Базар житейской суеты. Часть 1

Были, кром Амеліи, и другія особы, обожавшія мистера Осборна. Стоббльсъ и Спуни считали его Аполлономъ; кептенъ Доббинъ нимало не сомнвался, что изъ него выйдетъ со временемъ великій человкъ, который удивитъ вселенную своими подвигами; мистриссъ майорша Одаудъ открыто признавалась, что это прелюбезнйшій, прекраснйшій, рдкій молодой человкъ, похожій притомъ, какъ дв капли воды, на второго сына лорда Фоггарти.

Очень хорошо. Стоббльсъ, Спунии компанія погружались въ самыя романтическія догадки относительно женского корреспондента мистера Осборна. Что жь бы это за особа? вроятно, какая-нибудъ графиня, или — чмъ бсъ не шутитъ? прізжая герцогиня изъ Мадрита, а можетъ-быть генеральская дочка, чья-нибудь невста, которая, совсмъ нечаянно, по-уши влюбилась въ нашего героя, когда онъ танцовалъ съ нею на одномъ изъ аристократическихъ баловъ Ганновер-Сквера. Статься можетъ и то, что какая-нибудь супруга лорда и члена парламента, запылавшая къ нему безнадежной страстью, предлагаетъ теперь, для похищенія своей особы, золотую карету и четверку быстроногихъ коней. Все статься можетъ, и ужь то не подлежитъ ни малйшему сомннію, что дло, во всякомъ случа, идетъ о несчастной романтической жертв, влюбившейся въ этого донъ-Жуана наперекоръ самой судьб. По поводу всхъ этихъ догадокъ, Джорджъ Осборнъ упорно хранилъ глубокое молчаніе, оставляя такимъ образомъ въ ршительномъ недоразумніи всхъ своихъ знакомыхъ и друзей.

И никто бы никогда не понялъ настоящей сущности дла, если бы болтливый кептенъ Доббинъ не нарушилъ тайны.

Разъ, въ одно прекрасное утро, кептенъ Доббинъ кушалъ свой обыкновенный завтракъ въ общей зал гостиннницы Четема. Были тутъ Спуни, Стоббльсъ да еще мистеръ Кеккель, лекарскій помощникъ, любившій разсуждать о политическихъ событіяхъ Европы. Они курили, пили и вели чрезвычайно жаркій разговоръ относительно таинственной интриги мистера Осборна. Стоббльсъ держался того мннія, что это собственно была герцогиня изъ Мадрита, а мистеръ Кеккель упорно схоялъ на томъ, что это не больше какъ оперная пвица самой дурной нравственности и безъ всякихъ правилъ, хотя, нечего сказать, красавица, провалъ ее возьзми! Честный капитанъ мигомъ вспылилъ при этой дерзновенной догадк, и хотя ротъ его былъ биткомъ набитъ яицами и буттербродтомъ, хотя притомъ не имлъ онъ ни малйшаго намренія вмшиваться въ посторонній разговоръ, однакожь теперь онъ быстро вскочилъ съ своего мста, и произнесъ громогласно:

— Кеккель, ты глупецъ, дуракъ, съумасшедшій! Ты всегда болтаешь глупости, Кеккель! Что тутъ за похщенія, чортъ васъ побери? Осборнъ знать не хочетъ ни вашихъ модистокъ, ни актрисъ! Миссъ Седли очаровательная молодая двушка, какой не видать вамъ какъ своихъ ушей. Онъ помолвленъ на ней съ дтскихъ лтъ, и я готовъ зажать вамъ ротъ, господа, если вы еще осмлитесь, въ моемъ присутствіи, издваться надъ невстою Осборна.

Заключивъ эту сентенцію, мистеръ Доббинъ, красный какъ жареный ракъ, чуть не задушилъ себя чашкой чая. Мене чмъ въ полчаса, расказанпая повсть разнеслась по всему Четему, и въ тотъ же самый вечеръ, мистриссъ майорша Одаудъ написала къ своей сестриц, Глорвин Одаудстаунъ, чтобы она не торопилась сюда поздкой изъ Дублина, такъ-какъ молодой Осборнъ уже помолвленъ.

И въ тотъ же вечеръ, мистеръ Осборнъ получилъ, за общимъ столомъ, формальное поздравленіе отъ своихъ сослуживцевъ, которые тутъ же, въ честь его невсты, выпили по огромному стакану крпкой настойки. Честный Доббинъ, не принимавшій участія въ этой оргіи, сидлъ одинъ въ своей комнат за флейтой, и, кажется, сочинялъ стихи на меланхолическій тонъ. Немедленно посл обда, Джорджъ Осборнъ отправился дать ему строжайшій выговоръ за неумстную болтливость.

— Какой чортъ тебя просилъ вмшиваться въ мой дла? закричалъ Осборнъ тономъ грозного негодованія. Ну, что ты накуралесилъ? Весь Четемъ болтаетъ теперь о моей женитьб, а эта старая хрычовка, Пегги Одаудъ, разослала обо мн всть во вс концы Трехъ Соединенныхъ Королевствъ. Какая теб надобность была раструбить, что я женихъ? Послушай, Доббинъ, если ты станешь вмшиваться въ мой дла…

— Мн кажется… перебилъ кептенъ Доббинъ.

— Что у тебя типунъ на язык, дополнилъ мистеръ Осборнъ. Я обязанъ теб, можетъ-быть ужь слишкомъ; но изъ того, что ты пятью годами старше меня; вовсе не слдуетъ, что ты имешь право надодать мн своими квакерскими наставленіями. Долго ли еще мн сносить отъ тебя этотъ демонскій видъ покровительства и защиты? Желалъ бы я знать, чортъ побери, чмъ я тебя ниже, любезнйшій мой другъ?

— Да вдь ты помолвленъ?

— А какое теб дло?

— Разв ты стыдишься этого?

— Какое ты имешь право меня спрашивать объ этомъ? Ну, да, какое, желалъ бы я знать?

— Великій Боже! Неужели ты хочешь разорвать эту связь! вскричалъ Доббинъ, быстро вскочивъ со стула.

— Другими словами, ты хочешь спросить: честный ли я джентльменъ? сказалъ Осборнъ, выпрямляясь во весь ростъ. Это ли у васъ на ум, милостивый государь? Вы еще недавно изволили принять со мною такой наставническій тонъ… нтъ, этого я не снесу въ другой разъ, можете быть уврены.

— Что жь я сдлалъ? Я только сказалъ теб, Джорджъ, что ты слишкомъ невнимателенъ къ своей хорошеькой невст. Я замтилъ только, что, прізжая въ городъ, ты могъ бы оставить игорные дома, и почаще быть на Россель-Сквер. Разв это не правда?

— То-есть, вамъ угодно, кажется, взять назадъ свой деньги; мистеръ Доббинъ? сказалъ Джорджъ съ язвительной улыбкой.

— Очень угодно, и ты сдлаешь очень хорошо, если потрудишься заплатить свой долгъ. Я бы не далъ ни одного пенни, если бы зналъ напередъ, что ты все спустишь въ тотъ же вечеръ.

— Ну, что за вздоръ? Помиримся, Вилльямъ; я виноватъ передъ тобой, сказалъ мистеръ Джорджъ Осборнъ тономъ искренняго раскаянія. Мн, въ самомъ дл, не слдовало забывать, что ты слишкомъ усплъ доказать мн свою дружбу. Ты выручалъ меня изъ западни больше тысячи разъ. Когда этотъ Родонъ Кроли обыгралъ меня въ клуб, я сгинулъ бы безъ тебя, мой другъ, ни за что, ни про что. Только ужь ты, сдлай милость, удерживайся со мной отъ этихъ безполезныхъ сентенцій; вдь это, право, и скучно, и досадно. Ну, чего теб надобно? Я люблю Амелію, обожаю, и все, что ты хочешь. Не сердись, Вилльямъ, къ чему ты нахмурилъ свои брови? Амелія не виновата, я знаю. Амелія прехорошенькая двушка, и это мы съ тобой знаемъ. Да только, видишь ли, мой другъ, между всми этими недотрогами не будешь имть никакого успха, если ты станешь, прежде времени, распространяться о моихъ длахъ, а поволочиться… почему не поволочиться молодому человку? Посл свадьбы исправлюсь, даю теб честное слово, и… да что жь ты сердишься, Вилльямъ? Въ будущемъ мсяц я возвращу теб сотню фунтовъ, какъ-скоро отецъ мой обдлаетъ свою послднюю затю. Сейчасъ же поду въ городъ и завтра по утру буду у своей невсты. Довольно ли теб этого, Вилльямъ? Помиримся, мой другъ.

— Длать нечего, я не могу на тебя сердиться, Джорджъ, сказалъ добродушный Доббинъ, протягивая ему свою руку. Что жь касается до денегъ, я знаю, мой другъ, ты бы раздлилъ со. мною послдній шиллпнгъ, если бы я имлъ въ нихъ нужду.

— Ей-Богу раздлилъ бы; ты не ошибаешься, Доббинъ, подтвердилъ Джоржъ съ величайшимъ великодушіемъ, хотя, мимоходомъ сказать, въ карман его никогда не водилось лишнихъ денегъ для какого бы то ни было друга.

— Только ужь вотъ что, Джорджъ, сердись-не сердись, а я бы, право, посовтовалъ теб разстаться со всми этими дурачествами. Если бы ты могъ видть страждущее личико миссъ Эмми, когда намеднись она распрашивала о теб, ты бы, и безъ моихъ совтовъ, забросилъ къ чорту эти бильйярдные шары. Позжай къ ней, ради Бога, утшь ее: теб это ничего не стоитъ. Напиши по крайней мр къ ней письмо подлинне. Сдлай же чт— нибудь для утшенія своей невсты.

— А вдь, должно-быть, она демонски врзалась въ меня, сказалъ мистеръ Осборнъ съ самодовольнымъ видомъ.

И на этомъ основаніи, онъ отправялся доканчивать свой вечеръ въ кругу веселыхъ друзей.

Амелія между-тмъ любовалась на луну изъ окна свой спальни, и пристально думала о миломъ друг своего сердца. Гд онъ? Въ Четем; это она знала. Что-то онъ подлываетъ? Вроятно, такъ же какъ она, смотритъ на луну, и думаетъ о ней. Бдный Джорджъ, милый Джорджъ!.. А можетъ, въ эту минуту, онъ защищаетъ угнетенную невинность, спасаетъ какого-нибудь раненого, или изучаетъ, въ своей одинокой комнат, стратегическое искусство. О, какъ бы ей хотлось теперь вспорхнуть легкой птичкой за облака, долетть до Чатема, и посмотрть украдкой, что длаетъ великодушный Джорджъ?

И ничего бы не увидала. Ворота трактира были заперты, окна занавшены въ общей зал, великодушный Джорджъ кутилъ на пропалую. Бдная Амелія!

Черезъ день посл только-что описанной размолвки двухъ друзей, мистеръ Осборнъ, врный своему честному слову, собрался хать въ городъ, къ величайшему наслажденію капитана Доббина, который теперь усердно помогалъ ему укладывать вещи.

— Какъ бы хорошо было привести ей какой-нибудь подарокъ! сказалъ Джорджъ: — только, какъ-нарочно, теперь нтъ у меня ни пенни за душой.

— Ну, этому горю помочь можно, сказалъ великодушный Доббинъ, вынимая изъ бумажника нсколько банковыхъ билетовъ. Этого, авось, хватитъ; возьми. Сквитаемся.

— Мн, право, совстно…

— Э, что за счетъ между друзьями!

И онъ, я знаю, купилъ бы для Амеліи превосходнйшій подарокъ; если бы въ город, сверхъ всякого ожиданія, не соблазнила его брилльйантовая булавочка, которую онъ увидлъ въ окн ювелира. Булавка какъ-разъ приходилась для его батистовой рубашки, и онъ купилъ эту вещицу, заплативъ за нее большую часть своихъ денегъ. Осталась бездлица — серебра мелочь, и ужъ конечно, теперь было не до подарка.