Бородинское поле

дивизии, они были чувствительны, даже очень. Но он видел и

потери врага: на белоснежной равнине среди берез и траншей

чернели сожженные, превращенные в груды металла

немецкие танки и бронетранспортеры, автомашины и

мотоциклы. Окоченевшие трупы солдат и офицеров густо

устилали поле битвы. Еще несколько таких Бородинских

полей, и что останется от армии Бока? Верно сказал старший

лейтенант Думчев: Москва им выйдет боком. А главное -

время. Мы выиграли его, такое бесценное, нужное нам как

воздух. Вспомнились слова командарма Говорова: для нас

сейчас дорог не только каждый день, каждый час, каждая

минута. И Полосухин понимал: каждую минуту на заводах

делаются новые снаряды, каждый час - новые орудия,

минометы, "катюши", танки, самолеты. Формируются новые

полки и дивизии. Спешат с востока к Москве эшелоны,

отсчитывая стуком колес секунды, минуты, часы. 32-я дивизия

выиграла время. Значит, и битву на Бородинском поле она

выиграла.

С этой мыслью Полосухин возвратился на свой КП.

Полк Глеба Макарова оставлял Бородинское поле

вечером. Его отход прикрывал взвод автоматчиков из отряда

ополченцев и три танка. Перед самым отходом Кузьма Акулов

обратился к Глебу с просьбой разрешить ему и Елисею

Цымбареву сходить на Могилу - проститься с Александром

Владимировичем Гоголевым и Петром Цымбаревым. В

просьбе этой Макаров не нашел ничего необычного, лишь

спросил Акулова, почему он обращается к нему, а не к своему

непосредственному начальнику.

– Я знаю, что старший батальонный комиссар не

разрешит, - откровенно признался Акулов.

– Почему ты так думаешь?

– Из ревности, товарищ подполковник.

– Но я же не имею права, - сказал Глеб.
– Да к тому же

там уже могут быть немцы.

– Пока их там не видно. Там наши танки. А немцы теперь

после трепки, что мы им задали, раньше утра там не появятся,

– уверенно убеждал Акулов и перевел настойчивый взгляд на

молча стоявшего в сторонке Цымбарева. Вид у Елисея был

умоляющий. Глеб вспомнил, как он подхватил на руки

смертельно раненного сына, и ему стало жалко бойца, сказал:

– Елисею я могу разрешить, а тебе, Кузьма, не имею

права.- Одному ему не с руки, - переминаясь с ноги на ногу и

сопя носом, ответил Акулов. - Да мы быстро, товарищ

подполковник. За полчаса обернемся. Ничего не случится.

Глеб всегда питал симпатию к ординарцу комиссара, а

его беззаветная преданность покойному Гоголеву была

трогательной, и он сдался, махнул рукой:

– Ну хорошо, давайте, только быстро. Да будьте

осмотрительны.

Мысль проститься с сыном Елисею подсказал Акулов, но

в вой подлинный замысел до поры до времени Цымбарева не

посвятил. А замыслил он серьезное дело, и, если б Елисей

знал о нем заранее, пожалуй, не согласился б идти с

Акуловым на братскую могилу.

Путь от Семеновского до Багратионовых флешей

недалек, они преодолели его меньше чем за четверть часа. У

могилы Гоголева в присутствии Елисея Акулов сказал

негромко и торжественно:

– Ну, Александр Владимирович, я свое слово сдержал.

Все будет, как договорились: останемся здесь, на Бородинском

поле, на веки вечные.

Вначале Цымбарев не понял смысла его слов, вернее,

по-своему, неправильно понял и, подойдя к заснеженному

холмику братской могилы, так же, как и Акулов, заговорил

вполголоса:

– Я вот тоже, Петруша, пришел к тебе проститься. Мы

уходим отседова. Ты уж прости нас - приказ такой. Да и

ненадолго - скоро вернемся. А ежели не судьба мне выпадет,

ежели в живых не буду, то тем паче с тобой там повстречаемся.

А матери я отписал. И командир ей про тебя написал, какой ты

герой был...
– и простонал что-то невнятное.

Больше говорить он не мог. Акулов решительно взял его

под локоть и сказал повелительно:

– Ну будет. Нам пора. Немчура рядом - услышат, и тогда

всей задумке конец.

Акулов, съежившись, мелкой, но спорой трусцой подался

не на Семеновское, откуда они пришли, а в другую сторону.

– А ты какой дорогой хочешь? - недоумевая, спросил

Елисей.
– Разве так, ближе?

– Может, и не ближе, да и ненамного дальше, -

повелительно сказал Акулов, продолжая поторапливаться. -

Только я тебе хочу одно дело показать. Тут рядышком. - И

направился к немецкому танку со сбитой гусеницей.

Елисей шел следом.

Танк был совсем целехонек, только "разут", а потому

"ходить" не мог. Экипаж его пытался бежать, да был настигнут

нашими пулями. Днем Акулов вместе с Думбадзе обследовал

танк, они проверили пушку и пулемет - оказалось, все в полной

исправности и боезапаса достаточно. Иосиф даже попробовал

тогда - выпустил снаряд в сторону Шевардино и дал

пулеметную очередь.

Когда подошли к танку, Акулов спросил Елисея

загадочно:

– Видал эту штучку? Как, по-твоему, что она такое?

Вопрос показался Елисею никчемным, главное -

неуместным, не ко времени. Ответил недовольно:

– Ну танк.

– Какой же танк, когда он ходить не в состоянии. Танк

ходить должен. А этот теперь обыкновенный дот, потому как

внутренности его в полной сохранности - что пушка, что

пулемет. Теперь, Елисей, это будет мой дот, а потом, опосля, и

могила.

– Это как же так? - Голос у Елисея озадаченный.

Неожиданная догадка испугала его.
– Ты что ж такое надумал,

Кузьма? Какой грех ты затеваешь?