлечь внимание. Удержать ее интерес к своей персоне. Со стороны…

Катя удивлена, но ей тоже нравятся извилистые пути. Проходит пол часа. Я возвращаюсь назад: - Слушай, Катя, у меня к тебе будет одна просьба. - О чем, - она отрывается от экрана и ждет. - Могла бы ты своим страстным язычком, - от экранов отрываются все остальные сотрудники газеты, Катя несколько настораживается, пошлость часто ставит людей в неудобное положение, - смазать клей на вот этих десяти конвертах, - я достаю из-за спины пачку писем. На ее лице появляется добрая улыбка. Это как раз…