Будь что будет
Шрифт:
– Могла бы сначала поговорить со мной.
– Я думала, тебе будет приятно, ты любил Тома, он был твоим другом.
– Да, я любил его как брата, но теперь я буду звать сына и сразу вспоминать Тома, думать о нем – невозможно ведь постоянно жить с этим.
– Прости, но это окончательное решение.
– Я не согласен. Я просто не смогу звать его Тома. Я выберу другое имя. Жером вроде неплохо, как думаешь?
– Его зовут Тома. Ты привыкнешь.
– Никогда!
Мари также запретила сообщать своим родителям, что она благополучно разрешилась от бремени, «Я как Коломба [51] , я не прощаю». Но Мадлен рассказала Жанне и Морису о рождении ребенка, о битве за его имя, показала фотографии, и Жанна расплакалась, Поверить не могу, что моя дочь настолько нас ненавидит, я ведь все для нее делала. Морис без конца повторял, Надо набраться терпения, она поймет, что я действовал исключительно ради Тома. Через несколько месяцев,
51
Коломба – заглавная героиня одноименной новеллы Проспера Мериме («Colomba», 1840), которая добивается исполнения вендетты.
По мнению Янсенов, Мари все усугубляла тем, что отказывалась крестить сына, И слышать не хочу об этом религиозном бреде, если вам охота покривляться в церкви, дело ваше, а я туда ни ногой, разве что полюбоваться на фрески и витражи. Мари была не только упряма, но еще и искренна, предельно искренна. Ее можно было осуждать за жесткость и непримиримость, она и правда была не слишком сговорчива, но так проявлялась ее огромная любовь к брату-близнецу – да, она не знала меры и бывала резка, не шла на уступки, но к чему компромиссы? Мари чувствовала – и с полным основанием, – что ее не понимают, что ей приписывают дурные умыслы, потому что она не подчиняется желаниям других, но ей было плевать, это их проблема, ведь она в итоге получила все, что хотела.
Арлене было трудно привыкнуть к Лорану – это же поразительно, два дня назад дом был пуст, жизнь протекала вовне, а теперь ее ждал он, словно гость, ставший центром внимания, и смотрел своими серьезными глазами. Они без конца глядели друг на друга, и Арлена пыталась понять, как ей удалось создать этого человечка, – эта загадка сбивала ее с толку; к тому же ребенок почти не плакал. Работая в лаборатории, она всегда знала, когда идти к нему, когда она нужна ему, и никто из коллег не позволял себе замечаний, когда она отлучалась его покормить, – к счастью, шале находилось в двухстах метрах; если же она запаздывала, что случалось нередко, младенцем занималась Вивиан, а Лоран терпеливо ждал. Иногда Арлена приносила работу домой, особенно после полудня, ссылаясь на то, что ей нужна тишина, чтобы сосредоточиться, а в лаборатории слишком шумно, она садилась за обеденный стол, одним глазом поглядывая на спящего в колыбельке сына, выстраивала в столбики замысловатые уравнения и выполняла сложные операции на логарифмической линейке или на китайских счетах; очень скоро она заметила, что Лоран прислушивается, следит за ее рукой, бегающей между стерженьками, и в ответ на четкий сухой перещелк косточек вдруг улыбается или радостно дрыгает ножками, и пользовалась этим – счеты стали не просто сверхбыстрым калькулятором, но и генератором хорошего настроения, который вызвал первый смех ее ребенка.
Не единожды Арлена засыпала во время кормления грудью, или засыпал Лоран, или они оба. Однажды утром, около половины пятого, Арлена проснулась и не смогла больше уснуть, Я так не могу, в ближайшие дни надо сказать Пьеру, что у него есть сын, понять, рад он или нет и меняет ли это что-то между нами. Для меня это изменило все. В конце концов, у малыша должна быть семья, то есть отец и мать. В идеале, чтобы они жили вместе. Нужно попробовать. Обязательно.
Арлена не знала, как лучше поступить. Но, как часто говаривал Хоровиц, Не получив результата, нельзя узнать, успешный ли эксперимент, нужно проверить in vivo [52] . Вивиан посоветовала написать Пьеру и объяснить, почему до сих пор молчала, Когда мы говорим вслух, то часто ссоримся, тут уж не до объяснений, для меня это всегда было кошмаром, особенно если это твой бывший, – ведь дело не в ребенке, а в ушедшей любви, которая на самом деле никуда не уходит, и это все усложняет. А когда пишешь, есть время подумать и подобрать слова. Арлена ответила, что на бумаге все эксперименты заканчиваются успешно, но в реальности все меняется, поэтому лучше встретиться лично, пусть даже это приведет к ссоре. Она отвергла идею встречи на улице Реомюр – обоих будет поджимать время – и решила приехать к Пьеру домой в выходной день, тогда они все успеют.
52
Вживую, в естественных условиях (лат.).
В следующее воскресенье она положила Лорана в королевскую коляску, но спохватилась – будет неудобно на лестницах в метро – и отправилась в путь с ребенком на руках.
Арлена устроилась на террасе «Кафе де ля Мэри» на площади Гамбетта, не отрывая глаз от входной двери дома Пьера, Когда он выйдет, я его увижу, а если его долго не будет – что ж, позвоню в дверь, но сейчас он, наверное, еще спит. Она заказала кофе с молоком, уложила Лорана
на колени и вздрогнула, Эй, что ты здесь делаешь? Она обернулась – за спиной стоял Пьер с продуктовой корзинкой в руке и смотрел на ребенка, Кто это?– Это Лоран, твой сын.
– Ты серьезно? – Пьер рухнул на стул, переводя глаза с Арлены на малыша. – Я… я такого не ожидал.
Они помолчали, Лоран размахивал ручками.
– Хочешь подержать? – Арлена передала ему младенца, Пьер неловко его ухватил. – Ему три недели.
– Почему ты ничего не сказала?
Арлена пожала плечами, Пришлось разбираться с массой проблем, а главное, с работой, я боялась ее потерять, если узнают, что я беременна, потом все уладилось, я получила жилье рядом с лабораторией, и Вивиан приехала помочь – слава богу, без нее я бы пропала. Я решила кормить грудью, так лучше, кормлю по восемь раз в день, совершенно вымоталась, болит спина, грудь, и все время хочется спать… Когда я его регистрировала в мэрии Фонтене-о-Роз, меня спросили о дате и месте твоего рождения, а я их не знала.
– Я тебе все скажу. Это что получается по времени?
Пьер начал подсчитывать на пальцах.
– Он точно твой сын, не сомневайся… Знаешь, я тут подумала, что мы могли бы стать семьей ради ребенка, он не отвечает за ошибки родителей.
Пьер на секунду задумался, покачал головой, Слишком поздно, Арлена, поезд ушел. Назад хода нет, и не только из-за твоей работы, с этим мы бы как-нибудь разобрались – дело в том, что мне удалось тебя забыть. Мне было очень плохо, когда мы расстались. Однажды вечером я даже приехал в Городок, потому что больше не мог, я оставил записку у твоей соседки по комнате, чтобы она тебя предупредила, но…
– Мне никто ничего не сказал! Что ты хотел?
– Я был в отчаянии, запутался и хотел быть с тобой, вот и все. Я ждал… Я подумал, ты решила меня помучить и надо потерпеть, может, мы сумеем склеить осколки. Прошли недели, и я взял себя в руки. А еще я подумал, что нельзя до такой степени отрекаться от себя, ведь если забыть, кто ты есть, что останется? Невозможно отказаться от своих убеждений, и я тащил свою тяжелую ношу, но боль в конце концов исчезла. Однажды я осознал: «Надо же, я не думал о ней вот уже… черт-те сколько». А потом встретил девушку, с которой у нас общие взгляды, и сумел отодвинуть тебя в сторону. Я снова смог жить без тебя. В общем, жить с человеком, чьи взгляды и работа настолько выбешивают, – так себе идея. А еще меня до сих пор злит, что ты все испортила из-за своих амбиций и гордыни, не выношу таких людей, которые притворяются, будто работают на благо человечества, а на самом деле его уничтожают. Мы будем все время ссориться, мы будем несчастны, и ребенок тоже. Я помогу с Лораном, можешь на меня рассчитывать, буду забирать его, когда смогу, буду им заниматься, но мы… вместе… нет, это невозможно. Постараемся хотя бы остаться друзьями, раз уж нас связывает этот малыш, – это лучшее, что мы можем для него сделать.
Даниэль больше не думал об Арлене, разве что мельком, когда проезжал через Жуанвиль к родителям на ужин. Они окончательно потеряли друг друга из виду, его даже не интересовало, что стало с девушкой, которую он так любил, ее образ застыл в памяти, будто она тоже умерла. И Арлена не думала о нем, работа целиком поглощала ее, приходилось ежедневно улаживать тысячу дел, жизнь была расписана до секунды и крутилась между Лораном и лабораторией. Отныне Даниэль и Арлена жили в настолько далеких мирах, что их встреча казалась невозможной.
Говорят, что молния никогда не бьет дважды в одно и то же место. Но любой математик вам скажет: у каждой прямой в бесконечности существует точка, через которую проходят все параллельные ей прямые и в конце концов пересекаются. Пересечение судеб Лорана и Жерома-Тома тоже казалось маловероятным, они родились с разницей в два дня и ничего не знали о бурных событиях, которые предшествовали их появлению на свет, о горечи и злости, которые невольно связали их друг с другом, о чем никто им не расскажет, – однако именно они тринадцать лет спустя напишут судьбу своих родителей.
Удар молнии. Во второй раз.
Будь что будет
Я была уверена, что в момент истины, после восьми лет упорной работы, нас охватит некое волнение, неведомый восторг, но команда осталась невозмутимой, словно речь шла о запуске дизельного двигателя. Припав к измерительным приборам, мы завершали последние расчеты, финальную настройку, и только неблагоприятная погода могла бы нам помешать, но небо Сахары оставалось ясным и невероятно синим, обещая великолепные безветренные дни. Обратный отсчет начался. Взрыв, который произойдет завтра утром ровно в семь часов четыре минуты, превратит Францию в четвертую атомную державу. Де Голль хотел гарантировать независимость страны и дал нам колоссальные средства для создания собственной силы сдерживания, поэтому он пошел против воли американцев, которые собирались держать нас при себе и предлагали защиту своим оружием. А также против мнения подавляющего большинства генштаба армии, который и дальше хотел пользоваться этой защитой и опасался, что национальная безопасность ускользнет из рук военных и станет исключительной прерогативой гражданских лиц, пусть даже и президента Республики.