Современная проза

Или плачут. По самым разным причинам. За запертыми уснувшими дверями кто-то мирно спит просто так. Или лежит тихо, страшась утра или терзая себя за вечер. Мне не видно, но там, на крыше, наверняка тоже кто-то есть. Смотрит вниз на всех семи ветрах, не ощущая пальцев, и мечтает не чувствовать не только их. Если он полетит вниз, я не поймаю. А песня начинается заново. Аллилуйя! Мир темнее ночами, и только в этом цвете вспоминаю, что свободен жить и способен умирать. Дышу, раскалывая…

Я очутилась здесь после очередного рабочего дня. Шла по темной улице – в моем районе снова сгорела лампа в фонаре – и подсвечивала себе телефоном. Понятия не имею, что именно попалось мне под ноги. Но я споткнулась, упала… И оказалась тут, в теле молодой красавицы, моей тезки, Вероники ронт Нартанской, маркизы Д’Арнуа. Как выяснилось чуть позже, сладкая лавка и титул остались ей как приданое от весьма деловой бабушки, владевшей в патриархальном мире неплохим бизнесом. Я не могла не восхищаться…

Конечно, сама Милана книгу не писала – она надиктовывала разные премудрые, а местами даже замудрые фразы, пришедшие ей в голову, на смартфонный диктофон, которому Брылёв сильно сочувствовал, а потом отсылала звуковой файл нанятой сотруднице, которая записывала бесценные откровения и отправляла получившийся результат корректорке, а потом редакторке, а потом программерке, а потом… Название самой первой страдалицы Брылёв дочери в своём присутствии произносить запретил категорически. – Милана слово…

Помню яркое апрельское утро, слегка курящееся повсеместно поднятой пылью от развалин. Я проснулась на своем топчане и сижу на нем, как на сцене, свесив босые ноги. Ибо снаружи стоит во дворе моя бабка Рахиль, и, уперев руки в бока, толкует с моими друзьями Мишкой и Семкой. – Теть Рахиля-а-а… – тянут они. – Отпустите Динку скорпионов в банку ловить… Скорпионы, потревоженные судорогами почвы, действительно полезли из всех саманных щелей, из обломков кирпичей и действительно возникли всюду в огромных…

Попытка подобных воспоминаний со стороны зрелого состоявшегося мужчины в расцвете жизненных сил, каковым являюсь я в свои 49 лет, может показаться недостойной. Многие люди, чего-то достигнув, начинают стыдиться своего прошлого, своих детских и отроческих привычек. Пытаются доказать всему свету – и прежде всего самим себе – что они сразу появились в нынешнем качестве. Но как раз это и является недостойностью для умного человека. Все мы родом из детства в том смысле, что пристрастия ранних времен…

Остановив машину, Ангелина расспросила прохожих, как найти улицу Переездную, и «рено» снова тронулся с места. – Вот она! – указала Злата на перекошенную табличку с названием нужной им улицы на двухэтажном доме из белого кирпича, который со временем приобрел грязновато-серый оттенок. – Вижу! – буркнула Ангелина и изящным жестом поправила волосы, откинув их на спину. Она припарковала машину у первого подъезда старой хрущевки. – Кажется, здесь, – вздохнула она и вышла из салона. Злата…

Парк всегда навевал такое настроение, особенно эта его часть – малолюдная, тенистая, круто забирающая в гору. Она не пошла по главной аллее, а свернула на едва приметную тропинку и стала медленно подниматься на холм, на котором теперь стояла в лесах заново отстроенная церковь. А тогда… В тот день, когда они со Славиком, счастливые и влюблённые, держась за руки, взбегали на этот холм – она в зелёном бабушкином платье в чёрный горох, он в гимнастёрке военных лет – тогда на вершине этого холма стояло…

– Ну же, девочка моя… Жесткая рука легла на её плечо. Не принимая любовной игры, Ирина выскользнула из постели, накинула халат и направилась к дверям. У выхода обернулась, взглянула в его хмурое лицо. – Марк, ну, не сердись, ладно? Я невыносима, да, но у меня все мысли о предстоящей встрече, – она с силой сцепила руки в замок. – Спускайся завтракать. Разбитая тарелка, любимая, с фиалками по краям – маленькая плата за её волнение. За стеклянным столиком маленькой кухни, обжигаясь, Ирина одна…

Подразумевалось, что если картину продать, то она не будет «работать», как надо. А исполнение желания нематериально и могло обмануть придуманную Гавриловичем «систему». – Мне интересно. – Голос Амелина был полон простодушия. – А вы сами реально верите в то, о чем говорите? – Если бы не верил, давно бы сменил работу, – откликнулся Кац со спокойной убежденностью. – А мы? – Костик медленно развернулся ко мне. – Мы в это верим? В отличие от него, охотно допускающего всякое мистическое и ненаучное,…

Иван Феликсович, в одиночестве, – девушка отлучилась, – неторопливо в стеклянной келье без окна снова и снова перелистывал глянцевые из дорогой бумаги страницы увесистого каталога. Он спрашивал себя, почему сделал такой выбор и при чем здесь Джон Леннон и Нью-Йорк? Лет пятнадцать назад он мог сыграть что-то похожее на «Ye terday», «Blackbird» и начало «Let It Be», но поклонником Леннона он себя не считал. В одном издании он прочел, что Джон мочился из окна своей квартиры на прихожан церкви, но Вера…

Но Шубина покоробила торопливая кладбищенская деловитость. Он поморщился, дёрнул рукой старшому. Тот притормозил приготовления, и Дмитрий продолжил громко, отчётливо: – Степан Степаныч Соколов-Ряжский, царствие ему небесное, прошёл жизнь достойно, хотя задача сделать человека счастливым не входит в план сотворения мира. Зато в жизнеустройстве его не было червоточин. Но особо хочу изложить, что покойный в тяжкие минуты, выпадающие человекам, умел подставить плечо, вырвать из бездны отчаяния. У его…

Я засмеялась. Выиграет он! Кирилл злился всё сильнее. Я улыбнулась. – Ты – никто. Твоя мать полы моет в школе. Какая тебе Олимпиада? – Такая же, как тебе Гарвард, – процедил он. Швырнул подвеску на диван и пошёл к двери. Я проводила его взглядом. Одноклассники примолкли, кто-то свистнул. Ко мне подошла Машка. – Зря ты так. Вот уж её мнение интересовало меня в последнюю очередь. Я пожала плечами и взяла с тарелки тарталетку с икрой. Папочка постарался, чтобы праздник удался. Покрутила…

Леонид вгляделся в его лицо, отметил застывший взгляд, суженные в точку зрачки и грубо дернул парня за плечо: – Где ты был? Что с твоими глазами? Опять… – Спокойно, спокойно, Лео… – отшатнулся Джереми. – Я ведь и так опоздал, правда? – Мотор! – скомандовал режиссер. И Джереми, уже загримированный под бесстрашного полицейского Джека Рассела, пустился бегом, петляя между металлическими прутьями, пригибаясь и перепрыгивая через препятствия. Но перед очередным препятствием актер затормозил,…

На выходе из здания, подхожу на ресепшн и уточняю, где я могу увидеть ту самую Лейлу, которая выдаст мне ценные указания по работе. Девушка сообщает, что это она и передает в руки тонкую папочку с инструкциями. – Почитай, там все просто, некоторые рекомендации по поводу одежды и этикета. Скорее общая информация. Если тебя одобрил Макс, думаю, что ты обо всем осведомлена и ничего сложного в требованиях не увидишь, – обращаю внимание, как она называет директора без отчества. – Большой опыт участия…

Несколько дней Игорь не разговаривал с матерью и не выходил из своей комнаты. Новый год он встретил безработным. Через неделю пошёл искать работу. Поиски хоть чего-нибудь приносящего доход затянулись до весны. В стране нагуливал жир его величество кризис, и инвалида никто не хотел брать. Небольшой пенсии по инвалидности, что полагалась Игорю от государства, ему хватало на то, чтобы не умереть с голоду. Мать, регулярно приносившая водку для своего ухажёра-приживальца, за квартиру платила сама, не…

Вместо предисловия. Мысли на бегу На бегу мыслей нет. Есть только чувства и ощущения. И есть счет, который размечает дистанцию. На бегу можно считать шаги, на плавании – гребки, на велосипеде – обороты педалей, но проще всего считать вдохи и выдохи. Со временем счет становится автоматическим, и движение превращается в медитацию: дыхание выключает сознание, растворяет твое «я» в окружающей среде. Однажды я плавал в Черном море у мыса Пицунда. Был закат безупречного летнего дня, штиль, море нежилось…

И вдруг что-то происходит. Теплеют руки, цвет меняется с тёмно-зелёного на изумрудный. Картофельный куст как будто встрепенулся. Там, в середине, куда я неотрывно смотрю, медленно раздвигаются острые лепестки, открывая фиолетовое нутро, в центре которого загорается оранжевая точка. На моих глазах распускается цветок! Боже, до чего он восхитительный! Стою и смотрю… смотрю… Он мой! Я знаю, что мне послал его Бог, и горячо благодарю, не зная имени, не представляя в образе. Просто благодарю и плачу.…

Пролог "Как же красиво стрекочут цикады в ночи, и как становится одиноко и тихо в лесу, когда вы замолкаете". Такие мысли мелькали в голове двенадцатилетнего мальчика, который лежал в палатке рядом с парой своих товарищей по команде. Наш герой предпочитал называть их именно товарищами, потому что хоть и был знаком с ними давно, но не хотел, а может и не мог доверять им как друзьям. Сон не хотел приходить и забирать в свои прекрасные миры этого немного несуразного подростка и что было этому виной…

В целях налаживания доверительных отношений в нашем собранном спонтанно на летний сезон коллективе. Может быть. Ну и никто ещё не отменял простое – женское, уточню, – естественное любопытство. Скорей всего, она, Надежда Викторовна, и спросила. Точно не я. Мне всё равно, кто из них замужем, кто нет: не нахожусь в активном поиске невесты, хоть и не отшельник, не тороплюсь охомутаться, ещё успею – до тридцати ещё потопать. Ну а подруг весёлых, задушевных у меня и так в достатке, если не с перебором, –…

Доклад был написан, выступление на семинаре прошло с успехом, вызвало бурную дискуссию участников, не все согласились с изложенными тезисами, не всех убедили ссылки на мнение именитых математиков, но для Риты это было не важным. Выступление на семинаре и бурное обсуждение темы всколыхнуло воспоминания о событиях, которые она, казалось, забыла навсегда. Семинар закончился поздно, задумавшись, медленно ехала по ночному городу. Давно обратила внимание – решение, меняющее её жизнь, как бы было и не совсем…