Братчина

— Куда?! — изумилась Тамара.

Когда она изумлялась, юбка на ее ногах задиралась выше, чем обычно. Я на это и рассчитывал, задавая нелепые вопросы.

— Журналистов повезут на Жлобинский металлургический завод, — сказал я. — Он самый большой в республике.

— Ну и что? — пожала плечами Тамара. — Вы там что, сталь варить будете?

Как обычно, она ставила вопрос ребром и зачастую была недалека от истины.

Мы приехали в Жлобин, и первое, что я спросил у девушки из областной администрации, которая нас сопровождала, какова цель нашего визита.

— Смотреть, — улыбнулась она. — Я, например, ни разу не видела, как варят сталь.

— В сталеплавильный цех мы вас не поведем, — сказал главный инженер предприятия, случайно оказавшийся рядом.

— Почему? — одновременно спросили мы.

— В прошлый раз одного журналиста потеряли.

— Как потеряли? — спросила девушка.

— Привели делегацию в цех с расплавленной сталью, — объяснил инженер. — Там ведь температура больше тысячи градусов. Он где-то там наверху бегал, сорвался, и всё, даже следа не осталось.

— Не может быть! — ахнула девушка.

— Может, — сказал инженер. — Пойдемте лучше в трубопрокатный цех, там не так опасно.

Девушка беспомощно посмотрела на меня.

— Пугает, — сказал я. — Но в трубопрокатном действительно не так опасно. Вы на хорошей машине ездите.

— «Хонда», — улыбнулась она все еще испуганно. — У вас тоже «хонда»?

— «Мицубиси», — сказал я.

— На сталь можно издалека посмотреть, — сказала она. — Это ведь красиво.

— Красивые вещи самые опасные, — хмыкнул я. — Вы тоже красивая.

— Я замужем!

Девушка успокоилась и перестала рваться в сталеплавильный цех. А я был бы не прочь в нем оказаться. Не одному Птичкину варить сталь. Надо будет при случае спросить, кем он в мартене работал.

— Вы из какой газеты? — спросила девушка.

— Из «Литературной жизни».

— Разве в ней пишут про металлургические заводы?

— В нынешних газетах пишут обо всем, — махнул я рукой. — Вон та журналистка ездит на спортивном «мерседесе».

— На спорткаре? — посмотрела на журналистку хозяйка. — Кто у нее муж?

— Папа генерал.

— Понятно.

Девушка погрустнела. Ее, впрочем, это не портило.

— Куда едем дальше? — спросил я.

— В Чернобыль, — ответила девушка. — Вернее, в зону, зараженную радиацией.

А вот туда мне не хотелось ехать. Но маршрут пресс-тура утвержден заранее, и изменить его не сможет никто.

— Вы с нами едете?

— Нет, я там уже была.

Мы погрузились в автобусы и отправились в радиационно-экологический биосферный заповедник, расположенный неподалеку от Чернобыля.

«Может, не заразимся, — думал я, глядя в окно автобуса. — Людей из зоны, конечно, выселили, остались река, лес, звери и птицы. Это ведь моя прародина».

Мой дед по отцу из Черниговской области, все Кожедубы оттуда. Фамилия давалась по роду деятельности — дубили кожи. Но он скорее днепровский, а не припятский. Впрочем, это все едино, здесь Припять впадает в Днепр. Благословенные места, и вот поди ж ты, авария на атомной станции. Не должна была случиться, а случилась. Да такая, что почти всю Европу загрязнила.

В заповеднике нам показали музей с чучелами зверей и птиц.

— Без людей природа, конечно, блаженствует, — сказал Сергей, сотрудник заповедника. — В реке рыбы полно, птиц стало в разы больше. Зубров и лошадей Пржевальского завели.

— А волки? — спросил я.

— Тоже хватает, но мы их отстреливаем. Кабаны огороды портят. Олени по весне ревут как резаные. Нет, им здесь хорошо.

— А людям?

— Людей пока сюда не пускают. Самое странное — земля самоочищается. Радиоактивные нуклиды уходят, а куда — непонятно.

— Стронций никуда не девается, — сказал второй сотрудник, Виктор. — Правда, нашим зверям он не мешает. Живут себе...

Вот с этой надеждой на чудо мы и уехали из заповедника. Пока человек жив, он будет на него надеяться.

4

На «Славянский базар в Витебске» мы поехали с Кроликовым.

— С трудом добыл билеты на поезд, — пожаловался Алексей. — Очень популярное направление.

— Так ведь фестиваль, — сказал я. — Одних артистов сколько едет. А еще чиновники, творческие работники. Журналистов тоже хватает.

— Действительно, — пожевал губами Кроликов. — Главное, Тамаре не говори ничего.

— Боишься? — хмыкнул я.

— Если узнает — не отстанет. Она девушка настойчивая.

— Ее дело верстать, — сказал я. — Пить и гулять мы и сами можем.

— Работать! — строго сказал Алексей. — В Витебск мы едем исключительно в деловых целях.

Он был прав. Гулять ему, писать мне.

— Вместе погуляем, — успокоил меня Алексей. — Чем этот фестиваль отличается от других?

— Всем, — сказал я. — Но это для тех, кто на них ездит. Ты ведь ни на одном не был?

— Нет, — сказал Кроликов. — Хочу своими глазами увидеть.

— Увидишь, — пообещал я.

В Витебск мы приехали рано утром. Сумки у нас были не очень большие, и мы пешком дошли до ратуши, рядом с которой размещалась дирекция фестиваля.

— Бардак! — сказал Кроликов, увидев толпу журналистов у стойки регистрации.

По этой толпе было понятно, что номера в гостиницах на журналистов либо не зарезервированы, либо зарезервированы не те. А кроме пишущей братии, была еще и артистическая, не менее капризная.

— Прорвемся, — сказал я. — Сейчас придет Витька и все уладит.

— Какой Витька?

— Однокашник по университету. Он здешний.

Скоро появился Витька и действительно все уладил.

— Пойдем отсюда, — сказал он, глядя на это растревоженное осиное гнездо. — Не дай бог, покусают.

— Кто покусает? — испуганно спросил Кроликов.

— Вон та, — показал Витька на журналистку с растрепанными волосами. — Или эта.

Обе были до крайности взволнованы.

— Но нам тоже надо в гостиницу!