Базар житейской суеты. Часть 1

— Хорошо, хорошо. Возвратимся теперь къ Амеліи. Неужели, сэръ, увасъ твердое намреніе жениться на дочери этого купчишки? Разв для васъ ужь не найдется никакой невсты въ аристократическомъ кругу? Вотъ что я желаю знать, сынъ мой, Джорджъ.

— Это вдь у насъ фамильное дло, сэръ, отвчалъ Джорджъ, разгрызая волоскій орхъ, вы и мистеръ Седли, смю сказать, затяли эту партію лтъ за сотню передъ этимъ.

— Такъ точно, я не запираюсь; но обстоятельства, мы видимъ, измняіотся съ каждымъ днемъ, а съ обстоятельствами могуть измняться и мысли. Что хорошо сегодня, то никуда не годится завтра, и наоборотъ. Я не запираюсь: купецъ Седли вывелъ меня, можно сказать, изъ ничтожества, или другими словами: далъ мн первоначальное средство, усиліями моего собственного генія и талантовъ, пріобрсть мало-по-малу огромнйшее состояніе, и утвердиться твердою ногою въ той блистательной позиціи, которую я теперь занимаю въ коммерческомъ мір; какъ первый негоціантъ по части сала и свчей. Благодарю Бога, я имлъ случай еще недавно съ лихвой отблагодарить господина Седли, какъ ты можешь въ этомъ увриться собственными глазами, если заглянешь въ мою коммерческую книгу. Мы квиты, Джорджъ! скажу теб по довренности, за тайну, что дла мистера Седли запутываются весьма неискусною рукой. Мой главный конторщикъ, мистеръ Чопперъ, слдитъ за ними прозорливыми глазами, а ему биржевыя дла извстны какъ свой пять пальцовъ. Чопперъ именно думаетъ, что не удержать этому Седли коммерческого баланса на своихъ рукахъ. Уже Гулкеръ и Буллокъ давно посматриваютъ на него искоса. Что если, въ самомъ дл, онъ свихнется? Что если у этой Амеліи не будетъ ничего, кром ся розовой шляпёнки? Послушай, Джорджъ, невста моего сына должна имть по крайней мр десять тысячь годового дохода, или къ чорту вс эти дочери оголлыхъ банкрутовъ. Выпьемъ еще по стакану, и вели подать кофе.

Съ этими словами, старикъ, растянувшись въ креслахъ, закрылъ свое лицо огромнымъ листомъ вечерней газеты. Это служило сигналомъ окончанія аудіенціи; и Джорджъ увидлъ, что папа желаетъ всхрапнуть посл обда.

Онъ побжалъ наверхъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, и въ одно мгновеніе ока утшилъ свою милую Амелію. Онъ былъ теперь внимателенъ къ ней до истощенія всхъ силъ своего остроумія, любезности, голубиной болтовни, и каждое слово мистера Осборна проникалось такою нжностью, какой восторженная двушка никогда не замчала въ немъ ни прежде, ни посл. Что жь бы это значило? Неужели великодушное сердце мистера Осборна переполнялось состраданіемъ при мысли о несчастной будущности, какая ожидала его бывшую невсту, и онъ заране хотлъ этимъ способомъ приготовить ее къ неотразимымъ ударамъ судьбы? Или эта драгоцнная игрушка сдлалась теперь для него миле, какъ-скоро зналъ онъ, что долженъ будетъ потерять ее невозвратно?

И долго, очень долго миссъ Амелія жила воспоминаніями этого счастливого вечера въ дом своего жениха. Она припоминала его слова, его взоры, псню, которую онъ плъ, его позу, когда онъ, опираясь на ройяль, смотрлъ прямо и нжно, пристально смотрлъ въ глаза своей невст. Вечеръ пролетлъ удивительно какъ быстро, и она почти разсердилась на мистера Самбо, когда тотъ, совсмъ некстати, принесъ ей дорожную шаль и сказалъ, что мистриссъ Седли приказала ему проводить свою барышню домой.

Поутру на другой день Джорджъ Осборнъ разъ еще завернулъ на Россель-Скверъ прижать къ трепещущему сердцу свою бывшую невсту, и потомъ побжалъ онъ въ Сити, къ мистеру Чопперу — правой рук своего отца. Отъ этого джентльмена получилъ онъ документъ, который тотчасъ же, въ контор господъ Гулкера и Буллока, размняли ему на звонкую монету. Когда Джорджъ былъ у воротъ этого дома, старикъ Джонъ Седли возвращался изъ банкирского кабинета въ самомъ уныломъ и мрачномъ расположеніи духа. Но крестникъ его, упоенный близкимъ счастьемъ, совсмъ не замтилъ, какъ этотъ старый джегтльменъ бросилъ на него свой грустный и печальный взоръ. Дло въ томъ, что молодой Буллокъ, при выход изъ кабинета, не поздравилъ его тою радушною улыбкой, какую онъ привыкъ видть на его устахъ въ бывалое время.

И когда мистеръ Седли, понуривъ голову, вышолъ изъ дверей банкирского кабинета, мистеръ Куилль, банкирскій кассиръ, лукаво подмигнулъ на мистера Драйвера, который писалъ за конторкой у окна, мистеръ Драйверъ улыбнулся, и тоже подмигнулъ.

— Не дутъ, шепнулъ Драйверъ.

— Ни за какую цну, сказалъ Куилль; мистеръ Джорджъ Осборнъ, не угодно ли получить и росписаться?

— Сію минуту.

Въ тотъ же день, въ общей зал за столомъ, мистеръ Джорджъ Осборнъ, въ присутствіи многочисленной компаніи, заплатилъ капитану Доббину пятьдесятъ фунтовъ звонкою монетой.

И въ тотъ же день Амелія написала къ нему длинное, предлинное письмо. Ея нжное сердце — она сама не знаетъ отчего — предчувствуетъ какую-то бду. Отчего это мистеръ Осборнъ былъ вчера такъ пасмуренъ и угрюмъ за столомъ? спрашивала она. Не поссорился ли онъ съ ея папа? За что жь бы? — она не могла прпдумать. У нея голова идетъ кругомъ. ей не спалось всю ночь. Ея бдный папа воротился ныньче такимъ печальнымъ изъ Сити. Весь домъ безпокоится о немъ. И, словомъ, четыре огромныя страницы были пропитаны насквозь любовью, опасеніями, страхомъ и самыми мрачными предчувствіями.

— Бдная Эмми, бдная Эмми! Какъ она влюблена въ меня! сказалъ Джорджъ, прочитавъ, за чашкой кофе, это огромное посланіе своей бывшей невсты, какъ болитъ голова отъ этого проклятого пунша!

Бдная, бдная, бдная миссъ Эмми!

ГЛАВА XIV Миссъ Кроли въ своемъ лондонскомъ дом

Между-тмъ какъ на Россель-Сквер собирались мрачныя тучи, готовыя разразиться надъ бдною головкой влюбленной двушки, въ противоположной части города, на Парк-Лен, въ одно прекрасное утро, къ щегольскому и чрезвычайно опрятгому домику, выстроенному по всмъ правиламъ новйшей архитектуры, подъзжала богатая дорожная карета, съ гербомъ на дверцахъ, съ женщиною, въ дорожномъ чепчик, на запяткахъ, и съ жирнымъ кучеромъ на козлахъ. Широкоплечій кучеръ былъ; казалось, совершенно веселъ и здоровъ; но женщина, засдавшая на запяткахъ, имла чрезвычайно озабоченный видъ, и была, повидимому, недовольна своей судьбой. Экипажъ принадлежалъ любезной нашей старушк, миссъ Кроли, воротившейся теперь изъ Гезмпшира. Окна кареты были заперты; жирная болонка, выставлявшая изъ нихъ въ былыя времена свою морду и языкъ, покоилась на колняхъ женщины, имвшей озабоченный видъ. Лишь только колесница остановилась у подъзда, слуги и служащіе, подъ руководствомъ молодой леди, вынесли оттуда огромный свертокъ шалей и другихъ массивныхъ принадлежностей женского дорожного туалета. Въ этомъ свертк содержалась сама миссъ Кроли, которую тотчасъ же, общими усиліями, отнесли наверхъ, и положили на постель въ теплой комнат, благовременио приготовленной для ея прізда. Въ ту же минуту распорядились послать за докторомъ и хирургомъ; они пришли, понюхали, потолковали, предписали и ушли. Посл этой консультаціи, молодая комнаньйонка миссъ Кроли отправила въ аптеку докторскій рецептъ, откуда для больной, страдавшей воспаленіемъ въ желудк, примесли микстуру антифлогистического свойства. Компаньйонка приняла на себя обязанность поить больную черезъ каждые два часа.

Поутру на другой день пріхалъ изъ четемскихъ казармъ гвардейскій капитанъ, Родонъ Кроли, на своемъ борзомъ кон, который остановился у подъзда и съ нетерпніемъ расчищалъ передними копытами солому, лежавшую густыми слоями передъ окнами больной старухи. Капитанъ распрашивалъ съ величайшимъ усердіемъ обо всемъ, что могло имть какое-нибудь отношеніе къ плачевному состоянію возлюбленной тётки. Было множество предметовъ, способныхъ огорчить и взволновать его любящую натуру. Горничгая миссъ Кроли, та самая женщина, что сидла на запяткахъ, имла теперь чрезвычайно угрюмый и растроенный видъ. Миссъ Бриггсъ, почотная dame de compagnie, утопала въ океан горькихъ слезъ, и Родонъ засталъ ее одну въ парадной гостиной. Она прибжала сюда съ быстротою лани, какъ-скоро услышала, что ея добрая покровительница страдаетъ воспаленіемъ въ желудк. Она пламенла желаніемъ бодрствовать денно и нощно подл болзненного ложа, гд такъ часто, въ былыя времена, ея заботливыя руки разливали сердцекрпительную влагу. И что же? ея не допустили въ спалню миссъ Матильды Кроли, и сказали ей, что не нуждаются въ ея услугахъ. какая-то незнакомая двчонка, пріхавшая изъ деревни, прдъиняла подъ свое вдніе докторскіе рецепты, и зовутъ ее… но слезы не позволили неутшной миссъ Бриггсъ произнести ненавистное ная, и, раздираемая болзненной тоскою, она похоронила свой бдный красный носъ въ батистовомъ платочк.

Лишь-только горничная доложила о прибытіи Родона Кроли, новая компаньйонка, выступившая на цыпочкахъ изъ спальни, протянула капитану свою маленькую ручку, и бросивъ искоса презрительный взглядъ на отуманенную миссъ Бриггсъ, повела его внизъ, въ опустлую столовую, бывшую нкогда великолпнымъ центромъ веселыхъ гостей.

Здсь говорили они минутъ десять, разсуждая, безъ сомннія, о средствахъ возстановить драгоцннле здравіе паціентки. Къ концу этого времени, сверху раздался пронзительный звонокъ, немедленно повторенный внизу мистеромъ Баульсомъ, долговязымъ буфетчикомъ миссъ Кроли (который, какъ намъ заподлигно извстно, наблюдалъ изъ корридора черезъ замочную скважину интересное свиданіе молодыхъ людей). Закрутивъ усы и махнувъ рукой, капитанъ немедленно вышолъ изъ печального дома, и возслъ на хребетъ своего борзого коня, продолжавшаго расчищать солому, къ великому удивленію негодныхъ мальчишекъ, собравшихся на улиц. Между-тмъ какъ борзый конь принялся скокать и выдлывать живописные курбеты. Родонъ Кроли еще разъ заглянулъ въ окно столовой, гд промелькнула фигура молодой двицы, и потомъ исчезъ на противоположномъ конц Парк-Лена. Молодая двушка побжала наверхъ для исправленія своихъ филантропическихъ обязанностей.

Кто жь эта новая компаньнонка. удостоившаяся необыкновенного счастья присутствовать при особ больной старушки?

Вечеромъ, въ тотъ же день, въ столовой былъ приготовленъ маленькій обдъ для двухъ персонъ. Какъ-скоро раздался обденный звонокъ, мистриссъ Фиркинъ, горничная больной леди, вошла въ комнату своей барыни и провозилась тутъ около двадцати минутъ, пока внизу продолжался обдъ. Новая компаньйонка и миссъ Бриггсъ сидли вдвоемъ за параднымъ столомъ.

Подавляемая внутреннимъ волненіемъ, миссъ Бриггсъ едва дотрогивалась до пищи. Молодая двушка, между тмъ, разрзала жареную курицу и попросила яичного соуса такимъ звучно-серебристымъ голосомъ, что бдная миссъ Бриггсъ, передъ которой стояло это лакомое блюдо, затрепетала всми своими членами и, выпустивъ разливательную ложку изъ своихъ рукъ, опрокинулась на сптнку стула со всми ужасающими признаками истерического припадка.

— Потрудитесь налить вина для миссъ Бриггсъ, сказала молодая особа мистеру Баульсъ, буфетчику и, вмст, довренному миссъ Кроли.

Баульсъ повиновался. Миссъ Бриггсъ машинально схватила рюмку, проглотила, и начала выдлывать судорожныя эволюціи съ цыпленкомъ на ея блюд.

— Мы, кажется, можемъ остаться вдвоемъ, и для насъ, я думаю, не нужны боле обязательныя услуги мистера Баульса, сказала молодая двушка вкрадчивымъ и ласковымъ тономъ. Вы можете идти, мистеръ Баульсъ; я позвоню, когда будетъ нужно.

Буфетчикъ поклонился и ушолъ на кухню, гд, для препровожденія времени, принялся ругать беззащитного лакея, состоявшаго подъ его непосредственной командой.

— Очень жалю, миссъ Бриггсъ, что вы принимаете на себя трудъ безпокоиться безъ всякой причины, сказала молодая леди, бросая на свою собесдницу холодный саркастическій взглядъ.

— Благодтельница мля лежитъ на смертномъ одр, а я… я… я не мо… гу и видть ее! захныкала миссъ Бриггсъ въ припадк возобновленной скорби.

— Кто же вамъ сказалъ, что миссъ Кроли на смертномъ одр? Успокойтесь, моя милая, вы длаете изъ мухи слона. Миссъ Кроли обълась и больше ничего. Теперь ей легче. Скоро она выздороветъ, и силы ея будутъ возстановлены для вашего блага. Она слаба, конечно, потому-что ей ставили рожки; но можете быть уврены, что черезъ нсколько дней благодтельница ваша будетъ совсмъ здорова. Успокойтесь, миссъ Бриггсъ, и выкушайте рюмку вина.