Базар житейской суеты. Часть 1

При звздахъ, при лун, въ тихую и ясную погоду, въ джентльменскомъ парк, мимо полей и бархатныхъ луговъ — о, что это за очаровательная прогулка для такихъ любителей прпроды, какъ Родонъ Кроли и миссъ Ребекка Шарпъ!

— О звзды, звзды, ахъ, эти звзды! восклицала Ребекка, устремляя на нихъ свои зеленые глазки. И кажется мн, какъ будто духъ мой паритъ къ нимъ легкой птичкой!

— О… ахъ… ухъ… да… я тоже чувствую, миссъ Шарпъ, говорилъ другой пламенный обожатель звздного неба. Вамъ не мшаетъ моя сигара, миссъ Шарпъ?

Но миссъ Шарпъ страстно любила на свжемъ воздух сигарный запахъ. Вотъ она и сама беретъ сигарку, открываетъ прелестный ротикъ — пуффъ! пуффъ! — и потомъ она визжитъ, и возвращаетъ произведеніе Гаванны своему кавалеру, который тутъ же молодецки закручиваетъ свои усы, ерошитъ бакенбарды, затягивается, куритъ, и дымъ густыми облаками поднимается на воздухъ изъ его устъ.

— Лучшей сигары, скажу я вамъ, земля не производила, говоритъ Родонъ Кроли.

Другихъ предметовъ для бесды не находилъ онъ при лун и при звздахъ.

Старикъ сэръ Питтъ, между-тмъ, покуривалъ свою трубку и прихлебывалъ пуншикъ въ обществ буфетчика Горрокса, разсуждавшаго съ нимъ касательно овечекъ и откормленныхъ свиней. Онъ наблюдалъ интересную чету изъ окна своего кабинета, и страшно клялся:

— Вотъ дай только ухать этой старух: я его такъ швырну изъ-за дверей, что онъ у меня костей не соберетъ.

— Да, сударь, оно нешто, справедливо изволите судить, замчалъ мистеръ Горроксъ, каммердинеръ его, Флетчерсъ, бестія, сударь, и такой субтильный джентльменъ, что самъ чортъ на него не угодитъ. Давай ему и пива, и вина; и котлетокъ, и суплетокъ, — все мечи, что ни есть въ печи. Вальяжный блюдолизъ! Ну, а миссъ Шарпъ, сударь, будетъ подъ пару мистеру Родону.

Аксіома, не требующая доказательствъ: миссъ Ребекка Шарпъ могла быть подъ пару и сыну, и отцу.

ГЛАВА XII Изліяніе сердечныхъ ощущеній

Прощаій Аркадія! Прощайте, пламенные обожатели сельской природы, представители первобытной чистоты и невинности обычаевъ и нравовъ! Маршъ, маршъ! по желзной дорог въ Лондонъ, на Россель-Скверъ, къ старикамъ Седли. Что подлываетъ ихъ дочка, миссъ Амелія Седли?

«Нтъ намъ до нея никакого дла. Мы и не заботимся о ней. Она глупа невообразимо, и скучна ужасно!»

Такъ рекомеидуется миссъ Седли въ письм нейзвстной намъ особы къ другому лицу, о которомъ тоже мы не имемъ ни малйшаго понятія. Письмо написано прекраснымъ мелымъ почеркомъ и запечатано розовой облаткой. Неизвстная особа прибавляетъ въ этомъ род еще нсколько замчаній весьма назидательного свойства; но ужь мы пропустимъ ихъ безъ дальнйшаго обзора.

Мы, впрочемъ, уврены, что возлюбленный читатель, на поприщ житейской опытности, не разъ слышалъ интересныя замчанія въ этомъ вкус, исходившія изъ розовыхъ женскихъ устъ. Прелестныя знакомки, ваши и мои, не могутъ надивиться, что такое привлекаетъ васъ къ какой-нибудь миссъ Смитъ, и он просто постигнуть не могутъ, что бы, напримръ, заставило майора Джонса сдлать предложеніе этой чопорной двчонк, какой-то миссъ Берт Томсонъ, которая, право, какъ дв капли воды, похожа на восковую фигуру. Ну, скажите на милость, что такое нашолъ въ ней мистеръ Джонсъ? Розовыя щочки, голубые глаза, курчавыя пряди густыхъ волосъ… Только-то? и больше ничего? Fi donc! Глупый народъ эти мужчины! Что значатъ эти прелести, исчезающія съ каждымъ годомъ, въ сравненіи съ блистательными свойствами души и сердца, съ этими вковыми дарами генія, украшающими человческую природу? Вотъ иное дло, если двушка знаетъ ботанику и геологію, упражняется въ геометріи и алгебр, сочиняетъ стихи, поетъ трескучія сонаты `ala мистеръ Герцъ… Ну, тогда можно было бы понять, почему этотъ Джоисъ женится на этой Томсонъ. Срамъ, милостивые государи, просто срамъ!

Согласимся, однакожь, что возвышенныя нравственныя достоинства, столько восхваляемыя прекраснымъ поломъ, во всякомъ случа заслуживаютъ преимущество передъ тихимъ, кроткимъ, вчно улыбающимся, свжимъ, безъискуственнымъ и неприхотливымъ видніемъ, вселяющимъ предчувствіе семейного счастія и восторженныхъ наслажденій. Согласимся и въ томъ, что несчастныя созданія, заклейменныя печатъю тлетворной красоты, заслуживаютъ справедливый гнвъ и негодованіе своихъ учоныхъ сестрицъ; но, увы! увы! этимъ женщинамъ низшого разряда навсегда остается, въ сей юдоли плача и скорбей, то весьма незавидное и гибельное утшеніе, что мужчины имъ дйствительно удивляются и приносятъ посильную дань высокихъ почитаній. Мы, съ своей стороны, наперекоръ нашимъ знакомкамъ, ршительно остаемся въ своемъ нелпомъ заблужденіи, и до конца этой главы не разстанемся съ закоренлымъ предразсудкомъ.

Мн, на свой пай, не разъ приходилось слышать отъ достолюбезныхъ особъ, заслуживающихъ полного доврія, что миссъ Браунъ двушка безъ всякихъ достоинствъ, а миссъ Уайтъ ршительно ничего не иметъ, кром своего petit minois chiffon'e; что жь касается до мистриссъ Блаккъ, это бездушная кукла, о которой не стоитъ и упомимать. Однакожь, то не подлежитъ ни малйшему сомннію, что я самъ провелъ нсколько часовъ въ самой интересной бесд съ мистриссъ Блаккъ (хотя, въ скобкахъ, это превеликая тайна, о которой мн не велно болтать). Ктому же я вижу собственными глазами, что мужчины льпутъ какъ мухи къ этой миссъ Уайтъ, и что вс молодые люди наперерывъ другъ передъ другомъ добиваются завидной чести покружиться въ котильнон съ миссъ Браунъ. Изъ всего этого, посл долговременныхъ наблюденій, я вывелъ про себя, для домашняго обихода, то логическое умозаключеніе, что женское презрніе составляетъ самый лучшій комплиментъ для презираемой особы, будь она двица или дама, это все равно.

Молодые люди, окружавшіе миссъ Амелію Седли, поступали въ этомъ отношеніи сообразно съ общепринятымъ принципомъ. Двицы Осборнъ и Доббинъ ни въ чемъ не были столько согласны, какъ въ опредленіи ничтожныхъ свойствъ ихъ общей знакомки. Он удивлялись и не могли придумать, какъ это, и зачмъ, и почему ихъ братья находятъ удовольствіе въ обществ этой приторной двочки.

— Ну да, конечно, мы ее ласкаемъ, говорили миссъ Осборнъ, дв молодыя, прелестныя чернобровыя двицы, окружонныя дюжиною профессоровъ, гувернантокъ и модистокъ.

И дйствительно, он обращались съ Амеліей удивительно какъ ласково, и принимали въ отношеніи къ ней такой сановитый видъ джентльменского покровительства, что несчастная двушка въ ихъ присутствіи картавила, заикалась, краснла, блднла, молчала, и, словомъ, вела себя какъ дурочка, точь въ точь, какъ отзывались о ней снисходительныя сестрицы. При всемъ томъ, Амелія твердо ршилась полюбить своихъ подругъ, какъ сестеръ своего будущого мужа, и цроводила съ ними утренніе часы; несмотря на убійственную скуку и тоску, которая грызла ея сердце. Несчастная церемоніально разъзжала съ ними изъ магазина въ магазинъ въ фамильномъ экипаж Осборновъ, гд, кром снисходительныхъ сестрицъ, рисовалась, на первомъ план, чопорная гувернантка миссъ Виртъ, принадлежавшая съ незапамятныхъ временъ къ пород перезрлыхъ весталокъ. Амелію брали съ собой и въ концерты, гд разыгрывались степенныя пьееы, въ ораторію и приходскую церковь, принадлежавшую дтскому пріюту. И здсь, какъ везд, бдная двушка принуждена была вести себя степенно, чинно, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, не смя выразить своихъ истинныхъ чувствъ, когда пніе сиротокъ потрясало струны ея нжного сердца. Домъ Осборновъ былъ устроенъ съ истинно джентльменскимъ комфортомъ; столъ всегда былъ отличный; общество собиралось отборное, торжественное, и опытный наблюдатель съ первого взгляда могъ замтить, что хозяинъ и хозяйка питали глубокое уваженіе къ сзоимъ собственнымъ персонамъ. Они занимали лучшее мсто въ церкви, соблюдали всегда самый строгій этикетъ, поведеніе ихъ строжайшимъ образомъ подчинялось условіямъ всхъ возможныхъ приличій, и даже самый разговоръ ихъ былъ организованъ такъ, что слушатель готовился терпть невыразимую скуку, какъ-скоро мистеръ или мистриссъ Осборнъ открывали свои джентльменскія уста. Счастлива была Амелія, когда оканчивался ея визитъ въ этомъ дом! Молодыя леди, между-тмъ, вмст съ перезрлою весталкой, проводивъ свою гостью, перемигивались каждый разъ посл ея ухода, и спрашивали другъ у друга съ возрастающимъ изумленіемъ, какимъ образомъ эта куколка съ румяными щеками могла заинтересовать собою ихъ возлюбленного братца?

— Какъ?! скажетъ читатель, желающій глубже вникнуть въ причины нравственныхъ явленій, возможно ли; чтобы Амелія, столько любимая и уважаемая своими пансіонскими подругами, вдругъ, по вступленіи въ свтъ, сдлалась предметомъ ненависти и преслдованій въ новомъ свт со стороны особъ, способныхъ цнить ея нравственныя и физическія свойства? Очень возможно, мой возлюбленный читатель. Дло въ томъ, что въ академіи миссъ Пинкертонъ не было ни одного мужчины, кром старого танцовального учителя, изъ-за которого, конечно, не стоило ссориться молодымъ воспитаннницамъ достопочтенной леди. Теперь, напротивъ, совсмъ другая статья: прекрасный молодой человкъ покидаетъ общество своихъ сестеръ, и по цлымъ недлямъ не обдаетъ дома. Что жь мудреного, если молодыя двицы негодуютъ на такое пренебреженіе? Съ другой стороны, молодой Буллокъ, сынъ представителя богатой купеческой фирмы: «Гулкеръ, Буллокъ и компанія», волочившійся въ продолженіе двухъ зимъ за Маріею Осборнъ, сталъ ангажировать миссъ Амелію на котильйонъ. Такое явленіе, конечно; не можетъ быть пріятно для двицы, обманутой въ своихъ лучшихъ ожиданіяхъ. При всемъ томъ, прелестная миссъ Мери съ ангельскою добротою изъявляетъ свое сердечное удовольствіе, что неврный обожатель ея столько внимателенъ къ ея подруг.

— Какъ я рада, восклицаетъ она по окончаніи котильйона, что вамъ нравится наша милая Амелія. Она обручена съ моямъ братомъ, Джорджемъ. никто, конечно, не придетъ въ восторгъ отъ ея ума; зато у ней прекраснйшее сердце, и притомъ Амелія наивна какъ дитя. Мы вс любимъ ее отъ искренняго сердца.

Сколько глубокой любви, сколько гуманной симпатіи въ этомъ безкорыстномъ отзыв свтской двицы! Не правда ли, читатель?

Перезрлая Виртъ и любезныя сестрицы Осборнъ безпрестанно изъявляли Джорджу свое удивленіе насчотъ великодушного самопожертвованія въ пользу бдного и слабого созданія, которое ни въ какомъ отношеніи не можетъ стоять въ уровень съ своимъ нарчоннымъ женихомъ. Такое изъявленіе сестринского участія чрезвычайно усилило въ молодомъ человк высокое мнніе о своей личности, и онъ сталъ воображать не на шутку, что составляетъ своей особой лучшее украшеніе. всхъ джентльменскихъ гостлныхъ и салоновъ. Онъ самъ теперь удивлялся своему великому снисхожденію, съ какимъ позволялъ любить себя скромной двушк на Россель-Сквер.