Братчина

Да, это непременное условие нынешнего политика. Да и прежнего. Насколько велики у него амбиции?

— В президенты метит, — сказал Топорков. — А что, всё для этого есть.

«Может, не совсем всё? — подумал я. — Говорят, существует мировое правительство, которое всех назначает. Неужели он и туда вхож?»

— Его всюду принимают! — передернул крутыми плечами Топорков. — Тем более мама пишет стихи. Ты тоже пишешь?

— Нет, — сказал я. — Стихи не пишу. С котом вот книги издаем.

Мы посмотрели на кота. Тим даже головы не поднял. Он в этом кабинете видел всяких. Когда Вепсову пару месяцев назад привезли жалованную грамоту на титул барона, он тоже не вылез из-под лампы.

«Не настоящий барон, — подумал я тогда. — Был бы настоящий, Тим сел и поклонился бы. Коты в баронах понимают лучше людей».

Вепсов, видимо, тоже это понял и убрал грамоту со стола. А она с месяц лежала на виду.

— У вас знаменитое издательство? — спросил Топорков.

— Конечно, — сказал я. — Видишь знамя в углу?

Знамя было настоящее, темно-красное, потертое, с двумя орденами вверху у древка. Один орден Октябрьской революции, второй то ли Ленина, то ли Красного Знамени. Не нашел времени, чтобы уточнить.

— Да, пушки не хватает, — посмотрел по сторонам Топорков.

— Какой пушки?

— Ну, которые возле музея ставят. Для солидности.

— Пушку обещал Веретенников подогнать, — хмыкнул я. — У него они особенные.

Топорков тоже хмыкнул, но промолчал. Видимо, он знал, что особенности генералов лучше не обсуждать.

Генерал посмотрел на часы, развел руками и убыл вместе со свитой. Я заметил, что генералы в мирное время крайне занятые люди. И Веретенников, и Иванов постоянно куда-то спешили. А вот нам с Вепсовым спешить некуда.

— У нас мало времени, — хмуро сказал Вепсов. — До мая надо издать.

— Издадим, — сказал я.

— Тут не до смеха, — вздохнул он. — Тима, пусти, работать надо.

Кот не шелохнулся.

— Тима, что ты разлегся, как барин?

«Как барон», — подумал я.

— Кто сегодня в углу кучу наложил? Прямо перед приходом генерала.

Кот поднял голову и зевнул, широко раскрыв пасть.

— Баронам можно, — сказал я.

Директор и кот одновременно посмотрели на меня. Причем взгляд кота был более пристальный.

— Бери рукопись и читай, — распорядился директор. — Хотя что там читать, все вылизано.

Вот это и было самое печальное. Вылизанные рукописи, как правило, бездарные. И в особенности генеральские.

— Не рассуждать! — рявкнул директор.

«У Веретенникова научился, — сказал я себе. — Они почти и не виделись, а берут друг у друга лучшее. Веретенников стал поднимать вверх указательный палец».

В коридоре я столкнулся с Максимовым.

— Еще один генерал? — посмотрел на папку в моих руках Александр.

— У нас генералов много, — согласился я. — Пишут не меньше сказочников вроде тебя.

— Я пишу о вечном! — обиделся Саша.

— Они тем более. Самое милое дело — сначала разгроми, потом вспоминай.

— Да, и учи, как надо строить. Сказки все-таки человечнее.

— Мне нравятся про людоедов. Они выбирали самых красивых девушек.

— Что за манера все опошлять! — вздернул голову Александр. — Я пишу про дедушку с бабушкой, которые жили в цветочном горшке.

— Куда нам до гениев, — согласился я. — Рукопись почитать не хочешь?

— Нет!

Чего-чего, а гонора у Александра хватало. Я унес рукопись к себе в кабинет.

Как только я вошел, раздался телефонный звонок.

— Ну? — услышал я голос Веретенникова. — Иванов еще в издательстве?

— Убыл, — доложил я.

— Рукопись принес?

— В шесть раз меньше, чем ваша.

— Да что они, молодые, могут... Пороха не нюхали, а туда же. Отец у него был боевой генерал, генерал-полковник. Я его знал.

— А мать?

— Что мать?

— Стихи пишет, училась в Литинституте вместе с Луговским.

— Про Луговского я слышал. А про мать нет. Поэтесса, значит?

— Так точно!

— Поэтому из него ничего и не получится, помяни мое слово. Я этих щелкопёров насквозь вижу. Но не будем о мелком. Ты когда зайдешь ко мне?

— Зачем? — удивился я.

— Поговорить. Ты ведь свою книгу обещал принести.

— Обязательно зайду на следующей неделе, — пообещал я. — С этим генералом разберусь и зайду.

— Ладно! — сказал генерал и положил трубку.

Интересно, кто ему сообщил о визите Иванова? Наверное, Соколов. Птичкина сегодня в издательстве не было.

3

Мои издательские дела, конечно, накладывались на работу в газете, но сильно не мешали. Самой большой проблемой оказались командировки в Беларусь. Не скажу, что их было много, но они случались, и не такие уж скоротечные.

— У меня здесь дел полно, — говорил Кроликов. — А ты поезжай и напиши. Куда надо ехать?

— Сначала в Гомельскую область, потом на «Славянский базар в Витебске» и в Беловежскую Пущу.

— Хочу на базар и в Пущу! — высунулась из-за монитора Тамара.

Когда она заговаривала о поездках, в ее голосе появлялись отчетливые нотки скандальности. Я к ним привык, а Кроликов нервничал.

— Зачем тебе на базар? — спросил он Тамару.

— Слушать песни!

— Я думал, торговать, — подмигнул мне Кроликов. — На белорусских базарах колбаса хорошая.

— И сало, — сказал я.

— Да, и сало. Ты сама что купила бы?

— Что надо! — отрезала Тамара. — Вы сами не ездите и других не посылаете.

— Почему, Алеся посылаю, — пожал плечами Алексей.

— Он едет писать, а у меня культурная программа. Алесь, возьмите меня за свой счет.

— За мой? — удивился я.

— Нет, за билет я сама заплачу. А в гостинице поселюсь зайцем. Я много места не занимаю.

Мы с Кроликовым оглядели Тамару. Места она заняла бы много, ноги длинные.

— На металлургический завод, значит, не хочешь? — спросил я.