Военная проза

На потрепанных экземплярах давно уже изданных его повестей и романов еще не просохли на автографах чернила, а старик едва-едва успел поправить расческой свою седую редкую шевелюру или, если говорить точнее, все что от нее осталось, когда в комнату вошла молодая женщина, ярко одетая, с тонкими подкрашенными бровками над грустно-сияющими темно-синими глазами. Смущенно теребя театральную замшевую сумочку, она проговорила: – Дмитрий Кондратьевич, я очень люблю вашу повесть «Под облаками». Это моя самая…

– Нет, из этой пташки орла никогда не сделаешь! Ох и наградила же судьба меня кадром! А на следующий день случилось это. Возвращаясь из третьего по счету полета, по непонятным ни для кого причинам Иван Пташкин принял рулежную дорожку за посадочную полосу и по всем правилам осуществил на нее заход. Разбив на куски два совершенно исправных истребителя и повредив третий, он, к счастью для себя, отделался лишь легкими ушибами. Майор Логвиненко хватался за кобуру с недвусмысленным видом. – Расстреляю! –…

Но ни редактор, ни его заместитель Козлов никоим образом не осложняли нашего существования. Грозой коллектива стала недавно назначенная к нам литсотрудница отдела писем Белла Козак, бойкая розовощекая дамочка с короткой чернявой прической и разлетом тонких бровей над энергичными черными глазами. Как-то незаметно она взяла всех в руки, начиная от самого старшего нашего начальника и кончая уборщицей тетей Машей, которой сделала два выговора за невынесенную из ее комнаты редакционную корзину, наполненную…

– Это почему же, товарищ младший политрук? Столько горя повидали вы сегодня и отказываетесь. Надо бы за наших побратимов павших. Как зовут-то вас кстати. – Замойский Павел Андреевич. Можете просто по имени, – последовал ответ. Лаврентьич удовлетворенно кивнул головой и более настойчиво повторил: – Надо бы за погибших, Паша. Младший политрук на мгновение задумался, и тонкие брови над его серыми глазами превратились в шнурок. Потом он встал, молча взял алюминиевую кружку и, не отрываясь, выпил…

И тогда Валентина смело его обняла и поцеловала в губы. И он тоже ее поцеловал и побежал за двинувшейся вперед подножкой вагона, а потом долго махал из тамбура, пока не скрылась из глаз высокая прямая фигура Валентины, продолжавшей стоять под дождем. Вместе со Страховым в одном купе ехали двое: щеголеватый немолодой блондин сидел без пиджака в кремовой льняной рубашке с ярким широким галстуком, явно заграничного происхождения, и равнодушно читал газету. Русоволосый парень в синем спортивном костюме…

День был уже на исходе, и беспокойные сумерки опускались на чужую землю, исхлестанную воронками от взрывов и следами от гусениц, когда въехал генерал-майор танковых войск Буслаев, принявший под командование армию, на эту поляну в сопровождении двух танков. Молодцевато выпрыгнув из своей «единицы», направился к танкистам. Сына он увидел еще издали. Размахивая сорванным с головы черным шлемом, тот о чем-то горячо спорил с окружившими его танкистами. Теплый весенний ветерок ласкал мягкие пшеничные…

– За что же именно? – удивленно приподнял голову человек. – Я вредил тебе всю свою жизнь, – тихо, но твердо вымолвил черный. – Разве ты не знал об этом? – Нет, не знал, – строгим шепотом ответил ему человек. – Тогда послушай, – быстро продолжал черный. – Мы почти тридцать лет шли по жизни рядом, начиная со студенческой скамьи. И ни на один день, и ни на один час я не выпускал тебя из вида. Я следил за тобой и все время тебе вредил. – Что же ты сделал? – спросил человек устало. – Помнишь,…

– Чья это часть? – ворчливо спросил Мааст. Наступила пауза. Затем прозвучал ответ: – Таарука, сэр. – Хорошо. – Воздушное прикрытие вы получите через 72 часа. – Нельзя ли поскорее? – Нет, сэр. – Голос звучал почтительно. – Подождите у аппарата. Мааст отвернулся от приемо-передатчика на спине Андрика и снова поднес к глазам бинокль. Горизонт и линия унылых холмов на противоположной стороне долины совершенно пусты. Нигде ни единого строения. Окраины города, казалось, повторяли естественное…

Когда я говорю «мы», речь идёт о молодом поколении тридцатых годов, начавшем свою активную жизнь во времена бурного социалистического строительства, во времена первых сталинских пятилеток. Мне было около двадцати лет, когда великий лётчик нашего времени – Валерий Чкалов – уже развернул свои крылья в полёте. И на вопрос: кем быть? – я, подобно многим тысячам советских юношей, отвечал себе: лётчиком. Это было моё твёрдое решение. Наша страна уверенно выходила на широкие воздушные просторы. Первая…

Ближе к полуночи Прохор неожиданно вскочил с койки. — На аэродром, товарищи! В тишине избы было слышно, как стукаются друг о друга металлическими корпусами пристёгиваемые гранаты. Кто-то рассыпал по столу пистолетные патроны и, бранясь себе под нос, ловил их по клеёнке. Мы шли деревенской улицей, потом полем, на котором в свете яркого месяца были видны бегающие под ударами ветра снежные закрутни. Вошли в лес. Снег особенно звонко скрипел на убитой людьми и машинами дороге. Проваливаясь по пояс…

Он принял задание. Как всегда, несколько минут одинокой задумчивости над картой. Собраны лётчики. Задача разъяснена каждому. Даны ответы на вопросы. Минута — и маски из покрытых инеем деревьев упали с самолётов. Ведущее звено во главе с Прохором выруливает на старт. Быстрая тень его истребителя проносится над аэродромом, делается все меньше, исчезает вдали… Над станцией Вязьма противника в воздухе ещё не было. Прохор воспользовался этим и прошёл несколько к западу, на солнце. Оттуда было лучше…

— Надоело, — сказал Прохор. — Дай что-нибудь наше. — И, когда в репродукторе послышалась родная речь, радостно крикнул: — Так держать! Диктор говорил по-украински: — Мы передавали неаполитаньски писни в выконувании тенора… — следовало никому не известное имя певца. Диктор на секунду умолк и вдруг на чистейшем немецком языке произнёс: — Йецт херен зи эйн музикалишес штюк… Слухайте музыкальни номер: цыганьски танцы Брамса. Выконаэ Стефания… Прежде чем я разобрал фамилию скрипачки, железные…

Тогда еще не было у него этого подобранного на другой день пулемета; была у него, тоже подобранная, самозарядная, не очень надежная винтовка. Ожесточаясь от бессилия, он пытался сдвинуть заклиненный затвор, чтобы выпустить хоть несколько пуль в бесстыдно краснеющие под расклешенными касками хорошо видные лица. Недружный винтовочный огонь от дороги не останавливал лихую забаву немецких солдат. И страшен был бы конец настигнутых на той дороге людей, если бы не оказалось среди отступающих солдат артиллеристов…

Было жарко. Высотный меховой комбинезон, подбитый шерстяным ватином, никак не соответствовал теплой июльской ночи. Он скинул унты и освободился от тяжелого комбинезона. Осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь, обошел место приземления. Знал, что фашисты будут прочесывать местность в поисках экипажа. Значит, в первую очередь надо снять и закопать парашют. И уходить, уходить. Но прямая дорога к фронту могла оказаться отнюдь не самой короткой. Рассвело, и он смог как следует оглядеться. Унты,…

Надо признаться, что поначалу я и подумать не мог, что буду заниматься этим самым «Курском» — ведь всего только два дня назад, то есть в пятницу 11 августа, я впервые перешагнул порог «Молодежной правды» не как ее читатель, а как полноправный сотрудник редакции и, понятное дело, не имел еще ни своих собственных архивных наработок, ни необходимых для их создания связей. Да и вообще я в эти дни ходил, что называется, со съехавшей крышей — мало того что меня, всего лишь каких-то полтора месяца назад…

Еще в детстве Демакову попалась в руки растрепанная книжка о походах Александра Македонского. В ней были картинки: войско штурмовало древнюю крепость; воин в латах сражался с гигантским вараном, похожим на вымершего ящера; жестокий смерч засыпал песком заблудившийся караван верблюдов. Книжка так увлекла Сашу, что он начал просить в сельской библиотеке все, что писалось о Средней Азии той поры. Он узнал, что те неведомые земли привлекали алчные взоры и персидских царей, и Искандера Зулькарнайна (Александр…

Вскоре Арсений уехал из Шуи. И только много лет спустя Иван Александрович Турушин углядел в газете фотографию наркомвоенмора Фрунзе и ахнул… Любит мама вспоминать беззаботное детство в Шуе, большой, гостеприимный дом отца. А вот Верочке, ее дочери, не до воспоминаний. Надо сдать нормы на значок «Будь готов к труду и обороне» и потанцевать с подружками, а завтра контрольная, которую надо обязательно написать на «оч. хор.» — «очень хорошо», ибо решено, что она будет врачом, а какой же врач без…

Любой житель России, еще не забывший школьные уроки истории, на вопрос о том, что же произошло летом 1939-го в небе над Халхин-Голом, не задумываясь, ответит, что там доблестные советские ВВС наголову разгромили «воздушных самураев», а кто-то может быть еще добавит, что соотношение потерь и побед в тех боях было три к одному в нашу пользу. Совсем по иному смотрят на это в Японии. Во первых, тамошнему жителю само название «Халхин-Гол» наверняка ничего не скажет, ибо в японской историографии…

— полюбил бы его, полюбил бы размеренность его существования. Жизнь в таком городке — словно любовь — умеряет порывы. Хорошо бы поселиться здесь надолго, получить здесь свою долю вечности. Фабьену казалось, что городки, где он останавливался на час, и сады, обнесенные старыми стенами, существуют вечно, безразличные к его, Фабьена, жизни. И городок поднимался навстречу экипажу, принимая его в свои объятия. И Фабьен думал о дружбе, о ласковых девушках, об уюте и тепле белой скатерти — обо всем, с чем…

На другой день дома в присутствии моего отца, матери, бабушки, сестры и брата дед вручил мне ружье — одноствольную берданку двадцатого калибра. Настоящее ружье с боевыми патронами в патронташе с пулями, картечью и дробью на рябчиков. Повесил на мое плечо. Приклад до пяток, но я уже не мог считать себя мальчишкой. К таким настоящим ружьям детям даже не дозволяют прикасаться. В ту пору мне было всего лишь двенадцать лет. Повзрослел за один день: аршин с шапкой, но за плечами настоящее ружье! Случилось…