Арнайр
Шрифт:
Он зажал камень в кулаке, чувствуя его странную, успокаивающую теплоту, похожую на его собственную силу. В его сознании, подкрепленное записями Орена, возникло слово: "Фокус". Камень-фокус? Для чего? Для медитации? Для связи с... чем?
Он вышел в уединенный уголок внутреннего двора, за кузницей, где грохот молотов стихал к ночи. Сел на холодный камень, зажал теплый камешек в руке и попытался медитировать. Не на эфир. На свое внутреннее тепло. На ту искру, что жила в его груди.
Сначала ничего. Усталость, шум ветра. Потом... тепло камня и его внутренний свет начали резонировать. Тонкой, едва уловимой вибрацией. Он углубился, отпустил страх, отпустил мысли об Отборе, об Элдине, об угрозе. Просто... тепло.
И тогда оно пришло. Не видение. Ощущение. Глубокое,
...Тени великанов, строящих первые стены из камня, который слушался их рук...
...Тихие песни под звездами, от которых заживали раны и распускались цветы в мерзлой земле...
...Гнев Патриархов нового порядка, их Камни, пожирающие жизни, чтобы дать контролируемую силу...
...Бойню. Темные подземелья, где гаснут "теплые" огоньки...
...И... Лик. Мужчины. Сурового. С глазами, в которых горел тот же теплый свет, что и у Маркуса. Его лицо было изрезано шрамами, но в них читалась не злоба, а бесконечная усталость и... решимость. Предок?
И последний, ясный, как удар колок
Глава 9 Ритм
Две недели до Отбора. Воздух в цитадели Арнайр наэлектризован. Давление висело не только над "Достойными", но и над всем Внешним Кругом – каждый чувствовал приближение перетряски, возможности взлететь или рухнуть. Для Маркуса эти дни стали временем двойной жизни.
На плацу, под свист ледяного ветра и рев Торгрина, он был Маркусом-солдатом. Он дрался, бегал, таскал, метал. Все так же упорно, но теперь без попыток подавить тепло. Вместо этого он учился отделять его. Как музыкант разделяет руки, играя разные партии. Физическая ярость – для ударов, рывков, выживания в "Беге По Кругам Ада" (новое изобретение Торгрина – бег по сложной трассе с барьерами под непрерывным обливом ледяной водой). Внутреннее тепло – он держал глубже, как сокровенный ритм сердца, не влияющий на мускулы, но дающий странную выносливость и ясность ума посреди хаоса. Он не ускорялся чудесно, но и не сбивался с ритма, как другие. Он стал… надежным. Даже Торгрин начал кивать ему скупым одобрением: «Маркус! Не звезда, но держит удар. Для хребта – то, что надо.»
В Зале Первого Плетения под взглядом Джармода он был Маркусом-часовщиком. Его манипуляции Искрой оставались медленными, точными, но теперь – стабильными. Он не пытался форсировать скорость или сложность, как Изабель, чьи вспышки гнева и нестабильности участились, доводя ее до слез ярости и новых наказаний. Маркус работал над плавностью и… резонансом. Он вспоминал ощущение от камня Лиры, ту вибрацию единства. Теперь, удерживая Искру, он не просто вел ее по линии, а старался почувствовать ее внутреннюю пульсацию, ее теплый отклик на его волю. Это было трудно, как слушать шепот в буре. Но иногда… иногда Искра будто сама помогала ему, легче ложась в нужное русло, чуть ярче вспыхивая в ответ на его сосредоточенность. Джармод замечал это. Его черные, бездонные глаза задерживались на Маркусе чуть дольше, но комментариев не было. Лишь однажды: «Стабильность – преимущество. Но в бою ее недостаточно.»
Но истинная работа шла внутри и ночью. В уединенном углу за кузницей, сжимая потускневший, но все еще отзывающийся легким теплом камешек Лиры, Маркус погружался в медитацию. Он не гнался за видениями. Он искал ритм. Ритм своей теплой искры. Как биение сердца. Как дыхание ветра в скалах. Как тиканье невидимых часов Келлана.
Сначала – тишина, прерываемая гулом усталости. Потом… вибрация. Сначала едва уловимая, как дрожь струны. Потом четче. Глубокая, успокаивающая волна, исходящая из самого центра его груди. Он учился дышать
в такт ей. Двигаться мыслью вместе с ней. Это был не контроль в обычном смысле. Это было согласие. Партнерство с силой, живущей в нем.Однажды ночью, когда ритм был особенно ясен, он попробовал нечто новое. Вместо того чтобы формировать Искру из эфира, он попробовал позвать свою теплую силу, направить ее тонкой струйкой к ладони, вдохнув в нее образ Искры. Не яркой, не мощной. Маленькой. Теплой. Живой.
Над его ладонью вспыхнула не просто точка энергии. Вспыхнуло маленькое солнышко. Гораздо меньше его обычной Искры, но невероятно стабильное, излучающее мягкий, успокаивающий свет и едва слышное жужжание, похожее на ту самую внутреннюю песню из записок Орена. Оно не требовало постоянного волевого усилия. Оно просто… было. И пульсировало в такт его дыханию. Маркус чуть не закричал от восторга, но сдержался. Первый шаг. Понять ритм – значит начать дирижировать.
Но мир за пределами его медитаций не стоял на месте. Элдин наблюдал. Его появления стали реже, но метче. Он мог пройти мимо на плацу, бросив небрежно: «Слышал, Торвина вчера чуть не раздавило бревном в плотницкой? Странные "несчастные случаи" преследуют твоих друзей, брат.» И уйти, оставляя Маркуса с ледяным комом ярости в груди. Изабель, явно подзуживаемая, стала еще агрессивнее, ее взгляд обещал расправу. А Торвин… Торвин сжимался в комок страха. Он боялся всего: Изабель, Отбора, теней в коридорах. Его попытки овладеть эфиром были жалки. Он был ходячей мишенью, и Маркус знал – он следующий в списке "несчастных случаев". Защищать его открыто – значило подписать ему смертный приговор и себя выставить мишенью. Маркус пытался подбадривать его украдкой, учил простейшим приемам концентрации, но видел – парень сломлен.
Лиру он видел лишь мельком. Она шла с матерью или наставником по рунам из Зала Высшего Плетения. Ее глаза, встречаясь с его, светились тревогой и вопросом, но подостерегающий взгляд Лираны или тень Вальтура где-то рядом не давали возможности поговорить. Камешек молчал. Маркус чувствовал себя осажденным.
За неделю до Отбора в их подготовку ввели новое испытание – "Поток". В огромном Зале Тренировок, где обычно отрабатывали групповые построения, установили сложный механизм. Он создавал хаотичный, мощный поток эфира, имитирующий бурю на поле боя или сбой в магических линиях. Задача – пройти через зал к цели, удерживая свою Искру (теперь уже размером с грецкий орех) стабильной и двигая ее по простой траектории. Потеря Искры или контроль – провал. Это был тест на устойчивость под давлением среды, критически важный для любого бойца, будь то Внешний Круг в строю или Внутренний в гуще схватки.
Маркус стоял в очереди, наблюдая. Изабель рванула первой, яростно сжимая свой сгусток. Поток эфира сразу же вырвал его у нее, развеяв в искры. Она вылетела с диким воплем. Берта шла медленно, ее "куб" энергии дрожал, но выдержал давление, хоть и с трудом. Келлан, используя вращение "шестеренки", как гребной винт, пробился с техничной точностью. Торвин не прошел и трети – его Искру сдуло, как пушинку, а его самого отбросило к стене.
Подошла очередь Маркуса. Он сделал вдох, нашел свой внутренний ритм. Вызвал не просто Искру, а то самое маленькое, теплое "солнышко". Оно вспыхнуло над его ладонью, пульсируя ровно. Он шагнул в Поток.
Вихрь чужеродного эфира обрушился на него, пытаясь вырвать Искру, сбить с ног, нарушить концентрацию. Обычная Искра дрожала бы, как лист. Но его теплое солнышко… оно запело. Тот самый низкий, теплый гул из записок Орена. Оно не сопротивлялось потоку. Оно резонировало с ним. Не подчиняясь, а находя свою частоту в этом хаосе, как камертон в шуме. Поток обтекал его и его Искру, создавая невидимый пузырь относительного спокойствия. Маркус шел не быстро, но уверенно. Его Искра не дрогнула ни разу. Он провел ее по всей траектории и вышел с другой стороны, даже не вспотев.