Адептка второго плана
Шрифт:
Несколько шагов наугад, пятясь. Расстояние – все дальше. Щемящее чувство, что мы оба упустили мгновения счастья, – все больше.
Первой не выдержала створка. С тихим скрипом, гонимая сквозняком, она начала медленно закрываться, чтобы в итоге удариться о косяк.
Дверь захлопнулась. А у меня вдруг возникло чувство, что не я одна такая… со странностями, сейчас стою и пялюсь на резной мореный дуб. С той стороны створки стоит еще один псих, который тоже гипнотизирует закрывшийся вход.
Соблазн был велик. Просто огромен. А я – всего лишь слабая девушка. Как могла устоять? Конечно, никак! И на цыпочках
Миг. Второй. Третий… Сердце отсчитывало удары. Не заполошно, но пронзительно… И почему именно он? Не какой-нибудь адепт, который не скован такими принципами морали и долга… Все было бы куда проще!
С такими мыслями я отняла руку и пошла к постели, которая уже меня заждалась, в отличие от Вильды. Ба продолжала мирно почивать вместе со своим прахом, и это радовало. Хотя бы не будет лишних вопросов… Зато, как выяснилось, вместо этого были лишние сны. В которых Дир все же наплевал на все правила и принципы. И никаких рек, палат реанимации. И впервые я о таком раскладе не жалела.
Утро наступило слишком быстро и слишком ярко. Я проснулась с ощущением, что меня переехало несколько повозок, запряженных троллями. Но кофе – густой, черный и обжигающе горький, придал сил. Чашку с этим напитком Нидоуз – вновь собранный, молчаливый и сдержанный, будто мне абсолютно все (а не часть оного!) случившееся между нами приснилось, – предложил мне за завтраком.
Я молча выпила ту, не рискнув пробовать овсянку и сдобу, тарелки с которой так же стояли на столе. Не то чтобы опасалась мести повара. Просто все еще была сыта ночным перекусом.
А после окончательно настал новый день, и его нужно было как-то жить. Так что мы отправились в академию. Хотя одному упорному магу стоило бы отлежаться, но нет…
Видимо, это была месть. Раз я провожала его до дома, то он меня – до учебы…
Мы ехали в карете, и молчание в ней было таким густым, что его можно было резать на куски и продавать вразвес. Дир сидел напротив, казалось, погруженный в какие-то свои мысли, но стоило мне посмотреть в окно, как я чувствовала на себе мужской взгляд. Но я делала вид, что не замечаю ничего.
Инистый об этом, кажется, догадывался. Но тоже принял правила моей безмолвной игры в симуляцию нормальности и ничего не говорил. Да и любые слова были бы в этот момент лишними. Мы оба все понимали и без них. А еще – друг друга. И от этого было особенно тяжело. Больно осознавать, что ты нашел душу, которая говорит с твоей на одном языке, но не можешь быть рядом. Потому что есть правила внешнего мира. И один инистый, будучи человеком чести, их не переступит…
Но именно за то, что Дир таким был, я его и полюбила. Да, именно полюбила. Вымышленного и самого настоящего из всех. Это я сейчас поняла отчетливо.
Того, чьи посеребренные ранней сединой виски этим утром золотило рассветное солнце. Его лучи выхватывали из полумрака кареты профиль инистого: резкую линию скул, шрам, упрямо сжатые губы, которые вдруг произнесли:
– Я выйду здесь, а ты оставайся…
– Но ведь мы не доехали еще до академии? – не поняла я, нахмурившись.
– Не хочу, чтобы молодую незамужнюю девушку видели выходящей
из кареты вместе с холостяком. Слухи порой острее любых ножей и могут исполосовать даже чистейшую репутацию в клочья.После этих слов Дир, не дожидаясь ответа, приказал кучеру притормозить и спрыгнул на мостовую. А экипаж тут же тронулся. Я и возразить не успела!
Оставшийся путь до ворот я проехала в одиночестве, пытаясь разобраться в себе. Внутри меня за эту ночь так все перепуталось: и чувства, и мысли, и желания, и цели, и сила, и слабость, и даже любовь.
А ба так благополучно и проспала этот мой внутренний катаклизм, уверенно переходящий в стадию армагеддона по имени Дир.
Вот только стоило помянуть Вильду, как та и проснулась. Точно лихо. И не пожелала сидеть тихо.
Из сумки, которую я прижимала к боку, донесся недовольный шепот:
– Внучка, кажется, наши планы меняются, – выдала она, едва узнала, где мы сейчас и куда направляемся.
– Мы больше не ползем… в смысле не идем на кладбище? – уточнила я.
– Никаких погостов, – фыркнула ба, когда экипаж остановился перед дверьми академии. – Нам надо в учебное хранилище. Кое-кого найти среди адептов или выпускников…
– С чего вдруг такая перемена? – удивилась я.
– Да кое-кого…
Ба не договорила: мальчишка, ехавший на запятках кареты, едва та затормозила, успел спрыгнуть и потянул дверь, чтобы открыть ее. Так что пришлось мне умолкнуть, а Вильде – срочно ретироваться в сумку, а после – нам обеим выйти и влиться в толпу адептов, спешивших на занятия.
Только все то время, что я шла к учебному корпусу, меня не оставляло ощущение взгляда в спину. Не выдержав, обернулась. Никого, кто бы пялился в упор. Разве что ворон на ветке. Причем вид у него был такой… мрачно-вороватый, как у матерого преступника. Да он даже клювом поводил так, словно прикидывал: а не спереть ли побольше воздуха для очередного вдоха.
Впрочем, суета вокруг вынудила выкинуть подозрительную птичку из головы, тем более и так было о чем подумать. О ком. Хотя и его образ я настойчиво гнала прочь, но он, в отличие от вранового, отказался уходить. Помимо воли вспоминала тепло мужских рук, голос, спокойный в своем отчаянии, и вкус мяты и грозы на губах…
Удалось на время забыть обо всем этом, когда началась лекция по картографии, что проходила в аудитории западного крыла главного корпуса.
Преподаватель, магистр Орвин, оказался невысоким, жилистым мужчиной со взъерошенными седыми волосами и абсолютно разными глазами. Один из них был белесым, словно затянутым молочной пеленой, точно был мертвым. Лишь по тому, как порой он косился куда-то, можно было догадаться: нет, все же живой. Зато второе око было с ярко-алым зрачком и успевало увидеть все и всех.
Профессор, читая лекцию, не сидел за кафедрой, а расхаживал между рядами, порой опуская ладонь на чью-то парту и барабаня по ней, а когда ему случалось что-то спросить у адептов, то мог и вовсе заглянуть под стол. Видимо, на тот случай, если под ним вдруг спряталась какая-нибудь бестия. Ведь никогда не знаешь, где может повезти. Но пока профессору удача не улыбалась, и он обнаружил один раз всего лишь Молика – рослого детину, который каким-то немыслимым образом умудрился слезть под парту, прячась от вопроса преподавателя…