Белые Мыши на Белом Снегу

Парень с блокнотом весело захохотал, глядя на посрамленного Голеса:

– Вот так вам! Она у нас - не промах, любого отошьет... Да, а что вы хотели?

– "Лакмус", - дознаватель погладил это слово языком, как конфету.
– Трубин разрешает.

– Без Милы нельзя, - парень развел руками.
– Я тут сошка мелкая, а она - начальник лаборатории. Подождите, посидите тут.

Кабинетик не поражал размерами и был заставлен картотечными шкафами, стеллажами, какими-то самодельными деревянными этажерками, и повсюду, даже на полу и двух столах, лежали огромные стопки листов, испещренных непонятными графиками и схемами.

Мы уселись. Ивкина в который раз заныла, протягивая руки, и Голес, наконец, сжалился и разомкнул наручники, предупредив:

– Смотри, это был жест доверия. Не вздумай обмануть, ты мне еще нужна.

– Зачем?
– искренне удивилась она.
– Вы бы меня отпустили, гражданин дознаватель, у меня дети, вставать рано, а я не спала толком.

– Правда - отпустили бы ее, - решился встрянуть я.
– Все, что надо, я расскажу.

– Конечно, расскажешь, - кивнул он.
– И что надо, и что не надо - тоже...

От его слов меня пробили холодные мурашки, до того странно прозвучала эта фраза: "Конечно, расскажешь...". Добрый человечек с лицом, склеенным из мягких розовых подушечек, вдруг перестал быть добрым - сейчас передо мной сидел стальной непробиваемый службист с глазами, которые он, как гвозди, вбивал в меня молотком.

– Что, Эрик? Ты меня боишься?

– Мне в туалет можно?
– плаксиво сказала Ивкина.
– Что это такое, схватили честного человека, держат в наручниках, по подвалам таскают... Я жаловаться на вас пойду! Да-да!.. Хоть в туалет отпустите.

Голес досадливо покосился на нее, встал было с места, но вовремя сообразил, что не пойдет ее сопровождать - ведь в таком случае придется брать с собой меня, а это будет уже чересчур даже для спецгородка.

– Есть тут туалет?
– он раздраженно повернулся к парню с блокнотом.
– Женский?

– Ну, понятно, есть, - тот от всей души, кажется, забавлялся ситуацией, бросив свои умные записи.
– И женский тоже. И даже душ, если надо.

– Душ - не надо!
– процедил дознаватель.

– А то смотрите, я покажу, - улыбнулся парень.

Я посмотрел на него и вдруг понял, что он - на моей стороне. Уж не знаю, что мне подсказало, может, интуиция - какая разница? Главное - я это понял и уставился на парня отчаянно. Тот мазнул взглядом по моему лицу, чуть шевельнул бровью, будто сгоняя муху, и деловито сказал:

– Идемте же!

– Нет. Вы ее отведете, - Голес махнул рукой в сторону двери.
– Только быстро.

Парень встал, давя улыбку, кивнул продавщице:

– Ну что, пойдемте, милая, погуляем? Кстати, вас как зовут?..

Я с завистью проводил Ивкину взглядом. Мне в туалет тоже хотелось, причем все сильнее и сильнее, но я понимал, что Голеса это не проймет, тут нужен какой-то другой путь. Нельзя ни о чем его просить, качать права, унижаться - он лишь раззадорится, ощутив свою власть надо мной. Как я вообще мог подумать, что это - добрый, душевный человек?.. Ему было глубоко наплевать и на Ивкину, и на меня, и на Трубина, и на несчастную Полину - на всех, кроме себя, любимого. И я, кажется, догадался даже, отчего он вдруг так вцепился в это странное дело с листовками...

– Папа, я пить хочу, - девчушка по-хозяйски цапнула меня за ухо.
– Мама всегда носится, бросает ребенка.

Я огляделся в поисках хоть какой-нибудь воды, но ни графина, ни бутылки поблизости не оказалось.

– Котенок, а что тебе принести?
– я улыбнулся, сдерживая нервную дрожь.

Она лукаво и умно посмотрела на меня, словно понимала, что происходит, и сделала вид, что задумалась. На самом-то деле, кажется, она отлично знала, чего хочет - или не хотела пить вообще.

– Ну-ну?
– подбодрил я, краем глаза отмечая, что Голес раздражается все больше.

– Хочу крем-соду, - возвестила девочка.

– Где же я тебе ее возьму?

– В буфете, - она развела ручонками.
– Выйди и иди налево. Там на двери нарисованы ложка и вилка. У тебя деньги есть?

– Кажется, есть, - я похлопал по зазвеневшему карману.

– Эрик, ты никуда не пойдешь, - тихо и предостерегающе сказал Голес.

– Слушайте, ребенок пить хочет. Что за новости? Я куда-то сбегу, по-вашему? Из подвала?

– Ничего, мамаша придет, купит ей воды, - ворчливо отозвался дознаватель.

Я чувствовал: надо вырываться любым способом, иначе этот человек ради моего признания в несуществующем преступлении сделает все - и "лакмус" в этом списке может оказаться самой безобидной штукой. В ход запросто пойдут угрозы, кулаки, еще что-нибудь неприятное и страшное...

– Да погодите вы, Голес...
– начал я укоризненно, но тут мне помогли.

Девочка, которая слушала наш разговор с все возрастающим любопытством, вдруг набрала полную грудь воздуха и заорала, заставив нас обоих вздрогнуть:

– Я - хочу - пи-ить!!! Ты чего к нам лезешь?! Уйди отсюда, пришел, понимаешь, и командует! Пить хочу, пить!!!..

В коридоре зашумели голоса. Девчонку, похоже, тут многие знали, и ее вопли взбудоражили специалистов всех номеров сильнее, чем неведомые посторонние на территории.

– Борис, у вас там все нормально?
– крикнул кто-то, обращаясь, видимо, к парню с блокнотом, который почему-то никак не возвращался.

– О Господи, - пробормотал Голес, почти с ненавистью глядя на девочку.

Она примолкла, ожидая.

– Ладно, - наконец, решился он, - я принесу тебе. Где ключи от комнаты?

– Там, - малютка указала пальцем на гвоздь, вбитый в стену у дверного косяка. На нем болтался плоский ключ с клеенчатой биркой "307".

– Хорошо. Я вас закрою.

Он вышел, два раза повернув ключ в замке и сказав кому-то: "Все хорошо, девочка просто капризничает".

– Я не капризничаю, - пожала крохотным плечиком моя малышка и вдруг поманила меня пальцем, кивая куда-то в угол.
– Возьми трубку, скажи: "Центральный".