Проза

Макар проснулся от стука за окном, хотя по ощущениям казалось, что стучат прямиком ему по голове. По темечку. Он с трудом разлепил глаза. Окно нараспашку, занавеску ветром развевает, солнце почти в зените. Сосед Васька отчаянно стучал молотком по какой-то здоровой железке. Бум-бум! Набат в голове отдавался во всех уголках черепушки. От этого звука мутило, крутило, и вообще непонятно что. Он с трудом сел на кровати. Тошнота усилилась. Пол и потолок начали резко меняться местами, того гляди……

Кровь пульсировала в висках. Эллис бежала вверх по винтовой лестнице маяка. Сердце бешено стучало, выпрыгивая из груди. Кулак напряжённо сжимался. Только бы добраться до того, как он её схватит. Звуки быстрых шагов за спиной становились всё ближе. Эллис из последних сил рванула вперёд. Добежав до парапета, она ловким движением перелезла через него и развернулась. Из тени, глубоко дыша, вышел парень. Это был её Крис. – Не подходи! – выкрикнула она, выставив кулак в пропасть. – Иначе я брошу его…

– А что такое «агитация»? – задалась вопросом Маруся и, когда слезла с отца, задумчиво уставилась на него. – Ерунда это. Жирные коты предлагают таким, как мы, отдать за них голос. Не бери в голову. Помоги бабушке что ль на кухне, не знаю, – мысли Юрия вновь отдались миру двоичного кодирования. Всякий раз, когда он отвлекался от единиц и нулей, его одолевала одна пугающая до дрожи мысль: уволят – под Бахмут поедет. Тогда он ежился, расправлял футболку, покрытую катышками, громко хрипел и возвращался…

Перед началом второго действия в руках Алиного соседа как будто из воздуха появился огромный букет разноцветных хризантем. Когда артисты вышли на поклоны, мужчина вскочил и, сделав несколько шагов, вручил букет Ирэн Ковальской, самой красивой актрисе театра. В «Старшем сыне» она играла одну из главных ролей – дочь Сарафанова Нину. Ирэн, получив букет, не обрадовалась и не смутилась, что было бы понятно и даже мило. Нет, все пошло не так. Аля заметила, что вид у актрисы стал испуганный и даже какой-то…

Музыка. Мы стали неразлучны с компактным кассетным плеером Sony. Walkman. Музыка – гелий. Музыка вновь наполняет легкие. И вот ты уже паришь над землей по дороге на внеклассные занятия. Я мастурбировал либо в ванне, по полчаса принимая душ, либо карабкаясь вверх по трубе на спортивной площадке. К тому времени, как я добирался до верхней перекладины, мои сжатые вокруг трубы бедра пронзала короткая вспышка удовольствия. Я задерживался там еще на пару минут, наблюдая за тем, как парни постарше гоняют…

– Обеим, – нашелся Пашка. Елену Михайловну, собирающуюся выспросить у Павла подробности таких прекрасных, по его мнению, реформ, перебил звонок. Седьмой, последний на сегодня, урок был закончен, и класс загудел, как потревоженный пчеловодом улей. – Учить семнадцатый параграф, – попыталась перекричать двадцать пять старшеклассников Елена Михайловна. – На следующей неделе контрольная! И идя сейчас на нелюбимую работу, с мокрыми ногами и вагоном других проблем в анамнезе, Пашка тем не менее улыбался.…

Иви специально, словно девочка-озорница, выдержала небольшую паузу, чтобы вызвать во мне ещё большую заинтересованность. –Во-от этот дневник! Лежал на столе рядом с отпечатками крови. –И что же в нём написано? –А это уже не моя работа, – она нежно переложила в мои руки замотанный в плёнку предмет. – Передавай привет Элен. Я приехал домой. После нескольких часов бессмысленной возни возле Повешенного, мой организм совсем выдохся. Ноги вяли, мысли путались, а сознание так и норовило упасть…

Полки для книг были разного размера и формы, от небольших подвесных полочек до высоких и широких книжных шкафов. Они были выполнены из древесины и предназначены для хранения книг и других материалов. Здесь были специальные столы с электрическими розетками и возможностью подключения к интернету для тех, кто предпочитает работать за компьютером. Стеллажи для периодических изданий были предназначены для хранения газет, журналов и других материалов и обычно располагались рядом с читальной мебелью.…

«Ну, так иди и передёрни», – Юлия Хлынина Он яростно трахал Марию Горбань. Хватал её за волосы, за горло, прижимал её к кровати, приваливался к её загорелому животу. Гладил великолепные бёдра… Раздвигал их, задирал юбку. И вдыхал её сладкий запах. В своих фантазиях, разумеется… Конечно, сутулому клерку средних лет такая красавица никогда не светила. Даже за колоссальные деньги такой сладкий персик ему бы не достался. Но дрочить на неё этому доходяге никто не запрещал. Потому каждый день…

МОИ ВОСПОМИНАНИЯ 1 мая 2011 года. Весна: зелёные листья, белые цветы, зелёная трава, небо спряталось в тёмно-серые тучи, идёт мягкий дождик, очень ласковый и желанный, так как он нужен всему живому на земле – такая малость нужна для всего живого! Но есть одно живое на земле, кому всего этого мало – ЧЕЛОВЕК. Человеку нужны деньги, и чем больше их, тем ему лучше на этой зелёной, дождливой, солнечной земле. Есть звёзды, которые разделили мир на богатых и бедных и договорились между собой так, чтобы…

Вечно мне недостаточно. Всегда нужно еще, и еще, и еще. Ей-богу, как капризный ребенок. Тело управляет слабой волей, и я покорно подчиняюсь зову плоти. Сапиенс временно отошел по делам, и сейчас на сцене царит эректус – симуляция человека с прошивкой бабуина. В, пока еще встречающиеся в моей никчемной жизни, периоды осознанности, я ненавижу себя за слабость, и даже пытаюсь хоть как-то обуздать свои низменные инстинкты, но, как видно из последующего повествования, безрезультатно. Я загружаю себя работой,…

Величина измерима. Измеримо, по правде сказать, вообще всё, даже сознание человеческое. Лучков предвидел, как упало измерение точно по плану – хитрые ребята провоцируют объективность, а в разогретой химерами математике непосильные задачи взваливают на горбатые спины скитальцы, бредущие по незнанию. С высоты птичьего полета Лучков следил за их страданиями, раскрыв средней длины крылья. Никто из неосуществ, кроме него, не гордился наличием крыльев так, как он: казалось, им на каждом черепе окрыленных…

– Дженни, Рей. Я попробую уложить его спать, подождите на кухне. – попросил парень и его друзья вышли. Он посмотрел на брата и снова обнял его. – Давай ты отдохнешь, завтра в школу не пойдешь. А как проснешься все расскажешь? Я не отдам тебя им, понял? – Да. Я попробую уснуть. – произнес он и отвернулся к стене. Адам встал и направился к своим друзьям. Там уже стоял Алан и не мог понять, что произошло. Он купил все что нужно было и налил себе чай. Дженнифер и Рей стояли, они решили, что это должен…

Я только что уничтожил свой мир. Мир, где был мой дом, любимая… Всё. Сам. Неважно, что существовали они лишь в этих серых стенах в моем компьютере. Я давно перестал видеть что-либо за границами монитора. Кластер из двадцати экранов, занимавший всю стену единственной комнаты, и виртуальный шлем – это и был мой мир в реале. Больше ничего не нужно. Можете назвать меня как хотите – идиот, псих, задрот – было такое слово в дни моей юности. Любишь поиграть в игры – задрот, маниакально стремишься узнать…

Большая – кажется, что бесконечная – очередь покупателей толпится у кассы… …за которой сидит герой нашей истории – Аркадий Белкин, худощавый, небритый, с вечно усталым лицом и красными от постоянных недосыпов глазами. Годы тяжёлой жизни так прошлись по нему, что уже не поймёшь, сколько ему – то ли за тридцать, то ли за сорок. Одетый в замызганную, растрепанную рабочую одежду с криво висящим бейджиком, Аркадий обслуживает покупателей: пробивает товар, даёт пакеты, предлагает товары с кассы, но…

Я проснулся в своей комнате. С потолка на меня смотрела всё та же, старая лампочка, которая светила здесь ещё моим предкам, по-моему. Стены серьёзно облезли, а штукатурка отвалилась ещё в трёх местах. Такой расклад дел мне не нравится. Надо что-то делать, но что? В нашем доме – так мы его называем. Мы – это мои друзья и соседи, выросшие и воспитанные этими стенами в полумраке бетона, освещенные лишь одной старой лампочкой, свисающей с белого потолка на проводе. Нет, у нас был один, который хотел…

Но что самое важное, ты больше никогда не будешь быть, вместо этого ты станешь только наблюдать и фиксировать. Это принципиальный разрыв с самой жизнью, из-за него ты нигде и никогда не в себе, не на своем месте. Даже само свое место, ты будешь наблюдать со стороны. Так некоторые писатели превращаются в своих же героев и из жизни своей плетут литературу. Деперсонализация – привычное для писателя состояние. Авторы – люди глубоко нездоровые. Ставя вымысел на один уровень с реальностью, деформируя…

– В долг запишу, уползай отсюда, не дай Бог кто увидит. Сегодня Анька ещё стояла на ногах. Хоть плохо, но стояла. Лерка её выпроводила, долго смотрела в глазок, как та, держась за стену, шла к лестнице, а потом, вцепившись в перила, спускалась вниз. Анна зашла домой. От выпитой стопки легче не стало. Надо было добавить. Она взяла стакан на столе, села на пол возле кастрюли с квашеной капустой. Выпила, зачерпнула рукой капусты и закусила. Посмотрела на подошедшего сынишку, рукой показала…

Оглушающая тишина трепетала нутро и заставляла мысли отплясывать неведомый танец. Хоть разуму порой и требовался покой, остановить наплывающий ворох никогда не удаётся, потому лишь поле и стадо дарили временный приют от бед и тревог. Небеса заслонили грозные покрывала, через которые перестал просачиваться свет и воздух, но ещё еле уловимая свежесть приятно холодила нос, отчего последние минуты безмятежности перед грозой дарили успокоение. Я стиснул посох и прикрыл глаза, отдаваясь в лапы своему…

После первого развода я стал ухаживать за своей одеждой сам, – вообще-то это занятие было для меня привычным: я был геологом и работал по нескольку месяцев в году в поле. Все мои подчиненные, и я, в том числе, на этот период автоматически переходили в категорию неженатых, незамужних персон, и каждый член нашей полевой команды делал со своей свободой, что хотел, – сам стирал свою одежду, зашивал дырки и пришивал пуговицы. Но полевые работы рано или поздно, заканчивались. Мне надо было ходить на работу…