Будь что будет

– У тебя усталый вид.

– Я не спала всю ночь.

Какое-то время они сидели молча. Даниэль, встревоженный этой необычной встречей, вглядывался в ее каменное лицо. Официант поставил на стол две чашки, кофейник и круассаны в корзиночке.

– В общем… я беременна, это уже точно.

– Это же замечательно!.. Вот уж не ожидал. Надо отметить… Давай поженимся!

– Только не это. И слышать не хочу.

– Как скажешь, но для ребенка было бы лучше…

– Это еще не все.

Мари взяла чашку, будто хотела поднести ее к губам, и поставила обратно.

– Мари, ты меня пугаешь, что случилось?

– Знаешь, я далеко не сразу это решила. Несколько недель я провела одна, размышляла днем и ночью, так что не думай, будто мне это легко далось… Даниэль, я прошу тебя уйти из армии.

– Что?!

– Никакой семьи у нас не будет, если ты поедешь в Индокитай, там кошмар, я не смогу жить в постоянном страхе, я еще не в том возрасте, чтобы стать вдовой фронтовика, и не хочу, чтобы мой сын осиротел.

– Но это мое призвание, я никогда этого не скрывал, ты же была в Коэткидане.

– Верно, но я ношу ребенка, и это все меняет. Я не выдержу жизни жены военного, я точно знаю, у меня не хватит сил. А сколько солдат возвращаются изувеченными, сломленными, с загубленной жизнью? И потом, если ты выживешь в Индокитае, дальше будут Тунис или Ливан, Алжир или Сенегал, это никогда не кончится.

– Что конкретно ты хочешь сказать?

– Я хочу сказать, что ты должен сделать выбор. Или ты уходишь из армии и мы живем вместе, или ты остаешься военным и мы расходимся, я воспитываю ребенка одна, ты сможешь видеть его, когда захочешь, но мы будем жить раздельно. Не смотри, что я говорю так прямо, – на самом деле меня трясет, мне страшно, я же знаю, как важна для тебя карьера, это ужасно, что я разбиваю твою мечту, но есть и другая сторона: ты – главный человек в моей жизни, я очень люблю тебя и никого больше не полюблю, я так рада носить твоего ребенка и мечтаю только об одном: быть с тобой до конца дней.

– Как-то это жестоко, нет?

– Верно, но далеко не так жестоко, как телеграмма о том, что ты геройски погиб в бою.

Даниэль задумался, как назвать это требование – разрыв, шантаж, торговля, ультиматум? Собственно, плевать, как это называется, потому что он уже знал ответ. Без тени сомнений и без колебаний. Он был абсолютно уверен, но объявить о своем решении можно и потом… Я должен подумать.

* * *

Обратный отсчет начался – Арлена неуверенно шагала по невидимой проволоке, зная, что та в любую секунду может лопнуть и отправить ее в чистилище для самоуверенных девиц, которые посмели высунуться. Она решила собрать как можно больше впечатлений за последние месяцы, оставшиеся до изгнания, чтобы однажды сказать себе, Я там была, я это сделала, я была так близка к тому, чтобы остаться. Пользуясь тем, что она жила внутри форта, Арлена приходила раньше коллег, которые провожали детей в школу, и уходила последней, после полуночи, часто Хоровиц сам выставлял ее за дверь, На сегодня хватит, идите отдыхать, завтра тяжелый день. Надо будет повторить расчеты по боросодержащей стали, изучить, как защитный слой ослабляет излучение, и замерить утечки в канализацию; у нас нет права на ошибку, я полагаюсь на вас.

Когда коллега пригласил Арлену на ужин в субботу вместе с тремя другими инженерами, она так удивилась, что не сразу ответила, Да, с удовольствием. Размышляя, не с Хоровицем ли связана такая перемена отношения, она принесла бутылку жевре-шамбертена, которую посоветовал продавец в винном, чем заслужила одобрительные комментарии, У этого нектара один минус – бутылка слишком маленькая.

Две недели спустя Арлену пригласили снова, – похоже, она влилась в эту молодую компанию. Она купила две бутылки, несмотря на цену, и почувствовала, что к ней стали относиться сердечнее, приняли за свою, хотя она держалась чуть в стороне и скорее слушала, чем говорила сама, – не получалось расслабиться, она боялась, что выдаст себя и о беременности узнают.

Жены инженеров принимали ее тепло, пытались завязать беседу, но в первый вечер Арлена не знала, о чем говорить, кроме расчетов, которые постоянно правишь, и экспериментов, которые повторяешь тысячу раз, чтобы перепроверить результаты. Жены скучали – их мужья тоже регулярно заговаривали о своей непонятной работе, – но им было приятно, что Арлена не смотрит на них свысока, понимает, как трудно быть домохозяйкой, и задает много вопросов о детях, о воспитании, о проблемах с нянями, о непонятной хвори по ночам и пронзительном плаче, от которого разрывается сердце; они радовались, что наконец-то можно обсудить пользу грудного вскармливания, регулярную помощь бабушек и еще тысячу подробностей, которые не интересуют их супругов.

Однажды вечером Кристина объявила, что беременна, и Колетт поделилась опытом безболезненных родов по методу Ламаза в клинике де Блюэ в Двенадцатом округе, Просто чудо по сравнению с предыдущими родами, настоящая революция. И посоветовала записаться к ним на курсы. Девушек очень тронул искренний интерес Арлены, И ты почти не страдала? Потрясающе. Как, говоришь, зовут доктора? И Колетт изложила ей все детали, о которых муж никогда не хотел слышать.

Наступил день, которого Арлена так боялась. Ее живот стал похож на евклидову сферу. Она пыталась отсрочить момент, когда скрывать станет невозможно, надевала связанный Вивиан широкий серый свитер, несмотря на теплую погоду, покупала на рынке в Лонжюмо необъятные сарафаны, похожие на мешки для картошки, зато скрывавшие округлости. Бабушка провела тест на носовой платок, Арлена подняла его, не сгибая колен, Вивиан предсказала мальчика, а она еще ни разу не ошиблась.

С Ирен все было загадочно. Когда Вивиан приезжала в Жуанвиль, никто ей не открывал. По мнению Арлены, мать выставила дочерей из дома, чтобы спокойно зажить с Роланом, – убедила Одетту перебраться к Жаку, поправ свои железные принципы, избавилась от Франсуазы, посоветовав работу секретарши в «Симка», хотя той не хотелось уезжать в такую глушь, как Пуасси, отправила Жаклин подальше от дома, хотя девочка очень этого боялась, обрела свободу и могла вдоволь ворковать со своим приятелем вдали от нескромных глаз.

– Я знаю свою дочь, – возразила Вивиан. – Ирен не настолько хитрая.

– А я знаю свою мать: когда она что-то вобьет себе в голову, ее с места не сдвинешь.

В клинике де Блюэ Арлена познакомилась с доктором Ламазом, но не смогла посещать групповые занятия из-за работы, поэтому врач дал ей брошюрку, чтобы она делала упражнения дома, и записал в специальную группу по воскресеньям с утра вместе с женщинами, которые тоже заняты на неделе.

В июне ей в голову пришла безумная идея. Доктор Руае считал, что роды примерно пятнадцатого августа, во время отпусков. Арлена подумала, что, если повезет, она увернется от гильотины, родив так, что никто в лаборатории не догадается, надо только распланировать дела и вытерпеть тянущие боли и мигрени. Теперь она отказывалась от приглашений, ссылаясь на усталость. Краситься Арлена перестала давно, но тут купила тональный крем, рекомендованный продавщицей, тот самый, которым пользовалась Одри Хепбёрн, – правда, от подводки для глаз отказалась. Она прятала круги под глазами и впалые щеки под слоем пудры цвета слоновой кости, который придавал коже фарфоровое сияние; в любом случае коллеги были настолько поглощены объемом работы, что не замечали перемен.

В тот вечер, когда группа тестировала систему регулировки кадмиевых стержней, погруженных в тяжелую воду при отключенном котле, и Арлене поручили диагностику американского сервопривода, который обеспечивает точность погружения до полумиллиметра, она обернулась и увидела, что Хоровиц мрачно смотрит на нее. Затем он подошел к ней, Идемте со мной! Она последовала за шефом в кабинет, Хоровиц закрыл дверь, И когда вы собирались мне сказать?.. А?.. Думаете, я слепой? От ужаса Арлена потеряла дар речи, Простите, но…

– Когда срок?

– Где-то в середине августа.

– Досадно! А могли бы сделать прекрасную карьеру… Когда вы уходите?

– Я… я не знаю… когда скажете.

– В конце июля вы как раз закончите исследование остаточных свойств отработанного топлива. Вас это устроит? – (Арлена кивнула.) – А потом чем займетесь? Полагаю, будете сидеть с ребенком?

– Да, и нужно будет найти работу, – может, получу профессорское звание, чтобы работать в лицее.

– Да? Так, может, останетесь здесь? Лично мне вы нужны.