Бельгийский лимонад
Шрифт:
Оставался в Случевске до марта 1943 г., в марте немцы собрали в Случевске сход, офицер объявил: Германии нужны рабочие руки, немецкое командование обращается с призывом к мужчинам села. Добровольцев не оказалось. Тогда наш староста Почтовый зачитал список молодежи — в списке значился и я. Нам приказали после схода явиться в здание школы, имея при себе на 2-3 дня продуктов.
Однако все, кто значился в списке, стали прятаться. Тогда немцы начали ходить со старостой по домам, собрали несколько человек — там были я, Карцев, Крохин, Бойко...
Вопр.: Вы сказали «стали прятаться». Но
Отв.: Конечно, если бы по-настоящему захотели спрятаться, могли попросту уйти в лес. Но лично я полагался на справку о припадках — думал, она сработает и на этот раз. Только на нее и смотреть не стали.
В этот же день нас увезли в село Витемля, это в 6-7 км от Случевска. Там переночевали, наутро поехали в деревню Сагутьево, до которой от Витемли 3-4 км. Здесь дислоцировалась немецкая воинская часть, предназначенная для проведения карательных операций против партизан. На вооружении были 76-мм пушки.
Здесь я находился около месяца, работал на строительстве блиндажей и ходов сообщения. Потом мне было объявлено, что меня зачисляют на службу в немецкую армию — в 1-ю артбатарею, которая входит в состав полка «Десна».
Прошло несколько дней, и случилось ЧП: из батареи, испортив замки орудий, сбежало несколько человек, отобранных немцами из числа военнопленных. В связи с этим меня и других русских взяли под стражу и увезли в Гомель, в лагерь военнопленных. Тут я заболел брюшным тифом и до июля 1943 г. находился на излечении в госпитале.
После выписки получил направление в Брянск, на пересыльный пункт, но туда не поехал, отправился домой, к матери. Через несколько дней сюда приехали из нашей 1-й батареи повидаться с родными Василий Пожнев и Василий Родионенко, и с ними — два немца: офицер и старшина. Эта компания день гуляла у Пожнева, потом у Родионенко. Присоединился к ним и я. Вечером вместе с ними возвратился в свою 1-ю артбатарею.
Вопр.: А могли не возвращаться?
Отв.: Думаю, мог бы, стоило только сослаться на необходимость ехать в Брянск.
Вопр.: Скажите, Пожнев и Родионенко, о которых вы сейчас упомянули, начали службу в этой немецкой батарее одновременно с вами?
Отв.: Нет, тот и другой были уже как бы старослужащие, оба были взяты в батарею еще в августе 1942 г.
Вопр.: Они пошли в чужую армию по принуждению?
Отв.: Нет, это было сделано добровольно. Считаю, тут был с их стороны расчет: выбрать из двух зол меньшее — отвертеться от трудовой повинности в Германии, куда немцы угоняли молодежь.
Ну, и потом, многие у нас не сомневались в окончательной победе немцев. Нам один раз прокрутили ихнюю кинохронику — там было, как они крушили танками советскую оборонительную линию. А потом показали Гитлера: он разговаривал со своими генералами, веселый, что-то показывает им на карте и смеется, и вдруг — раз ладошкой по колену. Мне Родионенко говорил после, мол, один этот жест Гитлера лучше всей немецкой агитации убедил его: сила на их стороне.
Вопр.: Как складывалось у вас дальше?
Отв.: Значит, вернулся я в свою батарею,
стал продолжать службу. Вскоре после возвращения получил немецкую форму, винтовку с боеприпасами и принял присягу на верность германскому командованию. Продовольственный паек получал наравне с немецкими солдатами, денежное содержание было 30 марок в месяц.В артбатарее исполнял обязанности связиста, обеспечивая телефонную связь орудийных расчетов со штабом и с квартирами, в которых размещались расчеты.
В сентябре 1943 г. наша батарея, в связи с успешными наступательными действиями Советской Армии, стала отходить в глубь немецкого тыла. В это время меня перевели в Восточную учебную батарею Намурского полка. Здесь я стал исполнять обязанности ездового, кроме того, на меня возложили задачу доставлять продовольствие.
В декабре 1944 г. наша часть была расформирована, а личный состав был направлен на Западный фронт для строительства военных укреплений в р-не города Дюрен. Здесь я сговорился с военнопленным по фамилии Михайлов, уроженцем Ленинграда, и мы бежали. Добрались до города Плохинген, явились в лагерь для восточных рабочих, нас приняли без лишних вопросов.
Это было уже в конце января 1945 г., а 23 апреля этого года мы были освобождены американцами. Те разрешили идти, куда кто захочет. Я ушел во французскую зону, в деревню Кляйн-Энштинген под городом Ройтлинген. Тут оставался до июня 1945 г., а потом в порядке репатриации был передан Советскому командованию.
В июне же 1945 г. был мобилизован в Советскую Армию, скрыв факт службы в немецкой армии. В марте 1947 г. был демобилизован, но остался на сверхсрочную службу, где и нахожусь по настоящее время.
Вопр.: Во время службы в полку «Десна», где и когда вам приходилось участвовать в боевых действиях против партизан и частей Советской Армии?
Отв.: Наш полк предназначался исключительно для борьбы с партизанами. Дислоцируясь на берегах Десны, наша батарея вела обстрел окрестных деревень и лесных массивов, где, по сведениям немецкого командования, размещались партизаны. Результаты обстрелов мне неизвестны.
Я лично, помимо выполнения обязанностей связиста, нес охрану от партизан населенных пунктов, в которых размещалась батарея, а так же мостов через Десну. Батарея сначала размещалась в селе Сагутьево, а затем в селах Темное и Монастырищи.
В сентябре 1943 г. под городом Мглин принимал участие в бою против партизан — стрелял из винтовки по их скоплению. Батарея вела обстрел села, где находились партизаны, было разрушено и сожжено много домов и других построек. Партизаны оставили село.
В октябре 1944 г., уже на территории Германии, между 2-й и 3-й линиями Зигфрида, принимал участие в боях против англо-американских войск. Нес здесь службу как линейный связист, часто бывал на Н/П, откуда корректировал огонь своей батареи. Получил награду — медаль «За храбрость» II степени.
Вопр.: Приходилось ли вам принимать участие в расстрелах мирных жителей и тех военнослужащих из числа советских граждан, кто пытался перейти из полка «Десна» к партизанам?
Отв.: При мне расстрелы мирных жителей не производились, что касается бывших советских военнопленных, служивших в полку, то я лично помню два случая расстрелов.