Бельгийский лимонад

На этот раз их напряженное ожидание было скрашено бутербродами и крепким чаем. Бутерброды и чай принесли и Бовину.

— А может, найдется кофе? — высказал он пожелание, не притронувшись ни к бутербродам, ни к чаю. — Хотя бы и растворимый?

Кофе нашелся.

Врачу предоставили возможность подкрепить силы «по-человечески», в столовой.

Бовин, как и ожидалось, буквально вгрызся в показания Данченко. Правда, сначала нетерпеливо пролистал их, что называется, с пятого на десятое, выискивая, верно, места, где встречалась его фамилия, но, когда пошел по второму разу, сделал даже несколько выписок. После этого принялся за новый вариант исповеди.

Как и давеча, курчавился на экране дымок от сигареты, беззвучно бежал по бумаге карандаш. Вскидывалась время от времени, поправляя очки, рука в белой манжете, и тогда в экран вонзался острый лучик от дорогого камня в запонке. Росла стопка исписанных листов.

Голиков отошел к телефону — спросить, не поступало ли сигналов из «горячих точек» (ими были сегодня областная прокуратура и Москва — следственный отдел КГБ СССР). Хотя бы из которой-то одной. На связи, карауля сигналы, специально дежурил Сергей Пылаев.

— Владимир Константиныч, — сказал он с сочувственным вздохом, — я же понимаю, как только будет чего, сразу прибегу.

Заканчивая разговор с Пылаевым, Голиков увидел, как Овсянников, не отрывавший глаз от экрана, поспешно отставил стакан с недопитым чаем:

— Что он делает?

— Совсем, однако-то, с ума сошел! — вырвалось у Чедуганова.

Голиков метнулся к экрану: Бовин с остервенением рвал исписанные листы, складывая обрывки на поднос, с которого перед тем убрал тарелку с бутербродами. Разделавшись со всей стопкой, поднес к бумажному холмику зажигалку.

Овсянников вскочил, готовый ринуться в кабинет.

— Не мешайте ему, — остановил Голиков, — очередное вранье сжигает.

— А если правду? Выложился, а перечитав, испугался?..

Из «Дела об ордене»

«1945 г., декабря 7 дня, г. Гера.

Я, старший следователь 28 гвардейского стрелкового корпуса гвардии капитан Астахов, сего числа допросил задержанного сержанта сверхсрочной службы 64-й полевой авторемонтной базы 28 гск —

Данченко Ивана Николаевича, 1924 г. р., уроженца с. Случевск, Погарского р-на Брянской области, русского, гр-на СССР, из служащих, б/партийного, имеющего образование в объеме 10 классов, холостого, ранее не судимого, в Советской Армии с июня 1945 г.

Об ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 95 УК РСФСР предупрежден — (подпись Данченко).

Вопр.: Расскажите, где проживали и чем занимались до 1941 г., где вас застала война?

Отв.: До 1937 г. я вместе с отцом, матерью, сестрой и братом проживал по месту рождения — в с. Случевск Погарского р-на Брянской области... Потом вся наша семья переехала на жительство в город Погар, где отец стал работать в райкоме партии заместителем начальника отдела кадров. В 1940 г. отца избрали председателем колхоза в деревне Чаусы Погарского р-на, туда переехала и вся семья.

Началась война. В августе 1941 г. мы с матерью, братом и сестрой эвакуировались в глубь советского тыла, так как немецкие войска приблизились к нашему району. Отец же, как член партии, был райкомом оставлен в деревне Чаусы для организации партизанского отряда на случай, если наш район будет занят немцами.

Отец проводил нас за Десну и вернулся обратно, а мы поехали дальше на восток. Проехали километров 60-70 и в районе города Середина-Буда попали в окружение немецких войск. Решили вернуться, но не в Чаусы, а в Случевск — там у нас был свой дом. В нем потом и проживали, когда немцы оккупировали наш район. Отец скрылся.

Вопр.: Сколько времени там оставались и чем занимались?

Отв.: С сентября 1941 г. по март 1943 г., занимался земледелием.

В первой половине сентября 1941 г. я решил бежать из Случевска и пробраться через линию фронта в Советскую Армию, о чем договорился со своим двоюродным братом — Родионенко Василием. Перейти линию фронта нам не удалось: на берегу Десны, на участке, где мы намеревались это сделать, было много немцев. Вынуждены были возвратиться в Случевск.

Когда возвращались, были замечены немцами — они хотели нас задержать, но мы успели скрыться. Через несколько минут после этого наше село подверглось артобстрелу. Фронт в это время находился в 4-6 км от нашей деревни.

После артобстрела за мной и Родионенко пришли немецкие солдаты, отвели нас в свой штаб. На допросе мы с Родионенко заявили, что ходили в лес поискать грибов — так заранее с ним договорились. Офицер ничего на это нам не сказал, стал расспрашивать меня об отце — где он, был ли коммунистом. Я ответил, что он был мобилизован в Советскую Армию, где сейчас, не знаю. Сказал, что беспартийный.

После этого привели жителя нашего села Радченко Семена, офицер спросил у него, был ли мой отец коммунистом. Радченко ответил утвердительно. После этого мне пришлось рассказать правду — что отец являлся членом партии и в последнее время работал председателем колхоза в деревне Чаусы.

Офицер накричал на меня, несколько раз ударил, а потом заявил, что мы с Родионенко ходили не по грибы, а на связь к моему отцу-партизану, чтобы сообщить, что в селе немецкая часть. После этого село и обстреляла советская артиллерия, в результате чего погибло несколько немецких солдат и мирных жителей.

Потом нас с Родионенко водили но селу — добивались, чтобы мы показали дома, в которых проживали коммунисты, а под конец привязали неподалеку от нашего дома к дереву веревками, так оставили на ночь. Этот факт известен многим жителям нашего села.

Наутро нас увезли в город Гремяч, а оттуда — в поселок Михальчина Слобода, это в 10-12 км от Случевска. Здесь оставались три дня в сарае, где находилось человек 20 пленных красноармейцев. За это время меня и Родионенко по разу допросили — кто мы, откуда, где и когда задержаны, по какому поводу? Мы снова рассказали про поход за грибами.

Нас освободили, снабдив запиской на немецком языке, чтобы на пути домой никто не задерживал.

Вопр.: Чем можете объяснить, что вас так легко освободили, да еще и дали «охранную грамоту»?

Отв.: Считаю, что немцы не хотели оголять села, чтобы было кому работать на земле, поставлять для их армии продукты питания.

После этого я оставался в Случевске, никаким преследованиям со стороны немцев не подвергался. В ноябре 1942 г., по повестке старосты Почтового, я и еще несколько наших парней были направлены на работы в Германию, но в пути следования, в городе Клинцы, мне, как и всем остальным, предстояло пройти медкомиссию. Здесь знакомая девушка (фамилии ее не помню) помогла через свою подругу, работавшую в поликлинике, обзавестись справкой, будто у меня бывают периодически припадки. Биржа труда в Клинцах разрешила мне вернуться обратно в Случевск.