Барин-Шабарин 4
Шрифт:
— Ах оставьте, милочка! Лишь только распробуйте, насколько это вкусно. Более того, любить своего мужа — это любить то, что он предпочитает, — продолжала наседать Мария Андреевна.
Не сказать, что Елизавета Дмитриевна не отвечала своей свекрови. Напротив, в некоторые моменты она отвечала той, так сказать, ударом на удар и уколом на укол. Но у Марии Марковны была одна уникальная черта — она словно не замечала оскорблений, если это только были не собственно бранные слова, сказанные повышенным тоном. До такого Лиза, конечно, не опускалась. Как в народе говорили: «Плюй в глаза — все божья роса».
Выходило, что свекровь постоянно докучала, была назойливой, а когда её намёками, полунамёками, даже
— Мария Марковна, а не расскажете ли мне, как поживает Андрей Яковлевич? — сквозь зубы процедила Лиза.
Это был очередной намёк на то, что неплохо было бы свекрови заняться своей собственной жизнью.
— Что ему сделается? — отмахнулась от вопроса Мария Марковна Шабарина.
В Екатеринославе уже все знали, что губернатор завёл роман с матерью своего помощника. Ходили разные слухи, но всё больше сплетни сводились к тому, что это Мария Марковна Шабарина крутится вокруг губернатора, а тот словно отбивается от её внимания к своей персоне всеми доступными средствами и методами.
На самом деле ситуация была несколько иной. Будучи уже в годах, Андрей Яковлевич Фабр не был склонен к эксцентричным поступкам или ярким ухаживаниям. А вот достаточно ещё молодая Мария Марковна, которой не стукнуло ещё и сорока лет, всего этого хотела. Женщина чувствовала себя будто ненужной, когда не видела заметных, даже, быть может, показных шагов от губернатора Фабра.
Более того, Марии Марковне, женщине красивой и статной, внешне губернатор не очень нравился. Она пробовала построить какие-то отношения с Андреем Яковлевичем Фабром лишь потому, что тот занимал высокое положение в Екатеринославской губернии, ну и потому, что от этого человека во многом зависело будущее её сына.
Какой бы ветреной ни была Мария Шабарина, она глубоко переживала то, что в какой-то момент оставила своего сына с проблемами одного в поместье, а сама умчалась глотнуть красивой жизни в Санкт-Петербург. Что он пережил! Какое предательство, да и пожар ещё! Представить страшно. Между тем нынче вдова Шабарина, понимая, что её сын более чем самостоятелен, с превеликим удовольствием повторила бы то, что уже сделала. Чуть больше полугода красивой жизни в столице, как порой признавалась сама себе Мария Марковна, стоят и жизни в целом.
— Чем собираетесь заниматься сегодня, милочка? — с показным удовольствием вкушая драники, спрашивала вдова Шабарина у невестки.
— Намерена посетить курсы сестёр милосердия, — без задней мысли призналась Лиза.
— Не понимаю этого стремления находиться в грязи, — чуть слышно пробурчала себе под нос свекровь.
Елизавета Дмитриевна всё-таки заставила себя поесть, но ей стало словно бы дурновато, когда она рискнула попробовать это блюдо ещё и со сметаной. Ну не любила Лиза этот молочный продукт, а драники ей казались слишком жирной едой. Алексей Петрович рассказывал Лизе о том, в чём состоит здоровое и правильное питание — и эти объяснениям она вняла и поверила. И теперь никак не могла отнести жареные на свином жиру драники к полезной еде.
Теперь она только ковыряла эти картофельные лепёшечки сияющей вилочкой с вензелями ресторации.
— Я считаю, что ваша коммерция с любовницей моего сына, а также эти упомянутые вами курсы — это не то, что приличествует добропорядочной супруге молодого, но уже заметного в обществе мужчины, — менторским тоном отчитывала невестку Мария Марковна.
— Позвольте, Мария Марковна, мне самой выбирать занятия. А коли вы возжелали уязвить меня, упомянув, что Эльза Шварцберг была любовницей вашего сына, то, если вам будет угодно, вы добились желаемого. Мне это, конечно же, неприятно, — сказала Лиза, и, решив
воспользоваться собственной же обидой, поспешила на выход из отдельной обеденной комнаты в ресторане «Морица».Девушка ещё не дошла до двери, как в неё постучали, а Мария Марковна поспешила выкрикнуть, что можно войти. Открывающаяся дверь чуть было не ударила Лизу, так как она уже держалась за ручку, намереваясь сама открыть её.
— Цветы от незнакомого господина несравненной Елизавете Дмитриевне Шабариной. Со словами благодарности за недавние приятные вечера! — нарочито громко, можно сказать даже, что крича, говорил человек, которого ни Лиза, ни Мария Марковна не могли знать.
Хотя… вдова знать крикуна могла.
— Да как вы смеете! — Лиза сразу прочувствовала ту иезуитскую подлость, которая только что с ней совершилась.
— А ну-ка, Елизавета Дмитриевна, объяснитесь! Это что ещё за вечера вы проводите, когда моего сына нет в городе? — подливала масло в огонь Мария Андреевна.
Время было утреннее, но, несмотря на это, в ресторане «Морица» было достаточно оживлённо. Переход на круглосуточное обслуживание гостей позволил ресторану занять ту нишу, о которой ещё ни в одном ресторане не думали. Теперь сюда приходят не только на ужин и ради песен и развлечений, но даже чтобы позавтракать или пообедать, тем более, что цены на некоторые виды блюд, которые вечером могут стоить неприлично дорого, утром и днём существенно ниже.
Но в данный момент почти никакого значения не имело то, какая система работы выстроена в гостинично-ресторанном комплексе «Морица». Сейчас цветы, выкрики того, кто эти цветы принёс, а также громкие слова свекрови — всё это честь и достоинство Елизаветы Дмитриевны просто-таки вбивало в грязь.
Корзины с цветами всё несли и несли. Уже даже проходы между столиками в ресторане были забиты алыми розами. И какие красные — цветки и бутоны просто резали глаза, чтобы все присутствующие ни в коем разе не забыли и не смогли не заметить, что тут происходит. Тот, кто эту провокацию совершил, знал толк в людских слабостях.
Сейчас будет абсолютно неважно, что на самом деле делает Елизавета Дмитриевна, и что не без её покровительства открылись и продолжают функционировать курсы сестёр милосердия, где девушек из благородного сословия, а также из мещан, купцов и вольных крестьянок обучают медицине, с упором на военно-полевую хирургию. Тут же обучают стихам, различным весёлым историям, чтобы можно было не только помогать врачевать раны на теле, но и душу их излечивать.
Нет, это всё будет неважно. Как и то, что Лиза через своего дядюшку смогла выписать сразу шестерых докторов из Харькова, Курска и Киева. Ещё не достроена детская больница, хотя один корпус, сложенный из деревянного сруба по примеру того терема, который был поставлен в поместье Алексея Петровича Шабарина, начинал функционировать. Сейчас закупались бинты, медикаменты, ожидались хирургические наборы из Пруссии. Но мало кто об этом знал. Открытие детской больницы планировалось не ранее, чем через три месяца. Все благородные поступки мигом забываются, когда наружу вылезает грязное чудище со множеством рук — пошлость.
Если Елизавета Дмитриевна начнет оправдываться, что ни с кем и никогда она не имела никаких связей, которые теперь можно было бы ставить ей в вину, что не проводила ни одного вечера кроме как в доме, или в гостях, но всегда в присутствии других женщин, это будет выглядеть, как доказательства проступков молодой и красивой жены Шабарина. Тот, кто эту провокацию задумывал, прекрасно знал, что последние пять дней Елизавета Дмитриевна пребывала вечерами дома, практически в одиночестве, если не считать слуг. Она занималась составлением Устава общества сестёр милосердия, на основании тех записок, что ей предоставил супруг.