Проза

Причем неверным оказалось бы мнение, будто с точки зрения качественного интимного дела первый тип был оптимален, а с третьим вряд ли ожидалось что-то путное. Тут дело обстояло обратным образом: случалось, рванув в прихожей мое причинное место, тигрица раздевалась прямо тут и принуждала к соитию на тумбочке для обуви. К акту ураганному, но не несущему мне ничего, кроме ощущения неуправляемой стихии. Такая бурно наслаждалась сама, а потом исчезала быстро, не подмывшись, оставив меня с мокрым концом…

– Денис, а ты соберёшь всё обратно? – Ты что, дед, сомневаешься, что ли? Главное, чтобы негодных деталей не оказалось. Здесь мы с тобой запасных частей не найдём. – А вдруг он не заработает? – Куда он денется. Обязательно заработает. – А ты ничего не перепутаешь? – Дед, да что тут путать. Шатун, поршень и цилиндр. Эти разговоры не кончались. Через некоторое время дед опять всё спрашивал сначала и Денису изрядно надоел. Когда, наконец, собрали мотор, старик затаил дыхание. Денис подготовил…

Ваши лица, случайно мелькнувшие на воскресной телевизионной картинке, в репортаже с футбольного стадиона, иногда расстроены, чаще тревожны и яростны, но всегда – прекрасны! В эти моменты вы честны перед всем остальным миром. Мужики, вы готовы годами прощать судьбе многое: и пустые ожидания от неожиданно идиотской игры любимых игроков; их неоправданно, не по результатам, жирные гонорары; износ собственных нервов, и неправильное ликование соперников. Вы готовы ждать. Вам всем нужна победа! Нужен…

Но музыка действительно сделала Ливанели очень знаменитым – настолько, что многие известные музыканты и музыкальные коллективы не раз исполняли ее. Джоан Баэз, Зубин Мета, «Виртуозы Москвы». Главным своим учителем Ливанели называет Хикмета. И еще нескольких деятелей искусства, с которыми он познакомился во время жизни за границей, дружба с которыми продолжалась долгие годы: Абидина Дино – близкого друга Эйзенштейна; курдско-турецкого писателя Яшара Кемаля; Мюневвер Андач – первую супругу Назыма…

Однако магистрат посчитал, что мешок золота, слишком большая плата за такую лёгкую работу, и не заплатил Крысолову ничего. Его попросту прогнали их города. Спустя какое-то время Крысолов вновь появился в Гамельне. Теперь, он, играя на дудочке, увёл из города всех детей. Больше их никто не видел. На картине нашего художника, был изображён средневековый город, но на втором плане, явно угадывался силуэт знаменитого в Новосибирске сто квартирного дома, а в центре изображён костёл, сильно напоминающий…

Hoc unum in eo vituper , quod iracundu e t – я осуждаю его лишь за то, что он вспыльчив. Victor propo iti – добившийся своей цели. Strenua inertia – хлопотливое ничегонеделание. Quid mihi aufert qui ridet ? – разве меня убудет от чьих-либо насмешек? Ne te auferunt aliorum con ilia – не дай себя увлечь чужими советами. Amici optima vitae upellex – друзья – лучшее украшение жизни. Suo ingenio vivere – жить…

Я остановила его. Он отреагировал мгновенно и замер, словно оказался на самом краю пропасти. – Что? – Прошептал он. Это развеселило: я всё ещё была для него старшей, которую он слушался, как мать или сестру, хотя в нашем нынешнем возрасте разница в семь лет превратилась в сугубо номинальную. – Ты соображаешь, что мы делаем? – Соображаю. – Ты соображаешь, как это называется? – Соображаю. Наше прерывистое дыхание и пылкие объятия мало способствовали увещеваниям подобного рода. – И…

– А Владислав-то Сергеевич как? – спросила Майя. – Чего Владислав Сергеевич? – Ну, в части препятствий… Жена с молодыми мужиками… Алька быстро взглянула на густо покрасневшую тетку и сразу все поняла: это она, тетка, скрыла от всех, что Алька не живет с Владиком. Скрыла, чтобы избежать пересудов. Но Алька не любила хитрить, как ее покойница мать, а потому, хоть тетка и делала ей знаки глазами, рубанула сплеча: – Не живу я с Владиком. Рассчитала на все сто и даже с гаком. – Ты? Сама? –…

Предисловие Может быть, прочтя заглавие этой книги, какой-нибудь сердобольный читатель, не разобрав дела, сразу и раскудахчется, как курица: – Ах, ах! Какой бессердечный, жестоковыйный молодой человек – этот Аркадий Аверченко!! Взял да и воткнул в спину революции ножик, да и не один, а целых двенадцать! Поступок – что и говорить – жестокий, но давайте любовно и вдумчиво разберемся в нем. Прежде всего спросим себя, положа руку на сердце: – Да есть ли у нас сейчас революция?.. Разве…

Я сказал и сообщил, что приехал из-за границы и пришел передать привет от сына ее сына. Она под подушкой просунула руку, подтянула одеяло под самую шею и спросила, сколько домов у ее внука, есть ли служанка, в каждой ли комнате ковер. Затем она вздохнула и сказала, что этот холод сживет ее со света. Увидев, как ей докучает холод, я решил, что керосиновая печь должна облегчить ее страдания. Я напряг все свои дипломатические способности и сказал, что ее внук дал мне деньги, чтобы купить ей печку, переносную…

Медсестра ведет себя несколько странно: крутится возле кровати и украдкой, хихикая, поглядывает на меня. Словно я кинозвезда. Но ведь я не потерял память после аварии, я прекрасно помню, что меня зовут Лоран Обье, мне тридцать пять лет, я чиню ксероксы, я холост, и главная цель моей жизни – получить первый приз на конкурсе Лепина. Женщина в белом подтверждает эти сведения с улыбкой человека, которому известно все. Можно подумать, она знает мельчайшие подробности моей жизни. Я несколько раздраженно…

К великому прискорбию и досаде собеседников, которые считали его приятным и любезным членом своего общества, одно из этих чудачеств напало на столяра как раз в тот воскресный вечер, когда они собрались к ужину в прекрасный палаццо сире Томмазо де Пекори. – Этого так оставить нельзя, – воскликнул один из гостей, немного подвыпивший, ударяя кулаком по столу, – надо проучить Верзилу! – Но, может быть, у него дела, – заступился другой. – Я слышал, что намедни герцогиня Мантуанская заказала ему свадебный…

– Расскажи мне все, дружище. – Берти, я люблю ее. – Ты ей признался? – Как можно! – А почему бы и нет? Хотя бы в разговоре между прочим. Сиппи вздохнул. – Берти, знакомо ли тебе такое состояние, когда чувствуешь себя ничтожным червяком? – И даже очень. Сегодня Дживс вел себя невозможно… Он стал критиковать купленную мной вазу. – Она много выше меня… – Неужели она такая высокая? – Выше в переносном смысле! Я перед нею прах. – Неужели? – Разве ты забыл, что в прошлом году…

Я подошел к двери и посмотрел в глазок. За дверью стоял наш солдат. Я открыл дверь. Солдат выпрямился, принял строевую стойку и доложил: – Товарищ майор, общий сбор! – Вопросов нет. Иду! – ответил я и пошел за автоматом. А солдат отправился оповещать остальных… Через полчаса на плацу, за исключением караулов и дежурных смен патрулей, построился весь личный состав батальона. Это была вся наша часть – отдельный инженерно-саперный батальон, в котором я служил в должности заместителя начальника…

– Что ты, да почему же так? – А потому что… – Глаха вдруг замолчал. – Оставайся, оставайся, клянусь богом, ребята мои будут ухаживать за тобой, как за своим господином, – снова принялся упрашивать младший брат. – Ты же знаешь, Онисе, что нельзя мне остаться, если бы я даже и захотел… Я пришел тайком взглянуть на дочь, не вытерпело сердце долгой разлуки, тайком… и уйду… Самому мне ничего не надо, дай вам бог побольше прибытку от моей доли; прошу вас только об одном: присмотрите вы за моей дочерью,…

В то же время стоит обратить внимание на выемки во фронте волны, где разделяется она на два крыла, несущиеся к берегу слева направо и справа налево, а также на то место, где берет начало (или завершается) их расхождение (или схождение), – на антимыс, который следует за крыльями, но неизменно отстает, завися от попеременного их наложенья друг на друга, пока волну эту не настигает большая, вновь выдвигая ту же самую проблему: расхождение или схождение? – а следом накатывает волна мощнее прежней, снимающая…

Блондин деликатно подождал, пока я завершу туалет, и лишь после этого подошел к окну и энергичным движением раздвинул шторы. Я увидел нашу комнату при свете раннего утра. Полку с книгами, телевизор с мутным бликом на стеклянном экране, опрокинутый стул, мое чудо-деревце, которое, разрастаясь, расчленилось на множество толстых стволов, увенчанных чахлой кроной. – Моя фамилия Корсак, – сказал блондин. И добавил что-то вроде: - Заместитель комиссара Корсак. Мы еще не привыкли к новым полицейским…

– Все кому не лень. Там, на берегу реки, щебеночный склад, щебенку привозят на баржах из-под Касимова. Карьер областного значения! За этой щебенкой едут со всех концов. Как же я им запрещу? Меня никто и не послушает. – Луга-то ваши! Убытки вам наносят, вашему району. – Район наш, и убытки наши. А земля ничья. Будь мы хозяевами, разве мы допустили бы такое калеченье лугов? Уж провели бы дороги, кабы сами капиталами распоряжались и технику могли бы покупать. А пока нам на дороги дают грош да копу.…

– А кто нам даст машину? – спросил я. – Как кто? Пойдем и возьмем. Сами, – ответил Володя. – Она в гараже, под замком! И для машины ключ нужен?! Володя поглядел на меня, как на школьника, и даже поморщился. Потом вынул из кармана несколько автомобильных ключей на кольце, побрякал ими перед моим носом и сказал: – Этими ключами можно завести почти все тихановские «козлы». Мне доверяют. Вот… – он вытянул медный, сильно потертый ключик. – Этот ветеринарский. А гараж у них гвоздем открывается.…

Haruki Murakami Sekai no owari to hadoboirudo-wandarando Предисловие к русскому изданию Роман, который вы держите сейчас в руках, я закончил в 1985 году. В его основе – небольшая повесть «Город с призрачной стеной» («Мати то соно футасикана кабэ»), написанная за пять лет до этого. Повесть опубликовали в одном литературном журнале, но мне самому не очень понравилось, как я ее написал (если честно, у меня в то время не хватило мастерства придать хорошей задумке нужную форму), и поэтому я не…