Благодать
Шрифт:
Их призрачные ипостаси в витринах остановились посмотреть на обитателей харчевни, на тот особый угол, под каким те склоняются над столами, руки тыкают вилками, режут, промокают, свертываются в кулак, чтоб кашлянуть, закручиваются, чтобы поднести кружки ко ртам, как говорят рты сквозь полупрожеванную пищу, громадный огонь ревет на все помещение. Очерк женщины, со смехом клонящейся назад. Кровь их красна от сытости, думает Грейс, а моя кровь сочится по камням моих костей, и пусть можно выучиться не обращать внимания на голод, не уступать ему ни единой мысли, голод о тебе думает всегда.
Вдруг она внутри этой харчевни, стоит перед
Барт кричит, ну что ты за дура? Мы не сможем его продать, если выпьешь. Да и какой дурак пьет на пустой желудок?
Колли говорит, нахер его, пусть не приказывает, что нам делать.
Эта закашляться-горячая странность, и желудок у нее вопит. Все покалывает и жжется.
Барт вцепляется в нее взбешенным взглядом. Затем прикладывает бутылку к губам и пьет. Что за херня? говорит он. Кажется, это ром.
Колли говорит, а ну-ка дай еще глотнуть.
Она думает, это куда лучше бакуна.
Барт вырывает у нее бутылку и делает долгий глоток.
Она чувствует нахлыв некой могучей и внезапной веселости, хочет смеяться над этим миром, хочет смеяться над лицом Барта, как печально он на нее смотрит. Она говорит, ну мы и троица мерзких сорок. Она оттопыривает локти и исторгает сорочий стрекот, раскрывающийся в хриплый смех. Барт стискивает ее взглядом, а затем еще раз отхлебывает из бутылки. Какая троица? говорит он. Нас только двое.
Она видит, как рядом медлит какой-то мужик, чтоб понаблюдать за их сыр-бором, и кричит ему, чтоб шел нахер, мистер любознайка. Говорит Барту, ты никогда к карточным фокусам не примерялся? Смех ее буен. Колли запевает, и она понятия не имеет, откуда он взял эту странную попевку.
Дрын-тра-ля-ля-хи-хи, Крошка Джон лег спать, не снимая портки. Дрын-тра-ля-ля-ха-ха, Велик у него, Мэри их сняла впопыхах.Да что, к чертям, с тобой такое? говорит Барт. Хватается за бутылку и отвоевывает ее. Грейс смотрит, как он на нее глядит, не мигая, пока делает еще один большой глоток. Она опирается о стену, разглядывает Барта и думает, как же воротит меня от всего этого, воротит от дождя, воротит от города этого и от рожи этой дурацкой воротит.
Выкрикивает, я хочу домой.
Лицо у Барта краснеет, и он ревет в ответ, да что с тобой такое? Вечно ты блажишь.
Что думаю, то и говорю. Воротит меня от этого всего. Завтра уйду домой, и ничего ты с этим не поделаешь.
Как ты завтра пойдешь домой, в твоем-то состоянии?
Мне без разницы, что ты себе думаешь. С меня хватит.
Она осознаёт очерки мужчин и женщин со смеющимися ртами, собравшихся поглазеть на них.
Барт говорит, давай потише. Слушай, я отведу тебя домой.
Тебя это теперь вообще не касается.
А вот и касается.
А вот и нет.
Слушай. Я в любом случае хочу двинуть на север, вернуться в Голуэй. Там удачи будет больше, чем здесь. Я там знаю кое-кого. Он подается вперед и шепчет. Может, давай попробуем сперва разжиться
деньгами здесь. А следом найдем, с кем доехать на север.Ты б хоть послушал себя. Мы тут уже невесть сколько, и не досталось нам ничего, кроме сырости-холода и голода, а сегодня из-за тебя чуть не сгинули. С души меня от всего этого воротит. С души меня воротит от тебя. Отстань от меня со своей дурацкой рукой. Отстань от меня, я сказала.
Она повертывается к какому-то прохожему и показывает на Барта. Скажите ему, чтоб оставил меня в покое.
Уймись, Грейс.
Мужчина шагает к Барту и говорит, эта молодая женщина говорит, чтоб вы ее оставили в покое, может, лучше б вы и оставили.
Барт вытаскивает нож и размахивает им. Может, я тогда с тобой потолкую?
Она влезает между прохожим и ножом и кричит Барту в лицо.
Я тебя не люблю.
То, каков Барт сейчас, не забыть ей вовек, до чего неподвижен, и с глазами у него происходит нечто ужасное, словно душа и тело способны обрушиться, как рот его сжимается в бессловесную брешь, а затем позади него слышится чей-то чужой смех. Внезапно Барт втягивает ее в поцелуй, и соприкасается она с этим чудным вкусом у него во рту, и голос из ее сути кричит, пока не отпихивает она Барта и не бьет ему кулаком в челюсть.
Кричит, я сказала, иди нахер.
Пытается отряхнуть с руки боль.
Окружающий их смех заполняет ей слух, и Барт пред нею, тщетен.
Ее тело и тень ее распадаются врозь, она убегает по улице прочь.
Она подбирается к зловонному трепу-смеху мужчин возле таверн, Колли исторгает очередную свою похабную песенку или славную байку, почерпнутую у Макнатта, наблюдает, как мужики смеются с ней вместе. Позволяет улыбчивым дядькам покупать ей выпивку. Все это время высматривает Барта, тот идет за ней следом, как бродячий пес, лицо вытянуто и безмолвно, глядит из теней. Она показывает его другим мужчинам, смотрит, как рты им мотает от смеха. Думает, хороша она, эта власть, какую можно иметь над другим, словно ладонь, смыкающаяся в кулак. Позднее, когда оборачивается посмеяться над ним, его нет.
В ночь, эк мир преображается в незнакомость, все схлопывается в мысль. Она печально-счастлива. Думает, вот сейчас она лучшая ипостась себя самой. Колли орет дурниной, затем поет песню с двумя чужаками, и она не знает, откуда они взялись. Ее поражает собственный голос. Мужчины перешептываются и прогуливаются с нею рядом и спрашивают, откуда она, кто такая теперь, не желаешь ли, чтоб я с тобой куда-нибудь? Одним она это спускает, другим грозит ножом, и вот уж бредет по причалам, и кто ж там, как не Мэри Брешер, греет руки у огня в бочке.
Грейс говорит, я думала, вы бросили за мной ходить.
Мэри Брешер говорит, я за тобой не хожу, кто б вообще стал ходить за тобой, когда ты вот так позоришься на людях.
Вы как моя мать.
Твоя мать от тебя б отказалась.
Скажу я вам так. Идите нахер сразу. Сыта я по горло вашими появленьицами.
Колли ревом выкликает себе табаку, а тут этот малый, виденный раньше, предлагает ей огоньку, и она идет с ним, слышит свои слова так, будто их произносит кто-то другой, обнаруживает себя на чьем-то пороге с этим же малым, и он предлагает ей бутылку, и она принимает ее, и он пытается ее целовать в шею, а рука его у нее между ног, и она не против. Время вкладывает свет во тьму, и внезапно Грейс глазеет на свою рвоту, какой покрыты у того малого все ноги, и он ревет на нее, и она бросается на него с ножом, и вот уж малого нет, что есть город, и что есть ночь, надо лечь здесь, лечь в этом углу, как же стужит, как стужит.