Арнайр

"НЕЕЕТ!" – рев Маркуса вырвался из груди раньше, чем он осознал. Ярость, холодная и слепая, как в Зале Суда, хлынула через край. Гармония рванулась наружу не щитом, а сокрушительной волной гнева, направленной не на Вестника, а на ту опору, которую атаковала Даниэль. Волна чистой, неконтролируемой силы порядка ударила в камень, уже разъеденный темной сферой Тени.

Камень не выдержал двойного удара – изнутри и снаружи. С грохотом, заглушившим на миг пение шаманов и пульсацию "сердца", опора рухнула.

Платформа под Вестником Бури накренилась. Он пошатнулся, его кристалл-шпиль выпал из рук, покатился к краю. Багровый свет погас. Ритуал дрогнул.

Джармод, воспользовавшись замешательством шаманов, рванул к центру, к самому черному Резонатору. Его руки сомкнулись на пульсирующем кристалле. Не чтобы разбить. Чтобы поглотить. Абсолютная пустота встретилась с голодной пустотой Глубины.

Ариэль, с трудом добив последнюю тварь у опоры, крикнула: "МАРКУС! ВЫХОД! СЕЙЧАС!"

Маркус стоял на коленях на краю уступа, глядя на место, где секунду назад стояла Берта. Где не осталось ничего. Пустота в его душе кричала громче голодной пустоты Глубины. Ярость Гармонии сменилась ледяным, всепоглощающим горем. И виной.

Рев разъяренного Вестника Бури сотряс зал. Он не упал в провал. Он уцепился за кромку платформы. Его багровый взгляд нашел Маркуса. Без кристалла, но с дикой, нечеловеческой яростью в глазах. Он поднял руку. Не для луча. Для жеста. Приказа.

Из провала, из самого сердца Глубины, вырвалось не щупальце. Крыло. Огромное, костяное, обтянутое черной, мерцающей пленкой. Оно метнулось через зал, не к Джармоду, не к Ариэль. К Маркусу. Чтобы схватить. Утащить. Или просто стереть, как Берту.

Маркус не двигался. Он смотрел на летящее крыло тьмы. Смотрел в багровые глаза Вестника Бури. И в его собственных глазах, отражающих ужас и потерю, не было страха. Только пустота. Холоднее Глубины.

Он поднял руку. Не для защиты. Он направил ладонь не на крыло, а на висящий над провалом, потерявший фокус, но все еще пульсирующий черный Резонатор. И выпустил в него все, что осталось. Не ярость. Не горе. Остаток своей Гармонии. Силу стабильности. Силу порядка. В сердце хаоса.

"ВОЗЬМИ!" – прохрипел он. "ВОЗЬМИ ВСЁ!"

Свет ударил в черный кристалл. Не разрушая его. Наполняя. Как чистая вода, льющаяся в сосуд с ядом. Кристалл вспыхнул ослепительно белым светом. На миг. Затем – катаклизм.

Черный Резонатор не выдержал чужеродной силы. Он взорвался. Не огнем и осколками. Волной противоречия. Абсолютный порядок встретился с абсолютным хаосом голода внутри него.

Взрывная волна чистого диссонанса прокатилась по залу. Она не разрушала камни. Она разрывала связи. Между шаманами и ритуалом. Между жилами "смолы" и провалом. Между пульсацией "сердца" и реальностью. Шаманы рухнули, корчась, из их масок и ртов хлынул не крик, а сизый туман. Жилы смолы лопнули, извергая липкую черноту. Провал заколебался, его края стали нестабильными.

Крыло тьмы, почти коснувшееся Маркуса, дрогнуло, рассыпалось на фрагменты и было втянуто обратно в бурлящий провал. Вестник Бури, цеплявшийся за платформу, сорвался в сизую бездну с немым, яростным взмахом руки.

Джармод, стоявший у эпицентра, был отброшен взрывной волной диссонанса, как тряпичная кукла. Его контролируемая пустота дала трещину под ударом чистой энергии распада. Ариэль бросилась к Маркусу, хватая его за плечо.

"БЕГИМ!" – ее крик едва пробился сквозь грохот рушащегося зала. Своды трещали. Сталактиты падали дождем. Провал пожирал платформу, затягивая обломки и корчащихся шаманов.

Маркус позволил ей стащить себя. Он оглянулся на последний раз. На черную впадину, где была Берта. На белеющий в сизой мгле осколок ее крис-кинжала на краю провала. И на багровый взгляд Вестника Бури, мелькнувший в глубине перед тем, как провал сомкнулся с чудовищным хлюпающим звуком, похожим на гигантское проглатывание.

Они бежали по рушащимся туннелям, гонимые грохотом гибнущей шахты. Маркус был пуст. Его Гармония была исчерпана. Его щит сломан. Его друг мертв. Но "сердце" Глубины под Падшим Камнем было ранено. Ритуал разрушен. Вестник Бури, если выжил, потерял свой фокус. Жатва Пустоты на поверхности должна была ослабнуть.

Цена была ужасна. Берта заплатила ею. Он заплатил частью своей души.

Война продолжалась. Но битва в сердце камня была выиграна. Пусть и ценой, которая навсегда останется черной впадиной в его памяти. Как та, что на уступе

Глава 34 Осколки Победы и Возвращение Теней

Зал Совета в Аргосе снова гудел, но иначе. Не тревожным гулом осажденной крепости, а тяжелым, многоголосым рокотом возвращающейся власти. Новости о падении Падшего Камня (точнее, о его отчаянном отвоевании с чудовищными потерями) разлетелись мгновенно. Победа? Да. Но горькая, как пепел Берты. И цитадель, еще не оправившаяся от прорыва Глубины во внутреннем дворе, встречала своих возвращающихся правителей не ликованием, а настороженным молчанием.

Патриарх восседал на троне, его лицо – каменная маска, но пальцы барабанили по рукояти кинжала быстрее обычного. Рядом, в своей привычной позиции чуть позади и слева, стоял Джармод. Да, он выжил. Но его присутствие теперь било по нервам сильнее любого крика. Глубокая трещина на левой щеке, из которой сочилась серая, мерцающая дымка, была как зияющая рана на лице самой власти. Его обычная абсолютная пустота дала сбой – вокруг него витал едва уловимый ореол искаженного воздуха, будто пространство слегка дрожало. Он не смотрел ни на кого, его взгляд был устремлен куда-то внутрь, в пучину собственного поврежденного небытия. Оценка: "Угроза сдерживаема" сменилась на "Угроза... нестабильна".

Маркус стоял у стены, прислонившись к холодному базальту. Он был тенью самого себя. Силы не вернулись, лишь жгучая пустота и гулкая боль в висках напоминали о взрыве в шахте. Взгляд его скользил по залу, не видя лиц, видя лишь черную впадину на камне и последнюю улыбку Берты – не старой и холодной, а своей, яростной и верной.

Двери Зала распахнулись, пропуская фигуры, чье возвращение было не менее значимым, чем вести с фронта.

Великий Старейшина 3: Озранаун. Высокий, иссохший, как древний корень. Его длинные, седые волосы были стянуты в тугой узел, лицо скрыто глубоким капюшоном темно-зеленых роб, расшитых серебряными рунами защиты от ментальных вторжений. Он шел медленно, опираясь на посох из черного дерева, увенчанный мертвым, почерневшим кристаллом. Его аура веяла холодом глубин библиотек и пылью запретных свитков. Он не был на войне. Он был в архивах – не арнайрских, а гораздо более древних и опасных, ища слабости в природе Глубины. Его задание – знание. И он вернулся не с триумфом, а с тяжестью увиденного. Его глаза, мелькнувшие из-под капюшона, были полны нечеловеческой усталости и... страха перед прочитанным. Он молча занял свое место, его посох глухо стукнул о камень.

Великий Старейшина 6: Эльгроир. Контраст Озранауну. Низкорослый, коренастый, с руками кузнеца и лицом, обожженным горнами и ветром. Его простая, протертая до дыр роба из грубой шкуры горного козла казалась чужеродной среди изысканных одежд Совета. Он пах дымом, серой и озоном. Эльгроир отвечал за геологию цитадели, кристаллические жилы, энергетические узлы. Его задание – укрепить оборону Аргоса после прорыва, найти и запечатать иные слабые точки, ведущие в Глубины. Он вернулся с картами, испещренными тревожными отметками, и с глубокой трещиной на своем кристаллическом посохе-инструменте. "Камни плачут," – пробормотал он, садясь, его голос – скрежет камня. – "Сердце горы ранено глубже, чем кажется."