Братчина

Я вынужден был с ним согласиться. Не далее как вчера мы были на лучшем в республике предприятии по производству сыров, и, вот так же стоя у стола с продукцией, я обратил внимание, как ловко директор этого заведения управлялся с ножом. Может быть, это была какая-нибудь особенная финка.

— Кем вы были до этого? — кивнул я на стол с образцами сыров.

— Командиром воздушно-десантной дивизии, — дружески улыбнулся мне хозяин. — Нож у меня со службы остался.

Нож взлетел в воздух, сверкнул холодной сталью и вонзился в круг сыра. Мастер!

В совхозе я снова задал тот же вопрос. Повторяюсь, однако.

— Нет, работать всюду можно, — сказал директор. — У меня, например, десять тысяч работников, два мясоперерабатывающих комбината, кое-что по мелочи... А мне говорят — бери еще!

— Что еще? — не понял я.

— Отстающие хозяйства, а их в округе три штуки. Ни урожаев, ни работников, одни пьяницы. И всех их ко мне! Ну?

Он воззрился на меня.

— Беда, — согласился я. — Их ведь содержать надо.

— Вот именно! А пьяницы, между прочим, на людей воздействуют в отрицательном смысле. Попробуй их перевоспитать.

— Отрыжка прошлого, — кивнул я. — Пока новое поколение вырастет, они вам жизнь попортят.

— С новым поколением тоже не все просто, — вздохнул директор. — За кордон посматривают, а там сами знаете...

Мы замолчали.

— Пойдемте, я вам свой хутор покажу, — махнул рукой директор. — Такого больше нигде нет.

— Можно и я с вами?

Опять Маша. И, что характерно, без Николая.

— Возьмем? — посмотрел я на директора.

— Пусть идет. Откуда она?

— Из Сибири! — отрапортовала Маша.

— Там много наших, — посмотрел поверх ее головы хозяин. — Во время Первой мировой целыми селами переезжали. У меня в Хабаровском крае полно родни. Но о том, что сейчас увидишь, никому ни слова!

— Не скажу! — перекрестилась Маша.

Умеет она с людьми разговаривать. У директора лицо прояснело. Я тоже подобрал живот.

Мы вышли из помещения и повернули за угол. Двое сопровождающих шли метрах в десяти сзади. Крепкое хозяйство, каждый в нем знает свое место.

— А без этого нельзя, — доверительно сказал мне директор. — Как только перестанут подчиняться — пиши пропало. Лошадь и та слабину чует.

— У вас в хозяйстве есть лошади?

— Конечно, есть, даже племенные. За хорошего жеребца хорошо платят.

«А за кобылу?» — хотел было спросить я, но не успел.

Мы оказались на хуторе, каких не могло быть нигде, только в Беловежской Пуще.

Он весь, от хаты с сараем и до плетня с колодцем, возле которого журавль, был построен из мясных изделий. Стены хаты из колбасных бревен, стреха покрыта пластинами ветчины, плетень увит сосисками и сардельками. И размер построек не самый маленький, конек крыши чуть ли не до пояса.

Я крякнул. Неужели и аист, сидящий на печной трубе, из мяса? Или все-таки это кондитерское изделие?

Ситуацию, как всегда, спасла Маша. Она взвизгнула, перемахнула через плетень, встала на одно колено перед хатой и стала нюхать ветчину. Директор засмеялся, я перевел дух.

— Хорош хутор? — спросил директор.

— Не то слово! — сказал я.

— А можно я маме расскажу? — повернула к нам лицо Маша. — Она поймет!

— Расскажи, — согласился директор. — Кто она у тебя?

— Учительница.

— Тем более можно.

Я увидел, что к хутору направлялся весь журналистский пул, ведомый Николаем. Спектакль одного актера, разыгранный перед избранной публикой, закончился, зрителям можно было уходить из зала.

— Сюда, — поманил нас в кусты директор. — Здесь есть стежка.

— В Пуще и должен быть такой хутор, — сказал я Маше. — Жалко, нам императорский охотничий домик не показали.

— Он в Польше, — махнул рукой в сторону леса директор. — Пуща вообще почти вся там, у нас только четвертая часть. А домик надо было бы забрать, наш император, а не их.

— Конечно, — согласился я.

— Это же нарушение международного права! — остановилась Маша.

Мы с директором тоже остановились и посмотрели друг на друга.

— Права? — переспросил директор.

— Ошибка это, а не право, — сказал я. — И ее надо исправить.

— Пусть другие исправляют, — хмыкнул директор. — У меня хутор.

Я задрал голову. Над Пущей проплывали легкие августовские облачка.

Пресс-тур закончился.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Тень Кочубея

1

— Послезавтра мы с тобой идем на торжественное заседание в Большом Кремлевском дворце, — сказал Петров. — Я буду выступать от прессы. Бывал во дворце?

— Бывал, — ответил я.

Вид у Петрова был озабоченный. С чего бы это? Выступать он может в любое время дня и ночи и в любом состоянии. Как говорится, работа такая.

— Да выступлю, — поморщился Петров. — Зинка как раз на четверг встречу назначила. Отказаться не могу. Придется совмещать.

— Ознобишина? — догадался я.

Петров взглянул на меня, но ничего не сказал. Радости в его глазах не было.

«Да, не в таком настроении летают на крыльях любви, — подумал я. — Чем она его так зацепила?»

— А ты что, не видел ее?

Видел. Дама, приятная во всех отношениях, особенно в той части, что скрыта от постороннего глаза. Петров, видимо, к этой части допущен.

Я невольно вздохнул.

— А что тебе завидовать? — хмыкнул Петров. — Я тут вашу новенькую разглядел — хороша!

— Всем новеньким нужно больше, чем стареньким, — сказал я. — У нее сыну четырнадцать и постоянного мужика нет. Тяжелый случай.

— Нам ли бояться трудностей! — засмеялся Петров. — Вы, белорусы, слишком уж осторожны. А в этих делах осторожность только мешает. На штурм надо идти.

— Да, смелость города берет, — согласился я. — Ты бы пошел ее штурмовать?

— Конечно! — сказал Петров. — Если с Зинкой не сложится, следующая будет она. Простовата, правда.

— Иногда это плюс, а не минус.