Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка
Шрифт:
Читатель, прочитав, спокойно откладывает новую книгу, и она проходит через его душу, как через прозрачное стекло, не преломляясь, не будя в ней ничего новаго, не д-Ьлая его участником творчества автора, — проходит так, как будто ея и не было.
Итак, вл1ян1я литературы на жизнь теперь н1Ьт, а между тЬм оно — главный нерв литературы.
Основной фактор литературы отсутствует, и жизнь ея не полна. Но н-Ьт и смерти, ибо первые два фактора — наличие писателя ч читателя — существуют. Следовательно — перед нами — ле-тарг1я русской литературы, сон, подобный смерти, жизнь в скрытом виде.
Д1агноз поставлен. Необходимо выяснить причину этого болЬзненнаго состоян1я.
Припоминаю, кому—кажется, Троцкому — принадлежит
«Великая русская литература кончилась; началось великое русское яЪлаше.»
Это безусловно верно. Эпохи великих политических потрясена"!, часто благодетельныя по по-следств1ям, всегда характеризуются некоторым упадком искусства. Это оттого, что в так1я эпохи общее вниман1е отвлекается от психики индивидуума, которая является центром вниман1я современной литературы (и других видов искусства).
Этим н парализуется вл1ян1е литературы. Читатель не может, как следует, воспринять подлинное литературное вл1ян1е — новое художественно-выраженное открытие или изследован1е в области душевных переживан1й. А писатель, если он искренен, не в С0СТ0ЯН1И создать его.
А из неискренности вот что выходит.
Во первых (например).
Группа поэтов (назовем: Георг1й Иванов «Сады», Всеволод Рождественск1й «Золотое Веретено», Соголуб «Фим1амы» и ряд других) упорно притворяется, что после 1914-го года времени больше не было. Если бы на этих книжках не
стояла дата, то неизвестно было бы, когда они изданы — в последн1е годы или двадцать лет назад (если не говорить о технике стиха). Дело не в том, чтобы непременно писать о Смольном, войне или Лозанне: о любви, о море, о телеграфных проводах — поэт 1922/3 года безсознательно должен говорить иначе, чем поэт 1902 года. Неуловимый дух эпохи должен жить в нем, как живет он в тревожном ритме Блоковскаго стихотворен1я «Шаги командора», такого, казалось бы, вневре-меннаго по сюжету^). Если этого нет, значит, поэт нарочито притворяется. Именно такое впе-чатлен1е производят названные поэты. И это притворство делает их книги мертвыми, несмотря на отдельныя весьма удачныя стихотворен1я.
Когда писатель — беллетрист пытается войти в гущу современной жизни, он, прежде проникавш1Й в самую ея сердцевину (Ф. Сологуб «Мелк1Й Бес»), ныне роковым образом скользит по поверхности, неизбежно бьет мимо (тот же Сологуб «Заклинательница Змей»). Или, наоборот, тонет в бытье, погрязая в каком-то нео-натурализме, как Шагинян («Своя Судьба»), некоторые Серап1оны.
Во-вторых:
Поэты, пытающ1еся быть, современными, (С. Обрадович: «Стихи о голоде», «Огненная Гавань» др., Сергей Городецк1й:«Серп», часто Брюсов, Маяковск1й) почти всегда скользят по поверхности современности, лишь редко проникая в ея сокровенный смысл. Потому что и этого нельзя сделать нарочно, как нарочно же нельзя отвлечься от современности: и то и другое должно свободно вырасти в х^ше при налич1и благопр1ятных услов1й.
В третьих:
Поэты, пишущ1е о себе или о других поэтах (Н. Клюев: «Четвертый Рим», часто Есенин, Мая-К0ВСК1Й, Мар1енгоф, Кусиков, Шершеневич, Нель-дихен и мног1е друг1е), пишут не для читателей, ? а для писателей. Их стихи часто пр1обретают чисто професс10нальный интерес — для своей — писательской — "брат1И. Сюда же относится и «знаменитое» выступлен1е Серап1оновых братьев в «Литературных Записках» в прошлом году. Никогда еще писатели так много и так развязно не говорили о себе.
По всему этому сегодня нет ВЛ1ЯН1Я литературы. Оно — электрическая искра между писателем и читателем. Провода соединены, но искры нет. Она пробежит тогда, когда будет включен ток, когда общее вниман1е вернется к психической жизни индивидуума, преодолев вопросы матер1аль-наго и соц1альнаго устроен!я быта.
') Это стнхотворен1е для Блока не случайно: см. теоретическое обоснован1е
в конц'Ь его статьи «Кати-лина», гд'Ь Блок устанавливает, что в ритм* настояща-го поэта всегда бьется пульс его эпохи.№ 1.
1923
«Балт1йск1й Альманах»
71
В этой неизбежное! сейчас от'едмненности литературы от жизни заключается корень преслову-таго «формализма», россШскаго александризма. Раз интерес к произведен1ям литературы существует преимущественно в писательских кругах — вопросы професС10нальные, техническ1е, вопросы формы, естественно, становятся на первый план. Это у теоретиков, а у беллетристов гипертрофируется форма, анекдотическ1й сюжет в ущерб со-Д€ржан1ю, «сказ». То, что прежде было р'Ьд-костью (Ремизов), теперь становится обычным явлен1ем, и так1я крупныя дарован1я, как Всеволод Иванов, Мих. Зощенко, Вяч. Шищков и др. щедро отдают ему дань. Это, безусловно, понижает ценность их пронзведен1й, сокращая круг читателей, для которых они доступны, в глубин'Ь же они при этом не выигрывают.
Тут получается заколдованный круг: являясь сл'Ьдств1ем пониженнаго интереса широких слоев русскаго общества к литературе, эти произведен!я сами способствуют дальнейшему раз'единен1ю чи-
тателя и писателя. Ибо анекдот и спец!альный стиль, хотя и представляют интерес в каждом данном случае — но нельзя же построить на них литературу целой эпохи.
И в создавшейся таким образом атмосфере незаслуженно томятся немногие искреннге поэты, как Тихонов, М. Шкапская (говорю только о новых), так1е настоящее беллетристы, как Замятин, Форш, Федин, не привлекая к себе того вниман1я, каким они могли бы пользоваться при таких усло-в1ях. Ибо все, что о них говорится, говорится не только в читательских, сколько в писательских кругах. «А там, во глубине Росс1и, там вековая тишина». О многих, кто здесь в кругу нашего внимания, читательская провннц1я и не слыхивала.
Но так как наша литература не умерла, а находится лишь в летаргическом сне, она вернется к жизни: ибо умственная жизнь русскаго народа не получила смертельной раны, а пережила благодетельное потрясен1е: революции никогда не губили духовных сил народов.
Петрофад, 1923 г.
А. Палей.
«Б а л т 1 й с к I й Альманах»
№ 1.
1923
ЭКОНОМИЧЕСК1Й ОТДЪЛ.
к ВОПРОСУ о НАСАЖДЕН1И СВЕКЛО-САХАРНОИ ПРОМЫШЛЕННОСТИ
В ЛИТВЪ.
Как техническое сырье для добыван1я сахара, им'Ьет значен1е сахарный тростник и сахарная свекла; добыван1е сахара из клена и сорго так незначительны, что о них говорить не приходится.
Один гектар (десятина) тростника дает около 165 центнера сахара, а один гектар (десятина) свеклы дает от 45 до 89 центнера сахара в зависимости от климатических, почвенных услов1й и культурнаго состоян1я страны; для ознакомлен1я приводим таблицы 1-ую и 2-ую, цыфры относятся к 191% году. .
Сравнительная д!аграмыа сбора сахарной свеклы с десятины — в пудах:
10 '
9
8
7
6
5
4
3
2
1
Сравнительная Д1аграмма выхода сахара с десятины в среднем — в пудах:
Уард еще в 1827 году доказал, что один штат Вера-Круз может снабжать всю Европу сахаром добытом в этом штатЬ из тростника.
В 1746 году проф. Берлинскаго Университета Маркграф (МагкёгаЙ') открыл присутств1е в свекловице большого количества сахара; в 1801 г. АсЬагй открыл первый свеклосахарный завод в Гер.ман1и; континентальная система Наполеона I содействовала развит1Ю свеклосахарной промышленности на КонтинентЬ Европы. ИзслЬдовате-ли сахарной промышленности в м1ровом масштабе, как напр., Радциг и друпе, находили, что только покровительственная сахарная политика насаждает свекло-сахарное производство в Европе, но позднейш1я данныя за последн1е 25 лет доказали, что свеклосахарное производство имеет все шансы на вполне самостоятельное развит1е.