Брелок желаний

— Удивительное, да. Но новой машины не будет. И не будет Порша. Всё, финита.

— Ну хоть немецкую, — взмолился кот. — Потому что я категорически отказываюсь передвигаться в машинах с французскими замашками. Эти ваши «Ситроены» вызывают у меня экзистенциальную чесотку.

— А если я закажу Мазератти? Или Ламборгини?

— Мазератти и Ламборгини?! — фыркнул Григорий. — Пока выговоришь, уже захочется лечь под неё и сдаться. Это тебе не “Порше” — тут язык в трубочку сворачивается.

Я усмехнулся:

— Ладно. Тогда следующая машина будет двухколёсная. Мотоцикл. Купим тебе шлем. Будешь МотоКот Григориан. Идеально.

— Нееееет! — заорал кот так громко, что прохожий, проносившийся мимо на велосипеде, едва не врезался в фонарный столб. — Я боюсь этих жжжужалок! На двух колёсах! У них внутри бесы! И они шумят! Я не создан для ветра в усах и вибрации в лапах!

— Тогда ходим пешком. Как философы. Или хоббиты. Или студенты в Стамбуле.

— Лучше уже на осле, — пробурчал Григорий и спрятался глубже в рюкзак, обиженный и гордый, как потомок древнего рода.

***

Через полчаса Боб стоял у брошенной Панамеры.

Дождь закончился, но асфальт ещё держал влагу, словно сцена после спектакля, где актёры уже ушли, но аромат их игры висел в воздухе. Чёрная, наглая машина стояла у края дороги — одинокая, как оставленная любовницей вещь: дорогая, бесполезная, зловеще красивая.

Он открыл дверь.

Щелчок был хрустким, как выдох. Салон встретил его пустотой. Ни запаха кофе, ни бумаги, ни даже шелухи от семечек, которые обычно предают машине след живого. Пусто. Чисто. Безупречно. Настолько аккуратно, что это уже не выглядело бегством. Это был знак. Оставленный специально.

Пальцы Боба скользнули по приборной панели. Пластик был холодным. Всё выключено. Даже перчаточный ящик открыт — демонстративно. Словно кто-то говорил: «Смотри. Здесь ничего нет. Ни тебе планшета, ни записки, ни подло забытого провода, за который ты уцепишься, как патологоанатом за ниточку под ногтем».

Он выдохнул. Повернулся к улице. Смотрел. Молчал.

Смирнов ушёл.

Снова.

Но теперь — по-другому.

Боб нажал на кнопку в наушнике. Вызвал протокол. Ещё ночью, когда они отследили движение средств с виртуального счёта, он перехватил один странный сигнал — подтверждение оплаты за купе в ночном поезде. Всё было через VPN, с двойным шифрованием, но внутри — осталась тонкая цифровая нить. Практически незаметная. Почти поэтическая, если бы он был сентиментален. Но он не был.

И теперь он знал: поезд ушёл на юг. В сторону Генуи. Возможно — Рим. А может — уловка. Классический подброс маршрута. Смирнов вполне способен на подмену. Оставить "хвост", чуть-чуть подставить данные, чтобы Боб бросился за фантомом.

Он об этом подумал.

— Не слишком ли просто? — спросил себя вслух. Его голос прозвучал как выстрел по стенам машины.

Возможно, Смирнов специально оставил этот след. Переиграл. Переоценил себя. Или наоборот — знал, что Боб засомневается, и потому сделал всё «по-настоящему», чтобы обман выглядел как правда. Уровень двойного блефа.

— Думаю, нет, — сказал Боб себе.

Он знал: Смирнов не играл. Он бежал. План был построен на спешке. На реакции. Не на провокации. Слишком свежий был след. Слишком правдоподобно исчезли все вещи.

Боб закрыл дверь Панамеры. Лёгкий хлопок прозвучал, как аплодисменты. Пустые. Одинокие. Не ему.

Он достал телефон, открыл карту. Цифровая нить ожила — светлым маршрутом, как нерв, тянущийся по Италии. Поезд был в пути. Боб знал номер вагона. Знал — купе одиночное. Знал даже, что проводнику кто-то дал чаевые — криптой. Значит, Мот там. Не в другой стороне. Не в Берлине. Не в Амстердаме. Не в какой-нибудь бункерной лачуге в Альпах.

Сейчас — Генуя. Потом — кто знает. Море? Ватикан? Папа Римский?

Боб усмехнулся.

Он не торопился. Он знал: на этот раз он рядом. В спину Смирнову уже дышал не ветер, а охотник.

«ГОРД ХОЛМОВ, ТЕНЕЙ И ТУПИКОВ»

Генуя.

Он словно создан для беглецов — с его узкими переулками, домами, прижавшимися друг к другу, как испуганные котята, с его запахами соли, плесени и надежд. Здесь никто не смотрит в глаза. Здесь каждый третий — двойник, а каждый второй — призрак. Именно сюда приехали Матвей и Григорий — и именно сюда Боб перенёс свою охоту.

Боб стоял в полутьме под аркой, спиной к стене, руками в карманах плаща. Его профиль был похож на клинок. Наушник в ухе шептал обрывки переговоров: итальянская оперативная группа, один человек с Дании, двое из Мюнхена. Интерпол двигался как оркестр — слаженно, но громоздко. Ему это не нравилось. Всё слишком официально. Слишком медленно. А Смирнов — он двигался иначе. Он был, как жидкость: просачивался, ускользал, оставлял после себя только лёгкую влажность подозрения.

Бобу прислали фотку — серую, зернистую. Смирнов у входа в старую харчевню на набережной. Он был с рюкзаком и тёмными очками, хотя день был пасмурным. Рядом в кадр попала лапа — скорее всего, кот. Боб вглядывался в неё как в икону.

— Есть у меня ощущение, что этот кот… — начал он вслух, но не закончил. Слишком рано.

Боб вёл охоту по нитям: треки билетов, списки прибывших, IP-адреса. Один оставленный отзыв в приложении для туристов. Один комментарий к фотографии маяка. И всё — след. Цифровой. Но всё же след.

— Он не профессионал, — говорил он в трубку бывшей жене. — Но его кот... этот чёртов кот... как будто за него думает.

— Что ты куришь, Боб? — спросила она.

— Если бы. Я уже два дня, как не спал. Я чувствую, что они где-то рядом. Пару улиц. Может, квартал. Но у меня ощущение, что я охочусь не за человеком, а за каким-то фантомом. Он предугадывает действия, будто знает их заранее.

— Поговори с психологом.

— Угу. А лучше — с ветеринаром. Может, они мне скажут, как поймать разумного кота.

***

Мы вышли утром. Неспешно. Я был одет в туриста, немного несуразного, слегка уставшего. Гриша — в рюкзаке, с приоткрытой молнией.

— Пахнет засадой, — тихо сказал кот.

— Где?

— Вокруг.

Улица вела в тупик. Слева — рынок. Справа — арки старых складов. Люди — слишком неподвижны. Один фотографирует нечто невидимое. Другая слишком настойчиво предлагает купить браслет.

— Прыгай, — скомандовал я.

Кот одним движением выскочил на мостовую. В тот же миг я побежал — не в сторону тупика, а вверх, к лестницам, что вели на уровень выше. За спиной хлопнула рация. Кто-то закричал по-итальянски. Гриша шмыгнул под столы кафе, обогнул ларёк, вильнул мимо корзин с мандаринами.

Снизу прогремел выстрел. Не по нам — предупреждение. Или кто-то психанул.

Я быстро вскочил в открытую дверь старого автобуса. Туристы. Китайцы. Кинул монету водителю, сел, склонился к стеклу. Через мгновение кот уже был рядом — чумазый, но целый.