Андрей Белый, Алексей Петровский. Переписка

В Мюнхен-Ь он учился в 1899—1901 г. сначала в школЬ Ашбэ, гдЬ по его словам, «окунулся в мюнхенскую кухню», затЬм перешел в мастерскую Голоши. В Мюнхен1Ь работали тогда Д. Кар-довск1й, Явленск1й, И. Грабарь. Добужинскому часто приходилось пользоваться указан1ями и со-В'Ьтами Грабаря, тоже бывшаго ученика Ашбэ, которому он чувствует себя обязанным в этом отно-шен!и. ИмЪл на него вл1ян1'е и художник Явленск|й (бпосл-Ьдств1и экспресс1онист). Отец Добужинскаго хот1зЛ вид'Ьть сына «историческим живописцем» и одно время молодой художник занялся живописью довольно усердно, временно оставил графику и мечтал о портретном искусств-Ь. Но это отклонен1е от главнаго пути было непродолжительно. ШколтЬ Ашбэ Добужинск1й признателен за то, что ее руководитель сум%л отвлечь его от чрезм'Ьрной детализац1и, которою прежде гр-Ьши-ли его работы. У Голоши он научился бол4е интимному, натуралистическому воспр1ят1ю вещей. Школа Голоши воспитала многих крупных художников, в ней учился О. Бра, впосл-Ьдств1и Г. И. Нар-бут, а еще позже гравер А. Кравченко. Между школами Ашбэ и Голоши существовал антогонизм, но как нер'Ьдко случается, он служил ученикам скорее на пользу, чем во вред, вырабатывая в них критическое отношен1е к себ1Ь и другим.

Много ц^Ьннаго дали Добужинскому Музеи Мюнхена и Дрездена. Коснулось его и всеобщее в то время увлечен1е прерафаэлитами.

Он посЬтил Париж, гдЬ пленили его Монэ, Дега и Манэ и — недолго друг1е импресс10нисты. Однако, Герман1я сильн16е овладела душою художника. Из Мюнхена он привез альбом зарисовок. «81тр11С18»1ти8» был богатЬйшим средоточ1ем графики; н'Ьмецк1е пейзажисты надолго полонили его душу.

По возвращен1и в Росс1Ю в 1901 г. Добужинск1й, по сов-Ьту Грабаря, сосредоточился на графиче-

ской работЬ. Он поступил к Матэ, занимался у него офортом, хотя не очень усердно. Поступить в классы Академ1и ему не удалось, на экзамен1Ь он провалился, несмотря на то, что И. Е. Р'Ьпин (один из судей) относился к его рисункам в общем одобрительно.

Вскор'Ь он вошел в круг художников «М|ра Искусства», гдЪ его замечательно графическое да-рован1е было сразу оценено по достоинству. Среди «М1р-Искусстников» Добужинск1Й был тогда самым юным. Из старших товарищей ему особенно импонировали К. А. Сомов, Е. Е. Лансере и Александр И. Бенуа. Мнопе графики увлекались в 1900-ых годах Бредслеем, но на Добужинскаго этот художник не оказал замЬтнаго вл1ян1я. Особенно увлекали его тогда японцы и Валлотон. Девятисотые годы принесли перемену в технике рисунков Добужинскаго: в них впервые властно проявился инстинкт ЛИН1И и силуэта. Прежде художника привлекали живописные эффекты, ему нравились пр1емы Рембрандта, Каррьера и других мастеров светогЬни. Теперь его пленила линейная четкость, увлекли поиски силуэта. В этом отношении ему многое открыли свободные карандашные рисунки Ал-дра Ник. Бенуа залитые акварелью. В них Добужинск1й впервые почувствовал самодовлеющую прелесть лин1и и смысл графиче-скаго почерка.

Он пошел по пути старших «м1р-искусстников», но в опытах его была еще робость, и смелое мастерство, так нравившееся ему в рисунках Бенуа, долгое вре.мя не давалось молодому художнику; не давалась ему беглость лин1И, ее непринужденность. Шаг за шагом, работая упорно и сосредоточенно, Добужинск1й сумел постепенно завоевать эту легкость рисунка, с тем чтобы по собственному желан1Ю, то пользоваться ею неограниченно, то нарочно отступать от нея, замыкаясь в рамки формальных задан1й. С гЬх пор в творчестве художника обозначилась заметная двойственность, в пчельнике образовались два направ-лен|я: в одних случаях — белый, свободный штрих, непосредственное воспр1ят1е натуры; в других — нарочитая скованность, формальный подход, близк|й к пр!емам кубизма. Привыкнув к одному из этих направлен1Й, трудно узнать Добужинскаго в другом, когда он становится не похожим на себя. Вот почему нельзя согласиться с Н. Н. Евреиновым, который (в книге «Оригинал о портретах») говорит о постоянстве Добужинскаго, поставившаго «словно штемпель» на своих рисунках. «Мне не нужно разбирать эти небрежные «Д» .. «О» и «б» внизу картины, чтобы увидеть, что это Добужинск1й». Несомненно, у Добужинскаго есть произведен1Я для него типичныя, но в общем эклектическ1й талант художника чуждается однообраз1я, и среди его рисунков можно найти целый ряд таких, в которых он решительно не похож на себя». На всем творчестве Добужин-

№ 1. — 1923

«Б а л т 1 й с к 1 й Альманах»

59

скаго лежит печать антинолизма, и в этом нЬт никакой трагед!и, поскольку двойственность составляет его органическое свойство.

В рисунках Добужинскаго нас пл-Ьняет, прежде всего, их стилистическое 'Своеобраз1е. Сюжеты его карандашных рисунков нер1Ьдко шаблонны и ординарны: но в каждом штрих-Ь, в мягкой, плавной тушевк-Ь художник ум-бет выявить свою индивидуальность. Чувство современности свойственно ему в такой же мЪр-Ь, как Анненкову, но трюкерство и анекдотизм его не привлекают: внутренняя дисциплина оберегает художника от провала в «эпатирован|я».

За посл'6дн1е годы Добужинск!й ввел в свои работы н'Ькоторые новаторск1е пр1емы, прикоснулся к манерЪ кубистов, причем использовал ее с таким тактом, что о подражании говорить не приходится.

Добужинск1й больше, чЪм кто либо, отразил в своих произведен1Ях душу нашей эпохи. Буду-щ1й историк искусства, оглядывая ретроспективным взором графическое мастерство первой четверти XX в'Ька, остановится на работах Добужинскаго с особым вниман1ем: подыскивая определительные термины, он прежде всего назовет Добужинскаго поэтом города. Стиль Петербурга прочувствован им с редкой проникновенностью «с'Ь-рые улицы, сл1Ьпые дома», «оград узор чугунных», «береговый гранит Невы», храмоподобныя здан1Я и жалк!я лачуги, дворы, похож1е на колодцы, мрачные силуэты фабрик, злов-Ьщ1е скелеты машин, — вся панорама Петербурга проходит перед нами в произведен1ЯХ Добужинскаго. В отлич1е от Остроумовой Лебедевой, запечатл'Ьвшей в своих гравюрах и литограф|ях преимущественно архитектурную красоту Петербурга, художник заглянул и в низины городской жизни, обнял своей любовью не только монументальное великол1Ьп1е петербург-скаго зодчества, но и жалкое убожество грязных окраин.

Петербургск1е пейзажи преобладают в график1^ Добужинскаго, но не один Петербург привязал его к себ-Ь, художника привлекает стих1я города в самом широком охватЪ, город вообще, Город <сс большой буквы». Среди его рисунков мы встрЬ-чаем ц-Ьлый ряд городских пейзажей западной Европы: в лирических тонах Роденбаха повествует он о безмятежной тишинЪ Брюгге; плбнительныя мелод1и Итал1и звучат в его зарисовках Перудж111 и Монтаньолы; с такой же нежностью передает художник унылое однообраз1е сумрачных улиц Лондона, утопающих в тумане, провинц1альный уют и милое неряшество Витебска и Воронежа, или гнетущую мрачность какой нибудь железнодорожной станц1и.

Там, где Добужинск1й живописУет старинный помещич1й быт, его творчество звучит в унисон с излюбленными мотивами ранняго Андрея БЪлаго и М. Кузмина. Бывает, повидимому, идейное по-

ветр1е, властительная тяга к известным мотивам и настроен!ям. В девятисотых годах старо-дворян-ск1Й уклад жизни привлекал многих писателей с особенной силой и одновременно отразился в творчестве целой плеяды художников. Взирая на белоколонныя усадьбы, на провинц1альныя улицы Николаевской эпохи, кто не вспоминает элегических строк Андрея Белаго:

«Заброшенный дом

Кустарник К0ЛЮЧ1Й и редк1й

Грущу о былом

Ах где вы, любезные предки?»

Среди безчисленных попыток «реставрировать старину», рисунки Добужинскаго к Тургеневскому «месяц в деревне» как то особенно волнуют своим неподдельным лиризмом. Развалистая, удобная мебель, неизбежныя вышивки и силуэты и родная русская природа за окнами. Унын1е, отзву-чавш1е напевы, облетевш1е цветы .... Разорен-ныя, покинутыя «дворянск1я гнезда»

«Бойтесь старых домов, бойтесь тайных их

чар. Дом тем более знает, чем он более стар И чем старше душа, тем в ней больше задавленных слов»

(Бальмонт).

У всякаго дома — своя душа, и своя душа у вся-каго города. В равной мере прочувствовал Добу-жинск1й великолеп1е огромнаго Петербурга и тих1й уют провинц1альных городов. Город Меднаго Всадника, ему также близок и понятен, как и захолустные уездные «центры». В его Петербургских пейзажах мы встречаем и создан1я великих зодчих и убопе дворы, каменные колодцы «доходных домов», грязныя низины города, напоминаю-щ1я нам тягостные образы Достоевскаго. Провин-ц1альныя зарисовки Добужинскаго воскрешают более раннюю эпоху, — курьезный Гоголевск1й быт, не менее кошмарный, в сущности, чем тра-гическ1е мотивы Достоевскаго, но смягченный забавной и милой «старинкой». Гостинный двор, где купцы усердно зазывают покупателя, а на улице свинья не менее усердно чешется о фонарный столб; казармы армейскаго полка, неуклюже построенныя в стиле античной архитектуры, с непременным орлом над дорическими колоннами величаваго портика.

Не довольствуясь реалистическими набросками, сделанными с натуры, Добужинск1й создал сер1Ю изображен1Й фантастическаго города (цикл «Сны» и др.), многоглазыя стены, пустые и огромные, цепные мосты, под'емные краны, фабричныя тру бы, похож1я на конечности небывалаго чудовищ-наго спрута, ощупывающаго серосвинцовое, низко нависшее над ним небо, — все это производит

«Балт1йск1й Альманах»

№ 1.

1923

впечатл'Ьн1е мучительнаго кошмара, порожден-наго ненасытной волей к труду и производительности. Тщетно будем мы искать в этих пейзажах людей: они словно вымерли, доведя свои усил1я до пред-Ьльнаго напряжен1я. А может быть они и копошатся гд-Ь нибудь зд-Ьсь, за сгЬнами каменных коробок, за железными переплетами мостов и р1Ьшеток, — невидимые, незам^Ьтные, ничтожные. Не люди, а сЬрые «герои труда», или в'Ьрн1ве жертвы труда, послушная арлия рабов, покорно обслуживающая многосложную громаду домов и фабрик. Единый повелитель властвует над ними 11 диктует свои неумолимые законы — самодержавный Город. Этот цикл работ Добужинскаго мы готовы поставить вровень с «Сагсег!» Пира-нези.