Белые Мыши на Белом Снегу

– Как же ты сообразила?
– я удивленно вглядывался в ее большие хрустальные глаза.

– Он хочет сделать тебе плохо. Я знаю. Он гадкий, он, если захочет, убьет и маму, и тебя, и меня.

Торопливо поцеловав в щеку, я оставил ее на стуле и подбежал в небольшому телефонному аппарату, притаившемуся на тумбочке за стеллажами.

В трубке раздался гудок, и приятный женский голос произнес мне в ухо:

– Коммутатор.

– Центральный, пожалуйста, - попросил я.

– Ждите.

Щелкнуло, запел тонкий зуммер, и другой голос, мужской, весомый, как контрабасный аккорд, представился:

– Центральный пост, Изумрудов, слушаю.

– Будьте добры, - как можно спокойнее сказал я, косясь на дверь, - разыщите специалиста-один Трубина, пусть возьмет охрану и подойдет в кабинет триста семь.

– Что-то случилось? Охрана вся на объектах.

– Требуется помощь его родственникам, дочери и внучке. Здесь человек, который, кажется... кажется...

– Он посторонний?
– контрабасный голос встревожился.

– Да, посторонний, из города...
– я торопливо придумывал, что еще сказать такого, что заставило бы его поспешить.
– Он выдает себя за дознавателя, но... странно себя ведет. Угрожает, не выпускает никого из комнаты, надел на женщину наручники...
– я умышленно не объяснил, о какой женщине идет речь.
– Ребенок боится.

– Хорошо, сейчас разберемся, ждите! Борис, а это ты, что ли?..
– голос вдруг сделался испуганным.

– Да, - буркнул я и повесил трубку.

Голеса все не было. Я вернулся к девочке, сел рядом, погладил ее по голове, переводя дыхание.

– Что сказали?
– поинтересовалась малютка.

– Сказали, разберутся, - я пожал плечами.

– Ага, - она кивнула.
– теперь начинай злить этого лысого хрена.

– Помилуй Бог, да зачем же?

– А затем, - она поглядела на меня, как на неразумное дитя, - что охранник придет. Вы должны ссориться, он должен быть злым, кричать, понимаешь? Не давай ему спокойно разговаривать. У нас охранники не любят, когда кто-то орет.

Я покивал, все больше удивляясь ее сообразительности.

Еще несколько минут было тихо. То, что нет Голеса, меня не удивляло. Возможно, в буфете очередь. Но куда Борис-то девался? Неужели туалет так далеко? Или Ивкина там надолго застряла? А может... может он все-таки правильно понял мои отчаянные взгляды и пошел за помощью, отпустив продавщицу на все четыре стороны?..

Завертелся ключ, и я напрягся. Девочка же равнодушно уткнулась в чистый лист бумаги, разрисовывая его какими-то каракулями.

Вошел Голес, недовольный и какой-то взъерошенный, с бутылочкой лимонада в руках:

– Вот и я. Держи, - он ловко откупорил бутылку о край стола и протянул ее малышке.
– Ну что, Эрик, поговорим все-таки?

– Поговорим, - я сложил руки на груди, стараясь глядеть на него без боязни.

– Хорошо, - он придвинул себе стул и уселся.
– Черт, здесь действительно что-то случилось. Никого не найдешь, пришлось ради этой воды во все двери ломиться...

Я молился, чтобы он не заметил телефона, и одновременно судорожно обдумывал, чем бы его разозлить. Не умею я играть у людей на нервах, не дано мне это, даже Хиля как-то заметила: "Ты тюфяк, Эрик. У тебя костей внутри нет, одна вата". Лучший выход для меня в любой ситуации - вежливое бегство. А тут еще, как специально, у Голеса поднялось настроение, он заметно приободрился и уставился на меня с отеческой заботой:

– Ты-то пить или есть не хочешь? Разговор будет долгий.

– Нет, спасибо, - я улыбнулся ему, мучаясь необходимостью сказать сейчас какую-нибудь гадость.

– Ну, тогда поехали. Значит, по твоим словам, вчера около половины шестого ты вышел из своей конторы и двинулся не домой, а в сторону магазина промышленных товаров. Почему?

– Я же говорил: дома у меня живет знакомый. Мне неприятно с ним общаться.

– Почему?

– Он слишком много говорит. Мне не нравятся эти разговоры.

– Разговоры - о чем?

Я вдруг на мгновение ухватился за это и чуть не ляпнул: "Он утверждает, что прибыл из другой страны. И не просто прибыл, а сбежал оттуда, воспользовавшись паникой при взрыве", но вовремя прикусил себе язык. Хватит уже жертв. Больше никого - и никогда - я не подставлю, чтобы выкрутиться. А от человека, живущего в моей квартире последние две недели, избавлюсь сам, более честным способом.

– Я спросил: о чем вы с ним разговариваете?
– терпеливо повторил Голес.

– Да так, пустая болтовня.

– Эрик, не ври мне!
– он повысил голос, чуть хлопнув ладонью по столу.
– Я же вижу, что ты врешь. Он из этих... из недовольных, да? Он имеет отношение к взрыву в кафе?

– Да нет, конечно. Мне кажется, его все это не волнует. Но он мне неприятен, и я решил вчера не возвращаться домой, пока он не заснет.

– Почему его не выгнать, если это такой обременительный тип?
– удивился дознаватель, глядя на меня в прищур век холодными глазами.

– Я знаю его тринадцать лет. Не могу вот так просто - взять и выгнать.

Он нетерпеливо поерзал на стуле:

– Ну ладно, это потом. А зачем ты пришел в магазин?

– Холодно было. Зашел погреться и увидел, как Трубин покупает куртку. Ну, а потом все произошло, как я рассказал, за исключением того, что никакого человека со шрамом в магазине не было.

– Но Ивкина знает его!

– Мало ли откуда... А может, вообще путает, есть же одинаковые фамилии.

– Странно, что это ты вдруг ее выгораживаешь? Вы - одна компания?
– Голес придвинулся ко мне.
– Слушай, помоги мне!
– его интонации вдруг стали почти кошачьими.
– Ты поможешь мне, а я позабочусь, чтобы ты прошел по этому делу всего лишь как курьер. Сам подумал: что - кража, что - это, все равно пять лет. Только за кражу ты поедешь ямы под ветряки копать на берегу холодного моря, а поможешь мне - и я устрою тебя в отличное место, у меня знакомый там начальником. Тем же бухгалтером будешь работать, спать не на нарах, а в общежитии. Кормят неплохо. Ну - как?

– Вам-то что за радость?
– я искренне растерялся.

– Мне сорок восемь лет, - дознаватель криво усмехнулся.
– Сколько я дел раскрыл? Настоящих, серьезных?.. Больно. Нормальной работы хочется, а подсовывают всякие кражонки. Недавно вон расследовал... нет, ты послушай, как это звучит - расследовал!
– дело об ограблении ларька мороженого, - усмешка превратилась в гримасу.
– Страсть как интересно! Одно убийство было в моей практике - всего одно! Кстати, "лакмус" помог. Парень зверски убил двадцатилетнюю девушку, единственную дочь у родителей. Жил с ней без регистрации, а она, глупая, его так сильно любила, что даже не написала заявление в Моральный отдел. Никто ничего не знал. Когда приходил инспектор, этот негодяй прятал девчонку в шкаф - и так восемь месяцев, пока терпение ее не лопнуло и она не пригрозила, что заявит о нарушении морали. Тогда он ее и отравил: подсыпал в кофе два грамма "Ловкой кошки", а тело закопал на пустыре. И все, шито-крыто. Если бы не "лакмус", ни за что бы его не разоблачили, так и ходил бы среди нас.