Будь что будет
Шрифт:
…Я отказался от Арлены и выбрал Мари, но не для того, чтобы бросить ее, выбор я сделал осознанно. С Мари я хочу провести жизнь, она ждет ребенка, что ж, будем растить его вместе, мне двадцать два, и я из-за нее не пойду на войну. Что я буду делать? Пока не знаю, и это нормально, ведь вчера я был уверен, что поеду на край света сражаться с чужаками. Есть время подумать, может, посоветуюсь с отцом, интересно, что он скажет. Я принимаю это решение не из трусости, я не боюсь умереть или стать инвалидом. Когда решаешь поступать в Сен-Сир, вопросы жизни и смерти выходят на первый план и перестают быть абстракцией. С этой тревогой, с этим древним страхом ты справляешься сам, не слишком раздумывая, в тебе говорит инстинкт, сердце, страсть, но и разум тоже, некая форма разума. Когда идешь в армию, никто твою жизнь не застрахует, ты рискуешь погибнуть за свою страну, именно поэтому люди не понимают военных, ведь большинство не может представить, что есть нечто более важное, чем жизнь, поскольку все стремятся к одному – протянуть как можно дольше,
До сих пор мы мало говорили о Шарле Янсене, отце Даниэля, а видели его еще меньше, потому что он человек из тени, который не любит выставлять себя напоказ, серые тона ему к лицу, неприметность у него в крови. Когда он среди людей, его не замечают и знают о нем только то, что невозможно скрыть: он военный, окончил Сен-Сир после Первой мировой, женился по любви на богатейшей наследнице, в которую до сих пор влюблен. Его тяжело ранило в битве при Дюнкерке, его спасли в последнюю минуту, когда он тонул, после чего перевезли в Англию, где он выздоровел, поступил на службу к генералу де Голлю и работал под началом Полковника Пасси [50] . После войны оказал кое-какие услуги неосторожным друзьям, в частности Морису Вирелю, которого выручил из передряги. Те, кому он не нравился, утверждали, что он возглавляет спецслужбы, остается «кротом» де Голля и мастерски уворачивается от чисток, нередких в этой загадочной области, остальные довольствовались официальной версией – обычный генерал-лейтенант, работает в штабе на бульваре Сен-Жермен. А когда кто-то назойливо допытывался, чем же в действительности занимается Янсен, тот отвечал, Я должен предвосхищать проблемы и по возможности их избегать. Начальство его ценило, потому что говорил он мало и располагал к откровенности, и наверняка знали о нем две вещи: во-первых, он любит суп и ест его круглый год за каждой трапезой, а во-вторых, никто не называет его по имени, ни друзья, ни коллеги, ни товарищи по выпуску, – то ли он не любит свое имя, то ли не склонен к фамильярности, в любом случае все называют его Янсен.
50
Полковник Пасси – псевдоним главы военной разведки «Свободной Франции» Андре Деваврена (1911–1998).
Когда Даниэль сообщил отцу, что собирается подать в отставку ради Мари, и признался, что пока не знает, кем работать, Прости, что разочаровал тебя, я так хотел, чтобы ты мною гордился, Янсен и бровью не повел, доедая густой раковый суп, который особенно удавался шеф-повару ресторана на улице Сен-Доминик, где он обедал, Напрасно ты, Даниэль, взял улиток, суп просто восхитителен, не хочешь попробовать?.. Ладно, как хочешь… Из Сен-Сира не уходят до окончания учебы, никто так не делает, это выставит тебя в дурном свете. Окончи третий курс, получи звание лейтенанта, а там посмотрим. И потом, ничего страшного, если не поедешь в Индокитай, – разумеется, я говорю как отец, – можно заняться чем-нибудь получше. Я для тебя что-нибудь придумаю, но надо поразмыслить, спешить некуда, еще поговорим. Так или иначе, мама будет в восторге от этого решения, она тряслась от страха… Когда роды?
– Где-то в августе, кажется.
– И когда вы поженитесь?
– Мари и слышать не хочет о свадьбе. Она не хочет видеть отца и упрекает мать в том, что та его поддерживала. Жениться без ее родителей как-то бессмысленно, я пытался ее переубедить, но она твердит, что теперь она сирота, что не отгоревала по Тома и ей нужно время. Когда она станет матерью, все изменится. Ладно, я все-таки попробую суп.
В конце обучения четыреста тридцать девять курсантов выпуска получили звание лейтенантов. Несколько лет их готовили к службе в Индокитае, и все они отправились сражаться.
Кроме одного.
То, что они там обнаружили, оказалось хуже самых жутких кошмаров, и они поняли, что подготовлены не так уж хорошо. Сорок два из них там и погибли.
Жюль Хоровиц не был таким уж феминистом – по правде говоря, вся эта борьба и призывы суфражисток оставались выше его понимания. Заботила его лаборатория нейтронной физики, где приходилось управляться с двенадцатью инженерами и одной севрской выпускницей, которая пахала за двоих. Объем работы был гигантским, выделенных ресурсов не хватало – чтобы достичь поставленных целей, персонала должно быть в десять раз больше, бюджет, конечно, серьезно вырос, но весь был съеден строительством колоссального центра в Сакле на территории в двести семьдесят гектаров. Хоровиц тратил прилично времени на вербовку в аудиториях Политеха, Центральной или других высших школ; убеждая будущих инженеров устроиться в КАЭ после учебы, он использовал доводы в стиле де Голля, чтобы расписать достоинства французского проекта: независимость от американцев, создание атомной бомбы в ближайшем будущем, строительство десятков ядерных реакторов для масштабного производства электроэнергии, что обеспечит промышленное развитие страны, разоренной войной. Он понимал, что завоевал их симпатию, когда видел огонек в их глазах. Он умел играть на патриотических струнах студентов, умел продать мечту,
но его поджидал коварный враг, против которого он был бессилен: деньги. Всегда найдется тот, кто задаст роковой вопрос, И какова годовая зарплата? Сегодня-то Хоровиц уже знал, что главное – не отвечать, если не хочешь увидеть презрительную улыбочку на губах этих молокососов, Я вам о чем говорю? О том, как пойти по следам Оппенгеймера и Эйнштейна, о нашей великой нации, о том, что вы можете вписать чудесную главу в ее историю, совершить величайшее открытие всех времен, которое защитит вашу семью и станет вашей гордостью.– Да, но сколько мы будем зарабатывать?
В итоге приходилось озвучивать месячную зарплату, и даже с учетом надбавок от администрации они будут получать меньше, чем преподаватели, причем без каникул, так что кандидаты к нему не рвались – можно заработать вдвое больше в любой компании, а к концу карьеры разница станет беспощадной. Другими словами, только идеалисты, сторонники де Голля и коммунисты готовы были принять предложение (но последних не пропустит ДТН), так что, находя человека, отвечающего требованиям, Хоровиц вцеплялся в него мертвой хваткой. Он сказал Арлене, что наймет ее до окончания испытательного срока, чтобы доказать, как он ею дорожит. И ни за что не отпустит в частную компанию или в лицей – ведь она находится на уровне выпускников Политеха и держится с ними на равных. Если нужно пересмотреть рабочий график, чтобы она успевала заниматься ребенком, это нетрудно, в конце концов, женщины должны рожать, чтобы пополнить население страны. Но, против всех его ожиданий, девочка нахмурилась, Меня не устраивает должность научного ассистента, я выполняю работу инженера и хочу быть инженером. И с той же зарплатой.
И ровно на таких условиях Арлену приняли в лабораторию нейтронной физики. Когда кадровик напомнил Хоровицу, что новенькая имеет право на шестинедельный декретный отпуск до и восьминедельный после родов, Арлена ответила шефу, Я отлично себя чувствую, работы выше крыши, за меня ее никто не сделает, а когда вернусь, обязательно ее закончу. Когда устану, тогда и отдохну.
В понедельник одиннадцатого августа пятьдесят второго года, когда Арлена чинила свои счеты, из которых выпал стерженек, левую ногу свело судорогой, и она пошатнулась – начались первые схватки. Рожать она собиралась в клинике де Блюэ, но такси, которое вызвал Хоровиц, запаздывало. Так что Арлене помогал военный санитар, и она без особых мучений к середине дня родила мальчика весом три кило триста граммов, с черной курчавой шевелюрой и двумя боксерскими кулачками. Все сошлись на том, что это первые роды внутри форта Шатийон, и никто не знал, случайность это или же им подмигнула судьба.
Хоровиц с командой скинулись и подарили Арлене настоящую английскую детскую коляску, как у королевы Британии, и не уставали восхищаться спокойным малышом. Вивиан перебралась в шале, чтобы помогать с Лораном, Ирен же, взглянув на внука, заявила, что он вылитый Жорж, и принесла фотографию начала века, где голенький кудрявый шестимесячный дедушка лежит на животе, – и действительно, сходство было поразительным.
В следующий понедельник Арлена появилась в лаборатории, Я ненадолго, кое-что проверить. Она снова вернулась ближе к вечеру, и назавтра, и через день. И тогда, глядя, как Арлена снова щелкает своими китайскими счетами, Хоровиц подумал, не присмотреться ли к выпускницам женской Высшей школы, Девочки явно заинтересованы, и у них есть преимущество – они не слишком требовательны.
Когда Даниэль, грязный и мокрый, вернулся с ночных тактических учений, его вызвал генерал Файяр, командующий центром Коэткидан, – человек не из приятных, и вдобавок всегда тревожно, когда большой босс уточняет через ординарца: незамедлительно. Патрулирование прошло без эксцессов и инцидентов, – правда, местные жители жаловались на минометы и стрельбу боевыми патронами, но начальство не обращало на это внимания. Что он мог натворить, чтобы его так срочно выдернули? О своей отставке, намеченной на конец октября, он никому не говорил. Явившись, Даниэль отдал честь, Простите, генерал, я сразу пришел к вам и не успел переодеться.
– Вольно. В виде исключения я принял телеграмму от вашего отца. Куда ж я ее дел? – Генерал порылся в бумагах на заваленном письменном столе. – А, вот она: «Роды прошли хорошо, мать и дитя здоровы. Но с Мари есть сложности. Срочно позвони. Янсен». Если хотите позвонить отцу по моему телефону, я выйду. Передавайте привет Янсену, он был моим крестником в Сен-Сире.
В поезде на Париж Даниэль прокручивал в голове телефонный разговор с отцом и то изумление, даже ужас, который охватил его, когда он узнал, что Мари решила назвать сына Тома, Ты представляешь? Как могла ей в голову прийти такая дикая мысль? Мадлен, а она гораздо терпеливее меня, объясняла ей, что это неправильно, это вызовет путаницу, но ты прав, Мари упряма как ослица. Когда я сказал, что оба родителя должны быть согласны, она ответила, что все решено, а если мне не нравится, ничего не поделаешь, она все равно назовет сына Тома, и это хорошо, что бы я ни говорил, ведь так будет жива память о его покойном дяде.
От вокзала Монпарнас Даниэль дошел пешком до роддома Боделока, где двадцать три года назад рожала Мадлен, но Мари с утра покинула свою палату вместе с младенцем. Когда он появился на бульваре Бон-Нувель, Мари показала ему сына, спящего в белой колыбельке, Это Тома, смотри, какое чудо.
– Слушай, не нравится мне, что ты его так назвала, тяжело нам будет с этим именем, давай выберем другое.
– Поздно, Даниэль, после роддома я зашла в мэрию Четырнадцатого округа и зарегистрировала его под этим именем.