Афина. Голос войны

Ника промолчала, с трудом слыша фразы сквозь журчание воды.

– Ничего не сделать, если ты не знаком с кем-то из клана. Кто-то, кто поможет не из доброты душевной, - Исар смыла с волос мыло.
– А за проценты. Большие проценты. В Эрзо хорошо живется, очень хорошо, но только если ты родился в клане или вассальной семье. Иначе — нищета, голод, выживание.

Повисла пауза. Ника размышляла.

– Что случилось с беженцами?
– наконец спросила она.

– Женщины в борделе, который держит вассальная семья Тажирон, Фархат. Мужчины кто где. Кто покрепче, в охрану подался, кому меньше повезло, тот сейчас либо уже казнен, либо, пока может, разбоем и воровством занимается.

Исар вытерла темные волосы Ники, обработала их какой-то благоухающей смесью и спросила:

– Какую стрижку хочешь?

– Оставьте ту, какая есть, - Ника придирчиво осмотрела себя в отражении.
– Но срежьте длину. А где бордель?

Пальцы Исар застыли.

– Тебе зачем? Не ходи туда. Крыша над головой и еда того не стоят, а сказки про быстрые заработки просто сказки.

– Я была охотницей в Паралии, - Ника попробовала улыбнуться.
– Если уж и пойду, то охранницей. Хочу.. хочу поговорить с ними. Может, мне удастся что-то сделать.

Исар вооружилась ножницами. Щелчок — и темная прядь, чуть завивающаяся на концах, падает вниз.

– Помочь хочешь, значит, - она тяжело вздохнула.
– Не иди против кланов. Только себя погубишь.

Ника посмотрела на нее через отражение. Нахмуренные и подкрашенные черным густые брови, полная шея, широкие кольца на пальцах, и глубокая печаль в темных глазах. Ника прикрыла глаза и решила не продолжать расспрос — все без труда узнают в ней паралийку, значит, бордель сам ее найдет.

– Все. Смотри, какая красавица, - Исар поднесла блюдо ближе. Ника чуть наклонила голову, глядя, как вымытые и увлажненные волосы поблескивают на солнце.

– Хорошая длина. До плеч. Я так и хотела, - Ника улыбнулась и поднялась, доставая золотой из вшитого в пояс кошеля.
– Держите. Это за всех, кого вы подстригли бесплатно — и кого подстрижете еще.

Она вложила монету Исар в руку и сжала ее пальцы.

– Спасибо, - сказала Ника и вышла, оставив остолбеневшую женщину за спиной.

В глаза ударил яркий солнечный свет, и она прищурилась, осматриваясь. На глазах выступили слезы, проморгавшись, Ника вновь увидела большое количество любопытных взглядов и вздохнула — такое количество внимания утомляло.

Она медленно прошлась по улицам, спросила про рынок и свернула, куда указали, чтобы спустя несколько извилистых улиц оказаться на базарной площади. Уже за несколько десятков метра гул голосов оглушал — день клонился к завершению, люди торопились успеть прикупить нужное и распродать остатки до закрытия.

– Лучший хлеб! За полцены!

– Рыба! Утренний лов! Торопитесь! Скидки!

– Приправы!

– Лучшие ткани!

Ника затормозила и задышала, отгоняя нарастающие тревогу и раздражение. Загнав чувства подальше, смело пошла вперед, мрачно размышляя о том, что лучше бы в засаде на барса сидела.

В нос ударило месиво запахов. Рыба, пот, хлеб, сильный запах пряностей, какофония духов, запах готовящихся где-то на огне лепешек и мяса. Последний запах Ника нашла приятным и пошла на него, лавируя между толпами людей, до хрипоты торгующихся с лавочниками.

Очереди в искомую лавку не обнаружилось, зато обнаружилась толпа. Кто громче крикнет, тому и доставалось приготовленное на углях мясо, завернутое в лепешку и сдобренное нарезанными овощами. Ника застонала про себя, собрала волю в кулак и втиснулась в толпу, уверенно прорезая ее.

– Мне две лепешки!
– хорошо поставленным голосом гаркнула она.
– Сколько?

– Шесть медяков!
– проорал в ответ торговец. Ника достала требуемые медяшки и кинула их на прилавок.

Торговец сноровисто заработал руками, и спустя полминуты Ника уже продиралась обратно, держа в руках еду. Вырвавшись, она заозиралась в поисках места, где бы перекусить, и свернула в один из переулков, чувствуя, что за ней следят.

«Обе руки заняты», - мрачно подумала она.
– «Если что, придется еду бросать».

– Афина, поиск.

Ника остановилась и вцепилась зубами в добычу, доставшуюся ей так трудно. Карта мигнула перед глазами, и она увидела точку-преследователя. Резко развернувшись, она наткнулась взглядом на слащавого мужчину — высокого, тонкокостного, улыбающегося приторной улыбкой.

– Приятного аппетита, красавица. Оголодала?
– мягко спросил он.

Ника изучала его лицо. Морщины, очень темная кожа, неприятная складка у рта, словно он чаще поджимал губы, чем растягивал их в улыбке, выпирающий резкий кадык — он производил весьма скользкое впечатление.

– Есть хочу, - прожевав кусок, кивнула Ника.
– А что? Зачем преследуешь?

За спиной у нее висел длинный охотничий кинжал, добавляющий спокойствия. Ника просчитывала, как можно быстро его достать, не выкидывая еду.

– Ничего такого!
– мужчина сделал шаг назад и поднял руки, показывая ладони.
– У меня нет злых намерений, только помочь хочу.

Ника прищурилась и вернулась к еде, откусив еще кусок. Глаз с него, она, впрочем, не сводила. Тот едва сдержал желание поморщиться, но улыбку удержал и продолжил раздражающе-мягкий тоном:

– Одна, в чужом городе. Денег, наверное, нет, я прав?

Нике очень хотелось его послать, но она сдержалась и кивнула, решив посмотреть, что произойдет дальше. Ее бедственное положение, его, казалось бы, обрадовало, и он улыбнулся шире.

– У меня предложение, красавица. Крыша над головой, еда, защита. Деньги хорошие. Интересно?

Ника сосредоточенно жевала. «Не мог попозже подойти», - зло подумала она.

– Я вначале поем. Отойди, - буркнула она, сама делая шаг назад.
– Ты мешаешь.

Мужчина опять едва сдержал гримасу и любезно закивал.

– Конечно-конечно. Я подожду на входе на площадь, - и отошел на десяток шагов, не упуская ее, впрочем, из зоны видимости.

Ника выдохнула и полноценно вернулась к еде. Вспоминая Нерея и его неспешность, вдумчиво доела и сыто вздохнула — мир сразу стал лучше. Параллельно она размышляла. Мужчина, похоже, был одним из тех, кто обрабатывал беженок. Ника была почти уверена, что предлагал он работу в борделе.

Она ощутила укол неловкости — эта часть жизни всегда проходила мимо нее. В среде аристократов разговоров об интимных связях не заводили, только гувернантка однажды объяснила ей, как оно бывает. Нике исполнилось шестнадцать, у нее только начались женские дни, и на спутанные объяснения она ощутила только стесненность и отвращение. Про бордели она тоже только слышала краем уха. Понимала, что это и зачем оно, но никогда даже близко не видела.