Анатомия Меланхолии
Шрифт:
А что до злобной и грубой клеветы, насмешек и выдумок всяких критиканов и хулителей, то это для меня все равно что собачий лай: я им спокойно пренебрегаю; а всех прочих презираю. А посему что я сказал, pro tenuitate mea [по мере своих слабых сил], то и сказал.
И все же мне хотелось бы, будь это в моей власти, исправить кое-что относящееся к манере изложения предмета этой книги, кое в чем повиниться, deprecari [попросить прощения] и по зрелом размышлении дать доброжелательному читателю необходимые пояснения. У меня вовсе не было намерения писать по-английски, предавая тем мою музу на поругание {112} , и разглашать на нем secreta Minervae [тайны Минервы], я хотел изложить все более сжато на латыни, будь у меня только возможность это напечатать. Любой гнусный памфлет наши корыстные английские книготорговцы встречают с распростертыми объятьями; они печатают все, что угодно,
112
...предавая тем мою музу на поругание. — В издании 1621 года Бертон сказал сильнее: «это было противно моему духу». — КБ.
но с латынью они не желают иметь дело. В этом одна из причин, которую Николас Кэр {114} приводит в своей речи по поводу малочисленности английских писателей: многие из них, находясь в расцвете таланта, преданы забвению, не подают признаков жизни и погребены в нашей нации [161] . Другой главный изъян моей книги состоит в том, что я не выправил ее перед новым изданием, не улучшил ее язык, который течет теперь с такой же безыскусственностью, с какой он впервые возник в моей голове, — просто у меня не было необходимого для этого досуга. Feci nec quod potui, nec quod volui, признаюсь, я не добился того, на что способен и чего хотел.
113
Автор этих строк не установлен.
114
Кэр, Николас (1524–1568) — профессор греческого языка в Кембридже, а затем там же стал врачом и имел лечебную практику; его речь, которую упоминает Бертон, видимо, была произнесена не в 1576, а в 1546 году.
161
Aut artis inscii aut qaestui magis quam literis student. [Они либо несведущи в своем искусстве, либо больше заботятся о выгоде, нежели о написанном.] Hab. Cantab. et Lond. excus., 1576.
Et quod gravissimum [И что важнее всего], многое в самом содержании книги я теперь не одобряю, ведь, когда я писал ее, я был моложе и глупее. Non eadem est aetas, non mens [163] . [Годы не те, и не те уже мысли.] Я многое охотно бы изъял и прочее, но теперь уже слишком поздно, и мне остается только просить прощения за все эти изъяны.
162
Ovid. de Pont. Eleg. I, 5. [Овидий. Письма с Понта. Элегии, 1, 5 <15–16, пер. А. Парина>.]
163
Hor. [Гораций. <Послания, I, 1, 4, пер. Н. Гинцбурга. Несколькими строками ниже Бертон еще раз безымянно приводит совет Горация писателям — публиковать написанное лишь по прошествии девяти лет; см.: Послание к Пизонам, или Наука поэзии, 388–389, пер. М. Гаспарова.>]
Я мог бы, конечно, будь я благоразумнее, последовать совету поэта — Nonumque prematur in annum [Дать полежать написанному девять лет, прежде чем публиковать его] и больше позаботиться о его судьбе или же поступить подобно лекарю Александру {115} , который, прежде чем прижечь рану адским камнем, пятьдесят раз промывал ее, то есть просмотреть, выправить и улучшить этот трактат, но у меня, как я уж говорил, не было ни счастливого досуга, ни переписчиков или помощников. Панкрат, как описывается у Лукиана [164] , приехав из Мемфиса к коптам и нуждаясь в слуге, воспользовался для этой цели обычной дверью: с помощью каких-то магических заклинаний (чему был свидетелем повествующий об этом Евкрат) он заставил ее прислуживать себе вместо слуги — приносить ему воду, поворачивать вертел, прислуживать за едой и выполнять другие его прихоти, а затем, когда все это было исполнено, вернул своему слуге прежний облик. Я не владею ни искусством создавать по своему желанию новых людей, ни средствами, чтобы нанимать их, ни свистком, чтобы, подобно капитану корабля, сзывать матросов и приказывать им бегом выполнять команды и пр. У меня нет ни власти, ни таких благодетелей, каким благородный Амвросий был для Оригена [165] {116} , которому он определил шестерых или семерых писцов, дабы те писали под его диктовку, а посему мне пришлось выполнять свою работу самому; я был вынужден произвести на свет эту беспорядочную глыбу, подобно медведице, рождающей своих детенышей, и не только не имел времени как следует вылизать ее, как она обычно делает это со своим потомством, пока ее детеныши не примут надлежащий вид, но даже принужден был напечатать ее в таком виде, в каком она была первоначально написана quicquid in bucca venit [как взбрело мне в голову], без всяких приготовлений, экспромтом, как я обычно выполняю все другие работы [166] ; effudi quicquid dictavit genius meus [я обычно запечатлевал на бумаге все, что пришло мне на мысль], в виде беспорядочного собрания заметок, и так же мало обдумывал то, что пишу, как обычно, не задумываясь, говорю, — без всяких высокопарных пышных слов, напыщенных фраз, пустозвонных выражений, тропов, витиеватых оборотов, которые подобны стрелам Акеста, что воспламенялись на лету [167] , без надсадного остроумия, тщеславного пыла, панегириков, преувеличенных украшений и всяческих тонкостей, к которым многие столь часто прибегают. Я — aquae potor [168] [пью одну только воду], в рот не беру вина, которое столь споспешествует нашим нынешним остроумцам, я — независимый, прямодушный, неотесанный писатель, ficum voco ficum et ligonem ligonem [и предпочитаю называть вещи своими именами — фигу фигой, а паука пауком [169] ], столь же свободный, сколь и независимый, idem calamo quod in mente [пишу обо всем, что приходит на ум], animis haec scribo, non auribus [пишу для ума, а не для ушей] и чту суть, а не слова, памятуя изречение Кардано: verba propter res, non res propter verba [слова сущуствуют для обозначения вещей, а не вещи существуют для слов], и, как и Сенеку, меня прежде всего заботит quid scribam, non quemadmodum [о чем, а не как писать], потому что, по мнению Филона {117} , «тот, кто знает суть дела, заботится не о словах, а отличающиеся особым витийством, не обладают обычно глубокими познаниями» [170] .
115
Александр — судя по всему, Александр из Тралл — врач византийской школы, практиковавший в Риме в VI веке, автор прославленной книги о противоядиях; его сочинения под названием «Alexandri Tralliani medici…» были изданы в Базеле в 1556 году.
164
Tom. 3, Philopseud. Accepto pessulo, quum carmen quoddam dixisset, effecit ut ambularet, aquam hauriret, urnam pararet, etc. [Том 3. Псевдовлюбленный. Произнеся несколько заклинаний, он добился того, что обычная дверь начала двигаться, приносила воду, готовила еду и пр.]
165
Eusebius, Eccles. Hist. lib 6. [Евсевий. Церковная история, кн. VI.]
116
...каким благородный Амвросий был для Оригена. — Амвросий — современник Оригена, александрийский патриарх, был благотворителем Оригена (185–254) — теолога и экзегета Библии александрийской школы (речь идет о тех годах, когда Ориген там жил, ибо позднее, в период гонений на христиан он поселился в Кесарии, а умер от пыток в заточении в Тире, в Германии), создателя первой (доникейской) системы христианского богословия. Сравнил разные редакции Ветхого Завета на еврейском языке и в греческих переводах, чем предвосхитил труд Иеронима; его идеи о грядущем всеобщем спасении и пр. были осуждены официальной церковью, однако оставались весьма влиятельными. Ему были близки попытки Филона Александрийского (Иудея) соединить античную философию (платонизм) с христианством. В маргинальной сноске Бертон указывает, что почерпнул этот факт у Евсевия (Эвсебий), (260–340) — епископа Кесарии и автора различных сочинений, в том числе «Historia Eclesiastica» («Церковная история»), которые были изданы в Париже в 1581 году.
166
Stans pede in uno. [Стоя на одной ноге. <Так, по мнению Горация, сочинял будто бы римский поэт-сатирик чрезвычайно плодовитый Луцилий (180–102 до н. э.), который будто бы «считал за великое дело / Двести стихов произнесть, на одной ноге простоявши» (Сатиры, I, 4, 9–10, пер. М. Дмитриева).>]
167
Virg. [Вергилий. <Акест не раз упоминается в поэме «Энеида», он воин, один из спутников Энея; оказавшись, год спустя после смерти своего отца Анхиза, вновь у его могилы, Эней устраивает по нем священную тризну со спортивными состязаниями. Ко всеобщему изумлению, выпущенная Акестом стрела воспламенилась в воздухе, что было воспринято всеми, кроме Энея, как дурная примета (V, 519–534).>]
168
Non eadem a summo expectes, minimoque poeta. [Не станешь ведь ожидать одного и того же от самого одаренного и самого слабого поэта.]
169
Stylus hic nullus, praeter parrhesiam. [Стиля здесь нет, а только суть. <Поговорка насчет фиги и паука взята из сборника Эразма «Adagia».>]
117
Филон — видимо, Филон Александрийский (Филон Иудей, ок. 25 до н. э. — 50), поскольку именно под этим последним именем он упоминается далее в книге Бертона; философ-платоник Филон стремился соединить иудейскую религию с греческой философией, Ориген развивал некоторые его идеи.
170
Qui rebus se exercet, verba negligit, et qui callet artem dicendi, nullam disciplinam habet recognitam.
Кроме того, еще мудрый Сенека заметил: «Если вы видите человека, озабоченного тем, чтобы получше выразиться, и щеголяющего своей речью, то можно сказать наверняка, что ум такого человека занят пустяками и что в нем нет никакой основательности» [172] . Non est ornamentum virile concinnitas. [Приятность — это не мужское достоинство.] «Ты ведь только голос и больше ничего», — сказал о соловье Плутарх. А посему я в этом вопросе объявляю себя последователем ученика Сократа Аполлония [173] {119} : меня не занимают фразы, я тружусь единственно с целью споспешествовать разумению моего читателя, а не ради услаждения его слуха. Мое дело и цель не в том, чтобы сочинять искусно, как это требуется от оратора, а в том, чтобы выражать свои мысли легко и ясно, насколько это мне удается. Подобно тому как река течет то бурно и стремительно, то лениво и спокойно, то прямо, то per ambages [извилисто]; и точно так же, как она, то мелкая, то глубоководная, то мутная, то прозрачная, то широкая, то узкая, точно так же изменчив и мой стиль — он то серьезный, то легковесный, то комический, то сатирический, то более отделанный, а то небрежный, в зависимости от предмета, о котором сейчас идет речь, или от того, что я в данный момент чувствую. И если ты соизволишь прочесть сей трактат, он покажется тебе точь-в-точь как дорога любому путешественнику — то прекрасной, то непролазной от грязи, здесь открытой, а там огороженной, пересекающей то пустыни, то плодородные местности, вьющейся среди лесов, рощ, холмов, долин, равнин и прочее. Я проведу тебя per ardua montium, et lubrica vallium, et roscida cespitum, et glebosa camporum [174] [через крутые горы, опасные ущелья, росистые луга и распаханные поля], мимо разнообразнейших предметов, из которых одни тебе понравятся, а другие — наверняка нет.
171
Palingenius. [Палингений.]
118
Палингений. — См. прим. 69.
172
Cujuscunque orationem vides politam et sollicitam, scito animum in pusillis occupatum, in scriptis nil solidum. — Epist. lib I, 21. [Если видишь, что чья-то речь обработана и течет безостановочно, знай, что ум здесь погряз в пустяках, и в писаниях его нет ничего серьезного. — Послания, кн. I, 21. <В действительности эта фраза взята из письма CXV Сенеки к Луцилию и дана Бертоном скорее в пересказе, тогда как в переводе она выглядит так: «Речь — убранство души: если она старательно подстрижена, подкрашена и отделана, то ясно, что и в душе нет ничего подлинного, а есть некое притворство» (пер. С. Ошерова).>]
173
Philostratus, lib. 8, Vit. Apol. Negligebat oratoriam facultatem, et penitus aspernabatur ejus professores, quod linguam duntaxat, non autem mentem redderent eruditiorem. [Филострат. Жизнь Аполлония Тианского, кн. VIII. <В этой книге повествуется об испытании, коему Аполлоний был подвергнут в присутствии императора Домициана.> Он пренебрегал ораторским умением и всецело отвергал своих учителей, так как они заботились только о совершенствовании языка, а не ума своих подопечных.]
119
Аполлоний, ученик Сократа — Аполлоний из Тианы (I век) был бродячим проповедником неопифагорейской школы (поэтому утверждение Бертона о том, что Аполлоний был учеником Сократа, безосновательно); о его жизни, странствиях по разным странам — Греции, Испании, Египту, Индии, — пребывании в Риме повествует писатель Филострат II Флавий (160?–244?) — греческий писатель, автор философского романа и одновременно романа «странствий» — «Жизнь Аполлония Тианского» (Кельн, 1532). Филострат приводит в своей книге речь, которую Аполлоний произнес бы в свою защиту, если бы его обвинили, как Сократа. В последующие века личность Аполлония обрастала все большим количеством легенд, превращавших его в мага и предсказателя. Из других книг Филострата Флавия Бертон, несомненно, знал его «Жизнеописания софистов».
174
Hic enim, quod Seneca de Ponto, bos herbam, ciconia lacertam, canis leporem, virgo florem legat. [Ибо здесь, как Сенека говорит о Понте, бык найдет себе траву, аист — ящерицу, пес — зайца, а дева — цветок.]
Что же касается самого содержания книги и способа изложения, то, если в них обнаружатся погрешности, прошу тебя помнить соображение Колумелы: Nihil perfectum, aut a singulari consummatum industria [Ничто не может быть доведено до полного совершенства и законченности усилиями одного человека], никому не под силу все учесть, а посему многое, без сомнения, небезупречно и может с полным основанием быть подвергнуто критике, изменено и сокращено даже у таких великих мыслителей, как Гален и Аристотель. Boni venatoris plures feras capere, non omnes, даже наилучший охотник, по мнению одного автора [175] , не может быть всегда удачлив. Я сделал все что мог. К тому же я ведь не подвизаюсь на этом поприще, Non hic sulcos ducimus, non hoc pulvere desudamus [Не пашу эти борозды, не тружусь в поте лица на этой ниве], а всего лишь, должен сознаться, недоучка, человек в этом деле сторонний и срываю цветок там и сям [176] . Готов охотно признать, что, если строгий судья примется критиковать написанное мною, он отыщет не три погрешности, как Скалигер у Теренция, а триста. Столько же, сколько он обнаружил их в «Остротах» Кардано или, возможно, больше, чем Гульельм Лоремберг, недавно умерший профессор из Ростока, нашел в «Анатомии» Лауренция [177] {120} или венецианец Бароччи {121} у Сакробоска {122} . И хотя это будет уже шестое издание, которое мне следовало бы выверить более тщательно, исправив все огрехи, допущенные мной прежде, но это была magni laboris opus, такая
утомительная и докучная работа, что, как знают на собственном опыте плотники, куда легче построить новый дом, нежели починить старый. Я мог бы написать еще столько же за то время, которое потребуется на исправление уже написанного. А посему, коль скоро погрешности неизбежны (а я ручаюсь, что они есть), я нуждаюсь в дружеском совете, а не в злобном поношении,175
Pet. Nannius, not. in Hor. [Пьетро Нанни. Комментарии к Горацию. < На самом деле это цитата из книги Колумелы «De re rustica». — КБ. >]
176
Non hic colonus domicilium habeo, sed topiarii in morem, hinc inde florem vellico, ut canis Nilum lambens. [У меня нет на этом поле своей хижины, как у крестьянина, я просто любитель, срывающий на нем цветок, как пес, лакающий воду из Нила.]
177
Supra bis mille notabiles errores Laurentii demonstravi, etc. [Свыше двух тысяч бросающихся в глаза ошибок обнаружено у Лауренция и т. д. <Как свидетельствуют исследователи источников Бертона, в этом фрагменте сплошные неточности: Скалигер Старший не находил никаких ошибок у Теренция; пес, лакающий воду из Нила, заимствован из «Адагий» Эразма и присоединен к фразе, взятой из другого источника; автором книги, которую имеет в виду Бертон, был не Гульельм Лоремберг, а его брат Петер.>]
120
Лауренций (Лауренциус), Андреас (настоящее имя — Лоран, Андре дю [du Laurens], 1558–1609) — французский врач и анатом, автор сочинений «Анатомические труды» (1593) и «Historica anatomica humani corporis…» («История анатомии…», Париж, 1600)); еще одно его сочинение, изданное в Париже в 1597 году и переизданное на английском языке, было посвящено среди прочего меланхолии как недугу: «A Discourse of de Preservation of the Sight; of Melancholik Diseases; of Rheums and of old Age» (Лондон, 1599). Лоремберг, Петер (1585–1639) — немецкий врач и профессор поэзии в Ростоке, опубликовал книгу «Laurus Delphica [Дельфийские лавры…] seu consilium, quo descibitur methodus perfacilis ad medicinam» (Лейден, 1621).
121
Бароччи, Франческо (1537–1604) — итальянский патриций и математик, автор книги «Cosmographia» (Венеция, 1585); в 1587 году был обвинен в колдовстве и подвергнут пыткам инквизицией.
122
Сакробоск (Сакробоскус, настоящее имя — Голивуд, Джон, XIII век) — английский астроном, профессор математики в Парижском университете, автор трактата о сферической астрономии «De sphaera mundi» (1472), не раз переиздававшегося и в XVII веке; его труд не шел дальше изложения принципов системы Птолемея.
В противном случае мы можем, как это и бывает при обычной полемике, спорить и поносить друг друга, но какой от этого прок? Ведь мы оба филологи, и, как сказано у поэта:
Arcades ambo, Et cantare pares, et respondere parati [179] . [Дети Аркадии оба, В пенье искусны равно, отвечать обоюдно готовы.]178
Philo de Con. [Филон о Благорасположении. <Автор этих стихов не установлен, а ссылка на сочинение Филона обусловлена его мыслью, что любители критических выпадов зря полагают, что в этом состоит их счастье. — КБ.>]
123
Филон о Благорасположении. — См. прим. 117.
179
Virg. [Вергилий. <Буколики, Эклога VII, 4–5, пер. С. Шервинского.>]
Если мы станем пререкаться, чего мы этим добьемся? Нам — одно беспокойство и вред, а другим — забава. Если мне докажут, что я допустил погрешность, я уступлю и охотно ее исправлю. Si quid bonis moribus, si quid veritati dissentaneum, in sacris vel humanis literis a me dictum sit, id nec dictum esto. [Если мне скажут, что я погрешил в чем-то против добрых нравов и истины, как это бывает в посланиях, как священных, так и богохульных, не лучше ли предположить, что я этого не говорил.] В то же время я рассчитываю на снисходительную критику всех недостатков: режущих слух сочетаний слов, плеоназмов и тавтологий (хотя мне могут служить оправданием слова Сенеки: nunquam nimis dicitur, quod nunquam satis dicitur [никогда не говорится слишком часто то, что, сколько ни повторяй, не будет сказано достаточно часто]), путаницы с временами, ошибок в стихах, со множественным и единственным числами, опечаток наборщика и прочее. Мои переводы подчас скорее парафразы на ту же тему, нежели перевод цитируемого; non ad verbum [ничто дословно]; поскольку я автор, я позволяю себе большую свободу и беру лишь то, что служит моим целям. В текст книги вставлено много цитат, что делает ее язык более разношерстным, или же, как это нередко случается, я помещаю их в маргиналиях. Греческих авторов — Платона, Плутарха, Афинея {124} и прочих — я цитировал по книгам их истолкователей, поскольку оригинал не всегда был под рукой {125} . Я перемешивал sacra prophanis [священное и мирское], однако, надеюсь, не впадал при этом в нечестие и, приводя имена сочинителей, невольно располагал их per accidens [по воле случая]: неотериков {126} , например, упоминал подчас раньше более древних — просто как подсказывала мне память. Кое-что в этом шестом издании изменено, выброшено, другое — исправлено, многое добавлено, потому что со многими разного рода хорошими писателями я познакомился впоследствии [180] {127} , и в этом нет никакого предубеждения, чего-либо предосудительного или недосмотра.
124
Афиней (ок. 200 н. э.) — греческий грамматик из Египта, от большинства из его многочисленных произведений остались лишь фрагменты и цитаты в трудах комментаторов; главное его сочинение — «Deipnosophistai» («Пирующие софисты», Лион, 1612), написанное отчасти в духе платоновского «Пира», однако проза здесь перемежается со стихами. Пируют образованные люди — философы, юристы, врачи, музыканты и пр., которые беседуют на самые разные темы, уснащая свою речь многочисленными цитатами (в частности, из многих несохранившихся произведений эллинистической литературы), но преобладают темы, связанные с подаваемыми блюдами и напитками. Сохранилась лишь половина этого обширного сочинения, на которое Бертон не раз ссылается.
125
…не всегда был под рукой. — Это утверждение автора опровергают, ибо Бертон мог в любую минуту воспользоваться фондами Бодлеянской библиотеки, а кроме того, во многих изданиях греческих, к примеру, авторов тогда параллельно давался латинский перевод. — КБ.
126
Неотерики (от греч. Neoteroi — новые ) — кружок римских поэтов середины I века до н. э.; они культивировали малые лирические жанры, щеголяли своей ученостью и тщательной отделкой формы; самый прославленный из них — Гай Валерий Катулл (см. прим. 225). В XVI веке так называли все современные книги. — КБ. Что же до слов «перемешивал священное и мирское», то это цитата из Горация (Послания, I, 16, 54).
180
Frambesarius, Sennertus, Ferrandus, etc. [Фрамбесарий, Зеннерт, Ферран и др.].
127
...со многими ...писателями я познакомился впоследствии. — В маргинальном пояснении к этим словам Бертоном названы три автора медицинских сочинений: Фрамбессарий (настоящее имя — Фрамбуазьер, Никола, 1577–1640) — француз, автор книги «Consultationum medicinalium» («Медицинские консультации», Париж, 1595); Зеннерт, Даниэль (1572–1637) — немецкий врач, автор трактата «Practica medicinae» (Витенберг, 1628) о четырехдневной малярии и пр.; Ферранд (Феррандус), Жан (XVII век) — французский врач, автор книги «De la maladie d’amour, ou melancholie erotique» («Любовная или эротическая меланхолия», Париж, 1623; в английском переводе книга вышла под названием «Эротомания, или Трактат, рассматривающий сущность, причины, симптомы, признаки и лечение любовной или эротической меланхолии», Лондон, 1640; Бертон впервые упоминает эту книгу в четвертом издании 1632 года).
181
Ter. Adelph. [Теренций. Братья <V, 4, пер. А. Артюшкова; впрочем, и слова «Ни в чем излишка» тоже из Теренция (Девушка с Андроса, 61), но Бертон, возможно, почернул это из «Адагий» Эразма>.]
Однако я решил никогда больше не переиздавать этот трактат, ne quid nimis [ни в чем излишка], и не стану отныне что-либо добавлять, изменять или сокращать — с этим покончено. Последний и самый главный упрек вот какой: с какой это стати я — церковнослужитель сую свой нос в медицину.
Tantumne est ab re tua otii tubi Aliena ut cures, eaque nihil quae ad te attinent? [182] [Неужто мало дела у тебя, Что ты входишь в дела, которые тебя не касаются?]182
Heaut. Act. I, sc. 1. [Heauton <сокращенное название комедии Теренция «Heauton — Timorumenos» («Сам себя карающий», или «Самоистязатель»>, акт I, сцена 1.]
— в чем и Менедем винил Хремета {128} — или у меня так много свободного времени и так мало собственных дел, что я лезу в чужие, нисколько меня не касающиеся? Quod medicorum est promittant medici. [Врачеванье — дело врачей.] Однажды, когда лакедемоняне обсуждали в совете государственные дела [183] , один из них, довольно беспутный малый, выступил тем не менее очень красноречиво и дельно, снискав своей речью всеобщее одобрение, но тут поднялся почтенный сенатор и призвал во что бы то ни стало отвергнуть предложенное предыдущим оратором не потому, что оно никуда не годится, а потому, что dehonestabatur pessimo authore, оно осквернено, будучи предложено недостойным, а посему, продолжал он, пусть то же самое выскажет человек более почитаемый, и тогда предложение будет принято. Сенат изъявил согласие, factum est, требование сенатора было исполнено, и таким образом предложение стало законом, et sic bona sententia mansit, malus author mutatus est [добрый совет был, таким образом, принят, а недостойный советчик отвергнут]. Вот точно так же иты, Stomachosus [брюзгливый] малый, не прочь, судя по всему, признать, что все относящееся в моей книге к медицине, написано само по себе не так уж и дурно, будь это только сделано другим — каким-нибудь признанным врачом или еще кем-то в том же роде, но с какой стати я вторгаюсь в эту область? Послушай, что я тебе на это скажу. Охотно готов признать, что существует немало других тем, относящихся будь то к классической филологии или к богословию, которые я бы избрал, если бы стремился лишь ad ostentationem [хвастовства ради], к тому, чтобы себя показать, и, будучи более в них сведущ, охотно с большим наслаждением посвятил бы себя им, к вящему своему и других удовлетворению; но как раз в это время волею судеб меня неотвратимо несло на скалу меланхолии, и, увлекаемый этим попутным потоком, который словно ручей вытекает из главного русла моих занятий, я тешил и занимал ею часы своего досуга, как предметом более насущным и полезным. Не потому, что я предпочитаю ее богословию, которое, конечно же, считаю повелителем всех прочих занятий и по отношению к которому все прочие, словно служанки, а потому, что я не видел такой необходимости обращаться к богословию. Ведь как бы вразумительно я об этом ни написал, существует такое множество книг на эту тему, столько трактатов, памфлетов, толкований, проповедей, что их не сдвинуть с места целой упряжке волов, и, будь я таким же беззастенчивым и честолюбивым, как некоторые другие, то, возможно, напечатал бы проповедь, произнесенную в Полз-Кросс-черч, и проповедь в Сент-Мериз-черч в Оксфорде, и проповедь в Крайст-черч, и проповедь, произнесенную в присутствии достопочтенного… или высокопреподобного… или проповедь, произнесенную в присутствии высокочтимого… проповедь на латыни и проповедь на английском, проповедь с названием и проповедь без оного, проповедь, проповедь и т. д. Но я всегда в той же мере стремился помалкивать о своих трудах в этом роде, в какой другие спешат обнародовать и напечатать свои. А принять участие в богословской полемике — это все равно что отрубить голову стоголовой гидре, ведь lis litem generat [184] , один [диспут] порождает другой, число возражающих удваивается, утраивается, возникает рой вопросов in sacro bello hoc quod stili mucrone agitur [в этой ведущейся с помощью перьев священной войне], которую, развязав однажды, я никогда не сумел бы завершить. Как заметил много лет тому назад папа Александр VI {129} , куда безопасней рассердить могущественнейшего государя, нежели монаха нищенствующего ордена [185] , иезуита или, добавлю я, священника из католической духовной семинарии — ведь inexpugnabile genus hoc hominum, эту непреклонную братию не переспоришь, последнее слово должно непременно остаться и таки останется за ними; они пристают к вам со своими вопросами с такой настырностью, бесстыдством, гнусной лживостью, подтасовками и злобой, что, как сказано у него:
128
Менедем и Хремет — старики, персонажи комедии Теренция «Самоистязатель»; в ответ на приведенную Бертоном реплику Менедема Хремет отвечает словами, ставшими знаменитым афоризмом: «Я — человек / И ничто человеческое мне не чуждо», — и Бертон, несомненно, был уверен в том, что его образованным читателям это известно.
183
Gellius, lib. 18, cap. 3. [Авл Геллий, кн. XVIII, гл. 3.]
184
Et inde catena quaedam fit, quae haeredes etiam ligat. Cardan. Heinsius. [И отсюда возникает некая цепь, которая вяжет и преемников. Об этом же у Кардано и у Гейнзия.]
129
Александр VI ( 1430–1503) — Папа Римский (с 1492), человек развратный и вероломный, родом из семейства Борджа, обогащению которого он содействовал любыми путями; при нем чрезвычайное распространение получили непотизм и симония; при этом оказывал поддержку ряду великих итальянских художников своего времени.
185
Malle se bellum cum magno principe gerere, quam cum uno ex fratrum mendicantium ordine.