Военная проза

Жара. На небе — ни облачка. Хочется пить. Потные, давно не мытые волосы слиплись. Тело гудит. Лучше думать о своем, хотя бы о прохладном леднике, который он заметил в еврейском секторе лагеря и вторые сутки разглядывал, медленно строя планы, как раздобыть кусочек льда. Там была желанная прохлада. За колючей проволокой. Если бы найти длинный шест с крючком и попытаться растолковать тому сумасшедшему… Неужели у него не бывает ни единой минуты просветления? А пролезть под колючей проволокой нельзя, —…

— Не скажи, небось и п-покойника к смерти а-а-обряжают, — чуть заикаясь, ответил Пашка. — Неужто и впрямь топить? — А т-ты думал! Ленин ясно приказал: германцам флот не да-авать! — Это-то ясно, — согласился Найденов, — а все-таки… Сила какая! Строили, строили — и на! Пашка стал молча собирать принадлежности для чистки меди. — Пошли, што ль? — Ты иди, а я еще малость подымлю, — с важностью ответил Найденов и снова растянулся на доске. — Ты меня не жди. Я в туза — и до базы. Житков…

На чердак пришли только рыжий Илюха и Абдулка Цыган, остальные друзья рассеялись. Алеша Пупок умер с голоду. Одноногого Учу Банабака убил шкуровский офицер за то, что он, расхаживая по главной улице, пел песню: Ой, бог, ты оглох И залег на небо! А рабочим выдают По осьмушке хлеба… Офицер так ударил Учу по виску рукояткой плети, что тот выронил свой костыль, упал и больше не поднялся. На пустом чердаке за трубой лежал примятый пучок соломы, на котором спал дядя Митяй, когда скрывался…

Угнездился и экипаж командирского танка. Загорулько, потеряв надежду дождаться комбата, тоже лезет в люк, осторожно держа над головой котелок с кашей. В этот момент и появляется гвардии капитан Коробов. — Это ты, Григорий Иванович? — спрашивает он. — Та я ж, — откликается радист и протягивает комбату котелок. — Повечеряйте, товарищ командир. — Некогда, дружище, — комбат ставит котелок на башню. — Коняхина не видел? — Не бачив. Если дуже треба,…

Настроение у начальника разведки было скверное, и не без основания. Он убедился, что дивизии 4-й танковой группы выдохлись и не смогут продолжать наступление. Русские же не только проявляют фанатичную стойкость в обороне, но и предпринимают жалящие молниеносные контратаки, наносящие войскам вермахта ощутимый ущерб, вселяющие уныние в сердца солдат фюрера. Но не это беспокоило шефа разведки. За провал наступления есть кому ответить. Даже неплохо, что кое-кто из зазнавшихся высших чинов штаба получит…

Карцев молчал. — Понял? — настойчиво повторил ефрейтор. — Отвечай, когда начальство спрашивает. — Понял. — Тошно с вами, серыми чертями, возиться, — пробурчал ефрейтор и вдруг заорал: — Повторяй за мною: «Точно так, понял, господин ефрейтор!» Карцев внятно повторил всю фразу. Лицо у него сжалось, стало угрюмым. 2 Карцев призывался в Одессе. Ему хорошо запомнилось воинское присутствие с вонючими коридорами, набитыми полураздетыми людьми, со шмыгающими…

Все, казалось бы, шло хорошо. Но на третьем курсе Клепова вдруг исключили с рабфака: это все еще мстили недруги из села за селькорство. Они написали в «Крестьянскую газету», что В. С. Клепов — сын белогвардейского офицера и ведет агитацию против Советской власти… Истину вскоре восстановили. Но занятия на рабфаке были уже пропущены. Взяв отпуск, В. С. Клепов едет в Читу, в редакцию газеты «Забайкальский рабочий». Так начинается журналистская работа, работа без оглядки… В годы Отечественной войны…

Зато как ласково и уютно плещется она в мягких берегах, когда уляжется ветер и солнце засверкает над Полесьем мириадами золотых искр! Покой и тишина опускаются тогда на зеленый бархат лесов и болот. Словно блестящая стальная лента сверкает Припять. Только на поверхности серебрятся обручи-круги. Это в ее глубоких черных заводях плещутся сомы. И дед Талаш, глядя, как забавляются сомы, сдвинет на затылок свою широкополую соломенную шляпу и скажет: «Эх, пропади ты! Вот подцепить бы тебя, увальня!» …

— Верст семь, а може й десять. — Пожал плечами Петро. — Пешком оно завсегда дальше… — Ясно. Пошли тогда. — Мужчина зябко сунул руки в карманы пальто и решительно зашагал по дороге, слегка опережая Петра. — А ото вы вже зря. — Меланюк укоризненно посмотрел на черную спину, качавшуюся впереди. — КПЗУ пивроку как распустили, только я вам скажу що я з цим не згоден, да и вся наша ячейка тоже не согласная. — Я знаю. — Товарищ Иван обернулся и в упор посмотрел на Меланюка. — И ты мне об этом не говори,…

В 90-х годах в России зазвучала версия о «превентивном» нападении Германии на СССР, что связано с изданием книг получившего убежище в Англии беглого советского разведчика В. Б. Резуна «Ледокол. Кто начал Вторую мировую войну», «День «М», которые он опубликовал под псевдонимом Суворов. Напомним заявленную цель его книг: «Вторая мировая война — это термин, который коммунисты приучили нас писать с малой буквы. А я пишу этот термин с большой буквы и доказываю, что Советский Союз — главный ее виновник…

Как бы то ни было, книга Гофмана – один из взглядов на проблему, игнорировать который было бы неуместно. Тем более что по объему фактической информации этому труду пока нет равных. Надеемся, что российский читатель, критически подойдя к прочтению книги немецкого историка, сумеет составить объективное представление об этой трагической странице нашей не столь давней истории и сделать правильные выводы. С.И. Дробязко, кандидат исторических наук Предварительные замечания к новому изданию…

Матвей — тоже известный жмот, только пооборотистее, половчее своей жены. Если в плате не прижмет, то в работе все, что можно и нельзя, из тебя вымотает. Да и он вызывал теперь сочувствие: попробуй-ка покрутись при больной жене с ребятами да с хозяйством. Поэтому никого не удивило, что слишком рано, едва парню стукнуло семнадцать, женил он старшего сына. Понимали: до зарезу нужны в доме женские руки. Стряпать, стирать, коров доить — не мужское дело. Правда, потом по деревне прополз слушок, что…

Фронт и тыл. Так назывался очерк, который Кира написала недавно перед отъездом из Москвы. Фронт — горячка боя, драка за каждый клочок земли; атаки, смерть и победа; мрак и холод осенней ночи, когда и спичку зажечь нель- […] города, школьники за партами, краснощекие топотунчики на бульварах, девушки, марширующие по улицам, озябший у нарисованного кипариса фотограф; десятки, сотни ни днем, ни ночью не отдыхающих заводов… Потоки писем — с тыла на фронт, в тыл — с фронта. Слова любви,…

Рядовой Ведрин в свою очередь, уткнувшись носом в веточку, громко засопел, втягивая воздух. – Ну, Джон Ведрин, ты даешь! – громко заржал Стефаныч, откидываясь всем телом на башню. – Это же запах женщины. Тут надо нежно, легонько вдыхать, а ты как портянку нюхаешь или лепешку дерьма, чудила! Всему вас, молокососов, учить надо. – Да ну вас, козлов вонючих! – обиделся Ведрин и спрыгнул с БМП. Поправив бронежилет, он направился к Мирошкину и Свистунову, которые в стороне…

Не будет ей писать и про то, как снайпер смертельно ранил пацана из соседней роты, когда они окапывались на берегу Терека. Нет, он не будет ей писать, как ночью чуть не попали под перестрелку. Они тогда после зачистки решили остаться на ночевку в сельской школе. Вдруг в первом часу ночи началась яростная стрельба из пулеметов. Стреляли с вершины одной горы по вершине другой, что господствовала над селом. По данным на этих точках располагались ульяновская «десантура» и морские пехотинцы генерала…

А что же деньги? Да, конечно, и деньги! Что скрывать. Она неплохо заработала на той и на этой войне, отстреливая из засады русских офицеров и солдат. За это платили. И платили хорошо. Платили «зелеными». После первой чеченской она прекрасно устроилась в Германии, в Гамбурге, тренером по стрельбе. Часто приезжала к старенькой матери и родственникам в Эстонию с полными руками подарков. Они были рады за нее. Считали, что жизнь у нее удалась, потому что она имеет любимую работу и удачно вышла за границей…

– Гражданин, пройдемте! – Куда? – спрашивает, недоумевая, мой приятель. – Там вам все объяснят! – последовал лаконичный ответ. Выводит нашего героя из укрытия на улицу и провожает его к входу в это здание, в окне которого он видел силуэт. Оказывается, это апартаменты Комитета госбезопасности. Тут его и стали шмонать и допрашивать. Кто такой? Откуда? С какой целью? На кого работаешь? И все такое. Одним словом, сказать честно, перебздел он не на шутку! – Еще…

Сбросив с себя одеяло, они, утомленные, лежали, обнажив тела. Потом она притихла у него на плече, поблескивая в темноте счастливыми глазами. – Ты ничего не хочешь мне сказать? – Что, мой Козерожек? Что, Шелковистая? – спросил он, ласково чмокая ее в макушку. – Расскажи, как ты меня любишь… «Урал» подбросило на ухабе так, что всем пришлось вцепиться руками в пыльные обшарпанные борта. Раздался несусветный мат: костерили на все лады нерадивого водилу, Витьку Мухомора. …

— Не хочу, не хочу, слышите, не хочу! Не надо мне вас, никого мне не надо! Уходите вон, стервы! Мария тихонько подошла и положила ему руку на обмотанную бинтами голову. Из-под белых толстых слоёв марли на неё мрачно взглянул тёмный глаз. — Чего? — буркнул раненый, но она заметила, что он узнал её и сразу притих, перестал метаться. — Что ты выделываешь! Как тебе не стыдно? Как можно так? Она кивнула головой санитаркам, чтобы те ушли. Они поняли и бесшумно исчезли за дверью. — Я уже сто…

В дверную щель просунулся штабной майор Лисин. Отвечавший за высокий боевой дух войска, он практиковал задушевные беседы с подчиненными и потому получил кличку Душещипатель. — Однако у вас тут Эрмитаж. — Майор хозяйским глазом осмотрелся по сторонам. — Коллекционируете? Матюшкин смачно сплюнул в вазу: — Не пропадать же добру. Душещипатель согласно кивнул головой и хитро прищурился: — Я вот что пришел, ребята. Вы, конечно, слышали о полководце Суворове. Он не проиграл…